Единственные
Шрифт:
– Прекрати.
Светулёчек недовольно засопела.
– Богданчика с собой берешь?
– Да.
– Черт… И правда, уменьшенная копия Волгарского. В жизни особенно видно сходство.
– Даааа.
– Что-то ты выглядишь хреново.
– Я тебе потом расскажу.
– То есть тебя реально чуть ли не на допрос отправили?
– Хуже. Это какая-то жесть. Нет, я знала, что с непростыми людьми не просто, но чтобы так…
– Может, тогда пошлешь всё на хрен?
– Прекрати ругаться. И так тошно.
– Богдан почти заснул.
– Вот
– На руках его будешь держать?
– А есть выход? Машину мою отгонишь?
– Говорю же, да, – Света нахмурилась сильнее. – Но мне всё равно не нравится, что ты поедешь с ними одна.
– С ним. Я так понимаю, начальник охраны остается.
– Это тот, что в дверях застыл?
– Да.
– Блин, а крут. Неее, реально крут.
– Свет…
– Брутальный такой мачо. Жаль, у меня на старичков не стоит. Да улыбнись ты, Штатова, на тебе лица нет, бледнее стены стоишь. Я развеселить тебя хочу, подбодрить.
– Мне не до смеха.
– Черт, раньше ты была поувереннее.
Лана, интуитивно похлопывая сына по спинке и раскачивая из стороны в сторону, тем самым укладывая его, негромко вздохнула:
– Всё будет хорошо. Так… надо.
Света, перестав паясничать, кивнула.
– Я знаю. Ты у нас молодчинка.
– Не звони мне. По крайней мере, первые часы. Я не думаю, что задержусь надолго, но… – Лана сглотнула. – Я очень хочу увидеть Лешика.
– Понимаю. Кстати, Волгарский на тебя зверем смотрит.
– По-другому, кажется, он и не умеет.
– Хм… Тоже мужик колоритный. В жизни – лучше.
– Свет, ты издеваешься, да?
– Всё. Молчу. Жду от тебя весточки. Если к вечеру ничего от тебя не получу, буду бить тревогу.
– Договорились.
Погладив уже спящего Богдана по спине, Руслана кое-как поправила сумку и с сожалением подумала, что надо было брать рюкзак. С ним было бы удобнее. Кто же знал, что так дело обернется.
Ладно, как получилось, так получилось.
Проходя мимо Макара, Лана коротко бросила:
– До свидания.
– До скорой встречи, Руслана.
Света демонстративно приподняла брови и хмыкнула, чем невольно разозлила Лану. Подруга была ей очень близка, стала частью их семьи, помогала во всем, но порой её беспардонность и чрезмерная прямолинейность переходила рамки. Видимо, это их случай, когда противоположности притягиваются и идеально находят общий язык.
Макар вернул жест Светлане, отзеркалив его.
– Если бы не Волгарский… я бы сто пудов попросила завернуть его начальника охраны.
Лана промолчала. У Светы наблюдался кризис в личной жизни, и она пребывала в активном поиске. Сейчас она дурачилась. Подруга никогда не засматривалась на таких «взрослых» дядь, да ещё с откровенной брутальностью. Ей нравились веселые парни, умеющие радоваться жизни и тусить.
Захар пропустил в лифт их первыми. Потом зашел сам. Света, скрестив руки на груди, без стеснения уставилась на Волгарского.
Лана же мысленно попросила её молчать. Не стоит дразнить медведя, особенно, находясь на его территории.
– Уснул? –
вопрос Захара почему-то застал Руслану врасплох.Она, полностью сосредоточенная на поездке вниз и на том, чтобы не чувствовать давящую энергетику взрослого мужчины, старалась на него не смотреть. Куда угодно… только не на него. Она не представляла, как они дальше будут общаться. В душе свербела обида на его поведение, на отношение к ней. Она не лукавила, когда сказала, что не привыкла к подобному. И ей было откровенно плевать, за кого он её принял! Главное – что в результате!
Она старалась успокоиться. За долгие месяцы вдовства она приучила себя контролировать эмоции, иначе – никак. Ребенок ни в коем случае не должен чувствовать нервозность и беспокойство матери. Он впитывал в себя абсолютно все, любые эмоции мамы. Поэтому Лана сразу же дала себе установку – при нем только улыбаться и излучать радушие. Конечно, не всегда получалось. Она не железная. Были срывы и не единичные. Когда казалось – всё, она больше не выдержит, сломается. Где находить силы? Улыбаться… жить… Хватало одного взгляда на сынишку, чтобы захотеть дать себе крепкую оплеуху. Она что, с ума сошла?! Откуда депрессивные мысли? Не сметь, Руслана! Не сметь…
Год постоянного контроля не прошёл даром, и она многому научилась. Вот и сейчас, несмотря на огромное желание огрызнуться Волгарскому, сказала относительно спокойно:
– Да.
Всего одно слово. Пока на этом всё.
Волгарский же смотрел на них пристально, изучающе. От его холодного темного взгляда хотелось спрятаться. Когда последний раз на неё мужчины смотрели столь открыто? Давно. Да и смотрели ли… Илья всегда был рядом, а она была его. Тут не до других взглядов.
А после смерти мужа… Какие мужчины! Не до них было. Да и Лана, будучи верующим человеком, соблюдала траур. Для неё кощунственным воспринималось всё, что касалось мужского пола. Взгляды, комплименты, заигрывание. Она всё пресекала на корню.
Не хотела.
Не могла.
Лишнее.
Иногда, оставаясь в квартире только с Богданчиком, она представляла, как бы они жили втроем. Хорошо бы жили, счастливо. А если впустить в жизнь другого мужчину? Просто в воображении… Не сейчас, а через год, два, три. И тело Русланы окатывала удушливая разъедающая волна.
Не готова.
Как это – позволить себя целовать кому-то, кроме Ильи?
Ласкать… Прикасаться…
Трогать её там…
Ребята, вы серьезно?
Нет-нет-нет.
Илья – её первая любовь. Её мужчина. Она клятву ему давала. И нарушить её не представляла возможности.
Лана понимала умом, что жизнь продолжается. Она не может вдовствовать всегда. Ее друзья и родственники уже намекали, мол, Руся, год прошел, пора и о себе задуматься. Она только улыбалась в ответ и ничего не говорила.
Да, жизнь продолжается… В их ребенке.
Который находится у Захара Волгарского.
Если начинать думать в этом русле, сойти с ума можно. Лана ставила блок. Нельзя. Стоп. Всё постепенно, понемногу.