Единственная

— Ну, а что еще?

— В остальном — пока порядок. Если не считать аварию с грузовиком, вроде тормоза отказали…

— Слава Богу, хоть лошадей в грузовике не было.

— Так ты впрямь решил жениться на моей маме, Джорди? — Тревис взобрался на забор, ограждающий выгон, чтоб с высоты поглядеть, как Джордан садится на лошадь.

Джордан взглянул на мальчишку с интересом.

— Честно тебе скажу, Тревис, мы не обсуждали с твоей мамой нашу дальнейшую жизнь, но предположение твое вполне реально.

— А думаете, она этого хочет?

— Почему бы и нет?

— Моя мама особенная женщина, она в последний момент может все перерешить. Насколько я знаю, возле нее никто никогда долго не задерживался.

— Все когда-нибудь происходит впервые. — Джордан явно заинтересовался, услышав про тех, кто «не задерживался»: интересно, много ли их было?

— Это к маме не относится, просто она не любит никому ни в чем быть обязанной.

Услышав последнюю фразу, Джордан не сдержал смешка:

— Если я правильно тебя понял, ты хочешь сказать: мама не любит брать на себя обязательств?

Тревис кивнул.

— Да, я сказал, что долго рядом с ней никто не бывал. Даже мой отец.

— Но, может быть, ей вообще лучше быть одной — есть же такие люди.

— Не знаю. Мне-то кажется, что она тебя любит.

— Ладно, спасибо за разговор, за доверие. А теперь слезай — начнем наш первый урок верховой езды.

— Твой сын считает, что ты убежишь от меня раньше, чем прозвонят свадебные колокола. — Джордан положил руку на плечо Слоун, и они медленно пошли берегом, ступая босыми ногами по мокрому песку. Солнце — раскаленный багровый шар — поднималось из-за океана. Начинался новый день.

— Почему, интересно, он так сказал?

— Не знаю. И еще сказал, что ты не хочешь обременять себя никакими обязательствами.

— Что? Что?

— Но учти, я не стал ему говорить, что немного знаком с твоей манерой первой делать неожиданные ходы.

Слоун изменилась в лице, хотя попыталась скрыть это.

— Который раз убеждаюсь, что мой сын слишком болтлив.

— Да нет, он просто о тебе очень беспокоится. И о себе тоже… извини, но мне показалось, что пареньку не хватает отца.

— Да, ты прав.

— Вот он и вбил себе в голову, что ты будешь всегда исчезать в самый последний момент, когда надо произнести решающее «да».

Джордан поднял веточку и стал рисовать на песке абстрактные композиции.

— У Тревиса богатое воображение.

Джордан отбросил веточку, внимательно посмотрел на Слоун.

— Ты уверена, что дело только в богатом воображении твоего сына? А может быть, это в самом деле твоя обычная уловка?

— Не придавай слишком серьезного значения тому, что наговорил тебе Тревис. Он по природе хитрец, всегда делай на это поправку.

— Слоун, ты не ответила на мой вопрос.

— Я никуда не денусь.

— Это хорошо. Я люблю тебя, Слоун, и очень не хочу тебя терять, — просто и искренне сказал он.

Слоун собралась что-то ответить, но передумала и промолчала.

— Ты ведь никогда не говоришь со мной о нашей любви, — продолжал Джордан. — Нет, разумеется, когда мы в постели, в миг страсти я слышу многое — но не в другое время.

Слоун опустила голову, уставясь в песок: у ее ног из переплетения линий, начерченных Джорданом, которые казались ей случайными, четко возникли два сблизившихся сердца.

— Ты знаешь, что я чувствую, — тихо сказала она.

— Мне кажется, знаю, — но — хочу услышать. Хотя бы сейчас.

Слоун подняла глаза. «Колеблется? Не может решиться? Стесняется сказать?»

— Я действительно люблю тебя, Джордан, — мягко сказала Слоун. — Мне в самом деле очень трудно произносить эти слова, они делают меня беззащитной, уязвимой. Я не хочу пережить это еще раз.

— Даже со мной?

— Даже с тобой. Любовь не приносила мне счастья, и я старалась не примешивать любовь в свои отношения с мужчинами. А когда встретила тебя… полюбила. Ты видишь. Я чувствовала, что правильней уйти сразу, но — не смогла. Хотя я боюсь страдания. Не хочу снова страдать.

— Кто заставлял тебя страдать? Кто?

— Никто, — быстро ответила Слоун так быстро, что это не укрылось от Джордана. — Не спрашивай…

— Тот, кто боится пережить страдание, непременно испытает его снова. Знаю по собственному опыту. Не бойся, расскажи мне о своей боли.

— Не надо об этом, Джордан.

— Послушай, Слоун, настоящая любовь немыслима без доверия друг к другу. Ты мне доверяешь?

— Я верю тебе. Всем сердцем.

Джордан поцеловал ее.

— Джордан, я люблю тебя, — повторила снова Слоун, — но ты слишком торопишь меня. За плечами у тебя безоблачное детство, родители, обожающие тебя и друг друга. Ты вырос; зная, что такое любовь, — потому что жил в любви. У меня было по-другому…

— Как именно?

— Это длинная история.

— Но у нас много времени.

Слоун отрицательно покачала головой.

— Не сейчас, Джорди. Я не могу, еще не могу. Запасись терпением. Хорошо?

Джордан положил ей руки на плечи.

— У меня и впрямь было замечательное детство, но потом жизнь не раз жестоко била и меня, Слоун, на том пути, которым я пошел. А это только мой путь, я его сам выбирал.

— Но ты все же знаешь, какими могут быть добрые человеческие отношения…

— Знаю, любовь моя. — Джордан схватил ее, поднял на руки. — И клянусь, покажу тебе, что это такое.

Тревис с Кэппи и двумя конюхами отправились в Уэст-Тизбери. Джордан и Слоун предпочли прогулку верхом. Слоун не могла нарадоваться, как быстро вспомнила уроки верховой езды, которые она брала еще подростком, на лошади чувствовала себя уверенно, вполне уверенно. Все утро они много ездили верхом, потом пошли пешком, отпустив лошадей попастись.

— Расскажи, что это за места, ты ведь все здесь знаешь. Со времен своего безоблачного детства.

— Когда чем-то обладаешь от рождения, принимаешь все как само собой разумеющееся! — Джордан смутился. Где-то подобранной длинной палкой он ворошил листья, желтым ковром лежавшие под ногами, — осень пришла на остров, в штат Массачусетс, все деревья, кроме сосен, пылали желто-красным огнем. Солнце теперь легко пробивалось сквозь поредевшую листву, оно освещало лицо Слоун, и Джордан подумал, что эта женщина, его дорогая женщина, — из совершенно другого мира, ему почти неведомого. И не хочет об этом мире рассказывать.