Единый

— Ты о чем?

Тревога во мне нарастала. Я начал подумывать, не свернуть ли операцию до лучших времен.

Но Витька встряхнулся и улыбнулся мне. На бледных щеках появился румянец.

— Все, вроде отпустило… После глюка какие-то мысли необычные…

— Ты говорил про то, что мы материализовались…

Но тут подошла наша очередь заходить в лифты. Мы поместились в обширной кабине вместе с десятком паломников. В лифте работал кондиционер, но все равно воздух был спертый и попахивало плохо вымытыми и потными человеческими телами. Двери закрылись, кабина вздрогнула и с отчетливым гулом поехала вверх. Скорость увеличивалась, причем рывками, так что нас впечатывало в пол, а в ушах заложило. Строители лифта не озаботились комфортом для людей — удивительно, что кондер поставили.

В лифте, где все прижаты друг к дружке, не поговоришь, и мы молчали — как, собственно, и все остальные. Лифт ехал и ехал, и я вспомнил, что нам предстоит вознестись на огромную высоту. Этот лифт не поднимет нас до самой верхушки, придется пересаживаться на другой лифт.

Я все же исхитрился наклониться и шепнуть на самое ухо Витьки:

— Может, отменим дело?

— Нет, — твердо сказал он. — Я в порядке. Тебя я в глюке видел живым… Ты был рядом, как и всегда.

Я не совсем понял, почему он это сказал. Видно, еще не отошел от галлюцинаторного инсайта.

Я выпрямился и встретился взглядом со стоящей рядом девушкой. Хорошо одетой, почти модно, с золотыми серьгами, макияжем, аккуратно уложенными волосами. Несмотря на всю эту сбрую, было в ее внешности что-то неисправимо деревенское — в круглых глазах, круглых щеках, форме губ и веснушках на шее (на лице они были замазаны тональным кремом). И глядела она на меня хоть и снизу вверх — ввиду разницы в росте, — но при этом насмешливо-высокомерно. Так глядит дама из приличного общества на неуклюжего крестьянина, чудом попавшего на званый ужин и мнущегося в углу, не зная, куда девать руки.

Я в упор уставился на нее, и она, ничуть не смутившись, завела разговор:

— Недавно у нас?

— Впервые.

— Ну как, нравится?

— Очень! — сказал я, напомнив себе, что я — колхозник из Посада, допущенный благим рейтингом в святая святых Сиберии, и должен писать кипятком от восхищения и радости.

Вмешался Витька, звонко заявив:

— Поражаемся величию нашей страны!

— О да! — с придыханием отозвалась ухоженная дама, но тут же вернула на лицо гримасу насмешки и чванства. — Желаю вам приятно и с пользой провести время.

Она отвернулась, а Витька незаметно для окружающих мне подмигнул. Он всем видом демонстрировал, что в порядке, но тревога за него из меня еще не выветрилась — хоть в целом я успокоился.

Лифт, наконец, остановился, постоял, не спеша распахивать двери. Народ, как водится, заволновался, невнятно зашумел, мотнулся к дверям, слегка придавив тех, кто уже там стоял. Затем двери с легким скрежетом распахнулись, и пассажиры хлынули наружу.

Мы очутились на первой смотровой площадке в виде кольцевого помещения. Вместо внешней стены этого кольца протянулись окна от пола до потолка. Отсюда открывался захватывающий вид на весь город. В сумерках тускло блестела гладь большой реки, что раздваивалась, образуя полуостров, на котором и расположились квест-башня и центр Князьграда. Невысокие, максимум десятиэтажные, здания казались кубиками разных оттенков серого. По другую сторону реки, впрочем, торчало несколько небоскребов — их-то я и заметил, когда ехал вслед за Решетниковым по Поганому полю. По дорогам ползли букашки машин — их было очень мало. Автомобильные пробки определенно не являются проблемой столицы Вечной Сиберии. Зато пешеходов хватало. Кое-где на зеленых пятнах парков и аллей люди прямо-таки роились, как пчелы.

Паломники и здесь учудили — одни храбро подошли к стеклянной стене и прилипли к ней лбами, охая и ахая на разные голоса (между прочим, стекло на уровне головы было заляпано такими вот отпечатками жирных лбов), другие шарахнулись в глубь помещения от страха высоты, некоторые даже присели. Немногие сохраняли сдержанность — были здесь, судя по поведению, не впервые. Большинство изголялись каждый во что горазд, проявляя свою дикость.

Мы с Витькой едва глянули в окно и сразу зашагали в поисках лифтов на самый верх. По дороге снова попалась насмешливая дама.

— Желаете подняться еще выше? — осведомилась она на правах старой знакомой.

— Конечно! — воскликнул Витька.

— Лучше оставьте это на потом, — посоветовала дама. — Не надо слишком перенапрягаться за один раз. Вы же раньше не поднимались… м-м-м… выше барака.

Вероятно, не хотела она нас уколоть. Это у нее на автомате выходило, по въевшейся в плоть и кровь привычке. Причем не особо тонко.

— Мы по деревьям лазали еще! — сообщил Витька радостно. — Они повыше бараков будут!

Я усмехнулся, а у дамы немного вытянулось круглое лицо.

— А ты смешной, мальчик! — сдержанно сказала она. — И как только вы улучшили свой рейтинг, чтобы попасть в Князьград?

— Вы же как-то улучшили свой рейтинг, чтобы попасть сюда, — ляпнул я. Самую малость, но я все же разозлился. — Вы ведь тоже с Посадов, не так ли?

Она аж побледнела от такого оскорбления.

— Я здесь родилась! — отчеканила она, забивая каждое слово, словно гвоздь. — И не пойму, зачем трачу на вас время.

— Аналогично, — сказал я.

Пока она думала, как отреагировать, мы поспешили к лифтам, ведущим на маковку квест-башни.

***

Чтобы попасть на лифты, ведущие на самую вершину, мы вынуждены были снова отстоять очередь — к счастью, гораздо меньше той, что снизу. Кабина лифта тоже оказалась поменьше, и ехала она недолго. Когда вышли на обзорную площадку, увидели, что она ничем не отличается от первой, разве что размерами. Людей здесь хватало, но вели себя они сдержанней — лбами к стеклу не прижимались, в приступе экзальтации по полу не ползали. Подумалось, что новенькие сюда не добираются, а видами любуются в основном бывалые, давно в Князьграде проживающие или урожденные горожане — такие как круглолицая ехидная дама, если верить ее заявлению.

Этой дамы видно не было — она поднялась на другом лифте и находилась, вероятно, на другой стороне кольцевой обзорной площадки.

Мы с Витькой подошли к стеклянной стене. Снаружи — стремительно нарастающие вечерние сумерки, затянутое темными тучами небо, тот же мелкий дождик, оросивший бетонный карниз шириной меньше метра сразу за окном. Вид открывался величественный и зловещий: залитый россыпью огней город, тусклая река и черная равнина, уходящая за горизонт. Поганое поле…

Летающих машин нет — это вам не Республика Росс. И обычных не густо.

Мы обошли смотровую площадку по кругу, разок встретив даму, которая не заметила нас или сделала вид, что не заметила. Я нашел одно местечко, где можно выбраться на карниз через неплотно приоткрытую створку, предназначенную, судя по всему, для обслуживающего персонала. До красного прожектора, чьи кровавые отсветы падали на карниз и сверкали в мелких капельках дождя, от створки надо шагать по карнизу без парапета метра три.

Что ж, терпимо… Наверное.

Я напряг память, чтобы вспомнить, проявлялся ли у меня когда-либо страх высоты, однако, как ни странно, ничего подходящего не припомнилось. События детства расплывались в памяти, как что-то очень далекое и капитально позабытое. Будто глюк, спровоцированный россами, изменил другую мою память — о Скучном мире.