Единственные

– Я трамваем прекрасно доеду. Ну, ты тут без меня не очень хулигань, и вот что еще – найди ты себе хорошего парня и поскорее выходи замуж.

– Я постараюсь.

– Или уже нашла?

Он пытался понять, точно ли дочка ночевала у подруги, или это обычное девичье вранье.

– Пап, у меня еще нет парня, честно. Я была у Лиды. У нее беда – жених бросил, а она беременная. Я ее не хотела одну оставлять.

– Ну и правильно сделала.

– Ты-то хоть мне веришь?! – вдруг закричала Илона.

– А почему я должен не верить тебе? – удивился отец. – Ну, я пойду, что ли… Я всего на час вырвался, вещи забрать.

– Вы все-таки помиритесь, ладно?

– Как получится.

Но Илона понимала – это печальное «как получится», скорее всего, означает «никогда».

Оставалось придумать, что соврать матери. Объяснять ей, как вышло, что дочь отпустила отца без скандала, Илона не хотела. Придумала – утром позвонили, позвали в редакцию, а там… Ну, до вечера можно изобрести причину, по которой дневного корректора с утра вызывают в редакцию. И, убежав спозаранку, Илона не встретилась с отцом, который пришел за своими вещами. Вот так. Вранье – единственный способ соблюсти в доме тишину.

Несколько дней мать ходила пришибленная. Быть брошенной женой – приятного мало. Она цеплялась к Илоне, но Илона отмалчивалась.

Она только пыталась понять, что в материнской скорби от оскорбленной любви, а что – от оскорбленного самолюбия. Ведь не по расчету же мать шла замуж за отца! Было же между ними что-то – тяга, симпатия, доверие? В поисках ответа Илона взяла старые фотоальбомы, исследовала картинки, где мать и отец вместе. Обнаружила странную вещь – на снимках, где она маленькая с отцом, отец смеется. На снимках, где она маленькая с матерью, мать сдержанно улыбается.

Наконец мать пропала.

Обычно она приходила с работы примерно в одно время – в половине седьмого. Когда в девять Илона заскочила домой, чтобы взять нужную для роли вязаную шаль, матери еще не было. Тетя Таня только руками развела: нет, не появлялась.

Подруг у матери было три – и все три какие-то ритуальные подруги. Хождение в гости случалось по календарным праздникам и по случаю дней рождения. Дружба сводилась, в сущности, к долгим телефонным разговорам. Илона позвонила им и узнала, что мать у них не появлялась – ни в человеческом образе, ни в телефонной трубке. Все три не задали ни единого вопроса об отце, из чего Илона поняла: мать скрыла от подруг отцовское бегство.

Она уже собралась убегать, когда позвонил Яр.

– Как обстановка? – спросил он.

– Варвара взяла над ней шефство. Они теперь вместе ходят в домовую кухню.

– В домовую кухню?..

– Ну да, ей же нужно правильно питаться, а не сидеть на булочках с корицей.

– Хорошая бабулька эта ваша Варвара. Передай Лиде – я вас обеих в субботу в кино приглашаю.

– Здорово! А твоя тоже будет?

– Нет, крошка, моя не будет. Моя поехала к своей матушке – плакать и жаловаться на меня, скотину неблагодарную. Знаешь, крошка, мне очень плохо…

– Тебе?

Яр, красавчик и замечательный собеседник, меньше всего был похож на человека, которому хоть раз в десять лет бывает плохо.

– Да, мне. Ну так заметано?

– Заметано!

Илона понеслась на репетицию. Но репетиция с самого начала пошла наперекосяк. Буревой был невнимателен, потом непонятно за что изругал звукооператора, Вурдалака Фредди. И сбежал, не попрощавшись. Студийцы думали – выскочил в туалет, ждали четверть часа – он не вернулся.

– Со своей Элечкой поссорился, – сказала Вероника.

Илона чуть за сердце не схватилась – толстая Вероника знала то, чего она которую неделю не могла выяснить!

Реальность, как всегда, грязными сапожищами вторглась в воображаемый мир. Ну, не полностью воображаемый – репетиции все же были реальны. Но то, во что они превращались у Илоны в голове, уже смахивало на фантастику. Мир, ограниченный четырьмя стенами зала, словно бы отталкивал то, что не имело отношения к пьесе «Большеротая» и к агитбригадным речевкам. В зале Илона сражалась за любовь Буревого и часто побеждала – он обнимал за плечи, он мог схватить за руку, объясняя мизансцену. Эти события она переживала по десять раз. Но где-то жила Элечка, у которой были с Буревым совсем другие события. Может, в том доме, где он тогда остался на ночь.

Илона поняла, что новой сумки к Новому году, кажется, не будет – нужно ловить такси и мчаться, выслеживать, узнавать правду!

Или она опоздала, или Буревой понесся в какое-то иное место.

Был еще один способ приблизиться к правде.

Поскольку Буревого пригласили в городской театр откуда-то издалека, он своей жилплощади не имел, а был пристроен в общежитие строительного техникума, выбранное за близость к театру. Там ему выделили комнатушку на втором этаже. Будущие строители, ребята крепкие и симпатичные, без личной жизни не обходились, и девчонки к ним туда бегали в любое время суток. Из трех вахтерш две были прикормленные, а одна принципиальная. Прикормленные старались не обращать внимания, когда со двора, через подвальный этаж, в общагу проникали веселые подружки.

Илона знала этот путь, потому что к будущему кровельщику Лешке бегала бывшая одноклассница Люська, та еще шалава. Лешка был выбран за особое качество – он хотел на Люське жениться.

Буревого в комнатушке не случилось. Он где-то пропадал – может, у Элечки, может, у другой разлучницы. Оставалось только ехать домой.

Мать сидела в зале и ждала.

– Ну что, теперь ты довольна? – спросила она. – Ты довольна, да? Ты этого хотела?

– Чего я хотела?

– Чтобы он ушел!

– Я хотела, чтобы вы помирились!

Мать покачала головой.

– Я все знаю! Ты была дома, когда он за вещами приходил!

– Ну и что?!

– Ты что, чертова кукла, не могла у него чемодан отобрать?!

– Не могла!

– Не могла ему сказать: идиот, ты что, совсем…

– Если ты еще раз назовешь отца идиотом, я уйду, – сказала Илона.

– А кто же он, по-твоему?!

Буревой много чему научил. Однажды он сказал: обещай только то, что можешь сделать сразу, немедленно, если ты на сцене говоришь «Я тебя убью!», зритель должен верить, что прямо вот сейчас возьмешь и убьешь. Если говоришь, что спрыгнешь с крепостной стены, зритель должен вздрогнуть: эта дура сейчас прыгнет! Речь шла об эпизоде, где Мэгги угрожает самоубийством, чтобы спасти Вилли. И Буревой пытался откопать в памяти у Вероники и у Илоны хоть что-то похожее.

Вот его наука и пригодилась.

Илона повернулась, вышла из залы, потом – на лестничную клетку. Ее трясло. Она понимала, что с матерями так не поступают, но ведь и с мужьями жены так не поступают! Все в семье получилось неправильно.

Тетя Таня еще не спала. Они с Галочкой ждали звонка от Толика. Там, невесть где, решалась его судьба: скоро ли отпустят к жене, и не придется ли застрять еще на полгода.

– Можно у вас переночевать? – спросила Илона.

Тетя Таня и Галочка переглянулись.