Единственный свидетель(Юмористические рассказы)

— Почему это… полчасика?!.

— Посчитайте: пока выпишут продукты на четырех человек, пока взвесят, пока оформят… да, полчаса, не меньше!.. Успеем накуриться!

Он сел на бревна, лежащие на дворе склада, вытащил из кармана шаровар кисет и стал сворачивать самокрутку чуть ли не с четверть метра длиной. Я посмотрел на Петю Ночкина и прочитал в его глазах укор и насмешку.

«Эх ты… стальная непреклонность! — говорили, казалось, Петины, карие, с золотыми искорками, глаза. — Отдаешь команду, не подумав! „Живо“, „На носочках!“, „Через пять минут!..“ Ты бы еще секунду дал на исполнение!.. Вот и сел в лужу!»

Мне снова стало неловко. Я не выдержал и сам пошел на оклад — помочь Потапову получить продукты.

И мы уже мчимся по гладкому асфальту отличного шоссе. Весна в наших краях замечательная, веселая, дружная, и я с удовольствием дышал чистым полевым воздухом. Настроение у меня улучшилось, а Семенов еще поддал газу, и мы летели, как снаряд. Я вспомнил Николая Васильевича Гоголя: «Какой же русский не любит быстрой езды?..» Леня Потапов и Петя Ночкин сидели, вытянув ноги, в стороне и о чем-то с жаром беседовали.

— Ну как, орлы? — спросил я, подсаживаясь к ребятам. — Самочувствие хорошее?

— Подходящее, товарищ начальник! — ответил Петя Ночкин, подмигнув Лене Потапову.

— Ладно, ладно, Петя! — сказал я. — Дай-ка закурить!

Петя достал свой кисет, мы свернули, по примеру Семенова, по здоровенной козьей ножке и задымили, как смолокурня. Потом Леня Потапов вынул из футляра баян и, перебирая клавиши, затянул тенорком: «Летят перелетные птицы». Мы с Петей подхватили и, пока совсем не охрипли, исполняли одну песню за другой из нашего обширного репертуара. Мы спели и «Одинокого гармониста», и «Пшеницу золотую», и «Не пылать земному шару», и «Брянский лес», и «Приходите свататься!»

Вдруг машина остановилась. Семенов вылез из кабины и, положив руку на борт грузовика, обратился ко мне. Лицо у него было очень серьезное и озабоченное, черные брови нахмурены.

— Товарищ начальник, — сказал Семенов. — Счастье наше кончается: пора сворачивать с шоссе на проселок. В Круглянский лес можно попасть или через Михайловну — это первый поворот, или через Дубовское — это второй поворот. Как прикажете ехать?

И вот тут я совершил, можно сказать, главную ошибку как командир.

Перед отъездом я хотел расспросить насчет дороги в Круглянский лес сержанта Павлюкова, который туда ездил не раз, но не успел это сделать, и поэтому, честно говоря, прямо ответить Семенову на его вопрос не мог. Конечно, мне надо было узнать его мнение о дороге, посоветоваться с ним, но я решил, что такое совещание уронит мой авторитет как начальника команды в глазах Ночкина и Потапова, и поэтому брякнул первое, что пришло в голову:

— Поедем через Михайловку!..

В эту минуту на шоссе впереди появился идущий тихим ходом грузовик, и Леня Потапов сказал мне:

— Машина едет… Остановить бы, расспросить о дороге, — может быть, местные люди едут!..

Замечание было дельное, но мне опять показалось, что мой командирский авторитет пострадает, если я сам же начну ревизовать мой приказ. Я так посмотрел на Потапова, что он сразу съежился и опустил глаза. А я со стальной непреклонностью повторил приказ:

— Через Михайловку!.. Поехали, товарищ Семенов!..

Через полчаса мы свернули с шоссе на проселок, а еще через двадцать минут крепко засели в большой колдобине, наполненной жидким талым снегом, смешанным с грязью. Дорога на Михайловку оказалась, мягко говоря, неважной. Пришлось нам вылезти из машины прямо в воду, которая доходила почти до колен, заткнуть полы шинелей за ремень и помогать Семенову вырваться из проклятой ямы. Из-под буксующих колес прямо в лицо летела жидкая грязь (хорошо, что предусмотрительный Семенов плотно закрыл брезентом наш ценный груз), но я не замечал ничего: так мне было неловко от своей оплошности и так мне хотелось поскорее выпутаться из беды!

Петя Ночкин и Леня Потапов, грязные, как черти, промокшие так же, как и я, до нитки, тоже старались изо всех сил: окапывали лопатами глину под колесами, подбрасывали в колеи срубленные сосновые и еловые ветки, наваливаясь на кузов сзади, натужными голосами кричали: «Взяли!», «Еще раз взяли!», но машина упорно не брала и не вылезала из ямы. И при этом я не заметил ни одного косого взгляда в мою сторону, не услышал ни одного слова упрека — шепотом — в свой адрес. Вот когда я оценил дисциплинированность и деликатность моих боевых дружков!

Не знаю, чем бы все это кончилось, но неожиданно на наше сиротское счастье из лесу выехала трехтонка. Колеса ее были опутаны цепями. Трехтонка, как потом выяснилось, шла из Михайловского совхоза в город. Водитель ее — молодой парень с казачьим чубом, в серой смушковой «кубанке» набекрень — отворил дверцу кабины, посмотрел на наш несчастный грузовик, на нас, свистнул и сказал авторитетно и веско, словно врач, определяющий болезнь:

— Сами до ночи не вылезете! Куда же это вы направляетесь, страннички?

— В Круглянский лес! — ответил я.

Веселый водитель снова свистнул (видно — такая у него была привычка) и сказал:

— Какой это чубук посоветовал вам ехать в Круглянский лес через Михайловку?

Я почувствовал, как вся кровь бросилась мне в лицо.

— А разве не ездят в Круглянский лес через Михайловку?

— Ездят! — ответил он. — Но только туда и только один раз в жизни!..

Дружный хохот моей команды покрыл его слова.

— Летом можно, конечно, и через Михайловку ездить, — прибавил веселый водитель уже серьезно, — а сейчас только через Дубовское! За Михайловкой дорога еще хуже. Давайте так сделаем: я вас возьму на буксир и вытащу задним ходом на шоссе. Потеряете час, но зато доберетесь до Круглянки. А так — пропадете, как швед под Полтавой или как Гитлер под Сталинградом.

— Моя это вина! — сказал Семенов, явно выручая меня. — Не узнал про дорогу — вот и сунулись в воду, не зная броду. Давай, парень, буксир! Разрешите действовать, товарищ начальник? — прибавил он, обратившись ко мне.

Безо всякой «стальной непреклонности» я ответил: «Исполняйте».

На буксире у трехтонки мы выехали назад на шоссе, поблагодарили нашего спасителя за помощь, а через три часа уже сдавали литературу и инструменты начальнику культпалатки в Круглянском лесу сержанту Бурачкову.

Он был счастлив и говорил, что завтра же вечером закатит в лесу концерт самодеятельности.

Отдохнув немного, мы еще засветло выехали домой — я решил вернуться в полк в ту же ночь.

Откровенно говоря, настроение у меня было скверное. Я считал, что провалился на первом же, по сути дела очень легком экзамене на звание командира. Я перебрал в уме все свои ошибки одну за другой, сравнивал себя с нашими командирами, и сравнение это было настолько не в мою пользу, что я не находил себе оправдания. А Петя Ночкин и Леня Потапов, прижавшись друг к дружке, между тем спали сном праведников.