Единственный мой, или Не умею жить без тебя

– Да, люблю. И с заварным кремом, и со сливками. И побольше, – рассмеялась я.

– Ты как Винни-Пух в гостях у кролика, – теперь уже рассмеялся Алексей.

В магазине мы купили эклеров, Алексей взял еще сигарет.

– Хочешь еще что-нибудь?

Я на ухо ему прошептала:

– Только тебя…

– Я тоже, – Алексей привлек меня к себе и нежно поцеловал.

– Ау! Молодые люди! Вы же в магазине! Здесь дети, – стала возмущаться пожилая продавщица. – Совсем обнаглели! Мало того, что в парке и на набережной по вечерам проходу нет, на каждой лавочке срам творится, так они и до магазина добрались.

Алексей что-то хотел возразить, но я схватила его за руку и утащила на улицу.

– Не трать на них время и силы. Они тебе пригодятся для другого!

– Ты у меня умница, – сказал Алексей и, обняв, повел к машине.

* * *

– Тебе интересно узнать, что я нарыл? – спросил Алексей, после того как мы вдоволь насытились друг другом.

– Я просто сгораю от любопытства. А вон те книги, что на журнальном столике, ты все перечитал, что ли?

– Просмотрел, кое-что почитал, что нам может пригодиться.

– Рассказывай.

– Вот твои эклеры, чайник закипел, я сейчас сделаю кофе.

Мы уселись за журнальным столиком, и Алексей начал свой рассказ, который я слушала затаив дыхание.

– Начнем с документа, который был в планшете. Я снял с него копию. Здесь почти ничего не сохранилось, но по обрывкам слов можно кое-что узнать. Смотри, – он указал на два слова внизу документа, – это «mann Recknag». Я порылся в книге «История войны» и нашел, что это, скорее всего, «Hermann Recknagel». В 42-м и 43-м командующим войсками на Кубани у немцев был генерал Герман Рекнагель.

– Получается, это он подписал документ, – не выдержала я.

– Да. Ты догадливая. Смотри дальше. Что мы имеем еще? Нашивка, которую ты сорвала. Вот она. Тут написано «Bruno Recknagel», то есть Бруно Рекнагель. Я раскопал биографию Германа Рекнагеля и выяснил – у него был родной брат по имени Бруно.

– Любопытно. Зачем генералу отправлять транспортным самолетом своего брата с письмом в Рейхсбанк? Что же в самом самолете, интересно?

– Этот вопрос и мне покоя не дает. Но ответ, возможно, здесь, – он указал на обрывок фразы в документе – «dener Koffer». – Koffer по-немецки – «чемодан». Если «dener» – это остаток слова «Goldener», то речь идет об известном «Золотом чемодане», который пропал как раз во время войны на Кубани. Но это только мои предположения. Я просмотрел все эти книжки, – Алексей показал на стол, – в голове каша, но, думаю, продвинулся. Меня беспокоит Рамил. Он далеко не глуп, так что попади этот документ к нему, он бы уже давно самолет вскрыл.

– А как и когда мы его вскрывать будем?

– Похоже, его можно только взорвать. А вот когда… Это вопрос. Подготовка займет не меньше месяца, а уже середина сентября. Не хотелось бы в октябре. Посмотрим, возможно, есть смысл отложить до весны. Жаль, что Степаныч мне сказал про самолет только три недели назад. Я его пока отыскал… Ладно, не будем торопиться. Вначале нужно найти чем взорвать, затем смоделировать ситуацию, а уже потом все сделать. Пока что нас никто не подгоняет.

– А Рамил?

– Рамил знал о самолете раньше меня, а внутрь до сих пор не влез. Значит, пока не знает как. Права на ошибку у нас нет. Действовать нужно наверняка, один раз и все. Но на тот момент нас уже не должно быть в этом городе.

– А почему?

– Рамил будет искать нас, как только увидит, что самолет вскрыт.

– И куда же мы уедем?

– Об этом подумаем позже. Ты поспать после смены не хочешь?

– Ты угадал. Я поспала бы пару часов.

– Поспи, дорогая. – Он нагнулся ко мне и нежно прошептал на ушко: – Ты, наверное, устала.

* * *

Четыре месяца романтических свиданий, встреч и поцелуев пролетели как один день. Я познакомила Алексея с родителями. Отцу он сразу понравился, а вот мама отнеслась к нему настороженно. Наступила зима, а с ней – дождь и противный ветер. Правда, и зимой выдавались приятные, солнечные деньки. В один такой день мы гуляли по городу и случайно оказались возле загса.

– Алена, – остановившись, сказал Алексей, – ты помнишь о моем предложении выйти за меня замуж?

– Конечно! Какая девушка может такое забыть?

– Вот загс, – он показал рукой. – Что мешает подать нам заявление прямо сейчас?

– Я согласна. – И мой голос от волнения дрогнул.

Я любила Алексея. Мы были молодые, красивые, радостные, счастливые… Мы были красивой парой.

– Правда, я не знаю, как отреагирует мама, – засомневалась я. – Она ведь даже переночевать у тебя меня не отпускает.

– Да, я думаю, маме пока не стоит говорить об этом, – поддержал меня Алексей. – Довольно прохладно она меня встречает, когда я прихожу к вам в дом.

– Но ей все равно нужно будет сказать, – настаивала я.

– Давай скажем ей потом.

– Хорошо, – после некоторого раздумья сказала я.

Мы подали заявление. Я согласилась принять фамилию Алексея, нам дали месяц на размышление.

Через месяц мы расписались, это было за две недели до Нового года. Никаких торжеств, свадебных кортежей, у меня даже свадебного платья не было. После росписи мы просто пошли в кино. Не помню, как назывался фильм, да и кто его смотрел!

После кино мы пошли в кафе «Ассоль». Заказали два бокала шампанского, жаркое «по-домашнему», а в конце по бокалу пива.

После кафе Алексей вдруг предложил:

– Давай сегодня родителям все расскажем.

Мне в голову слегка ударил алкоголь, настроение поднялось, так что я с радостью согласилась. Чем ближе мы подъезжали к дому, тем сильнее я волновалась. «Как отреагирует мама?» – этот вопрос меня волновал больше всего.

– Ты ничего не говори, – попросила я Алексея. – Я сама все скажу.

– Само собой, Алена, это ведь твоя мама.

Мама вязала, сидя в кресле. Когда мы появились на пороге вдвоем, она глянула на нас поверх очков и поджала губы. В ее глазах появилась настороженность.

– Мама, я должна сообщить тебе что-то очень важное, – сказала я, направляясь к ней.

– Вы подали заявление, – с безнадежностью в голосе сказала мама.

– Не то слово, – вырвалось у меня. – Мама, мы расписались.

Мама обреченно уронила свое вязанье на колени и зарыдала. Я, как могла, успокаивала ее. В конце концов мама пришла в себя и сказала:

– Ну что ж, иди говори отцу.

Папа спал в соседней комнате. Он четыре часа назад прилетел из командировки.

– Папа, – толкнула я его в плечо, – мы с Алексеем расписались.