Эдипов Комплекс
Шрифт:
Тут он остановился, понимая что вот так все бросить вдруг и уехать он не может – лекции, его работа, – и тогда он добавил:
– Давай в отпуск туда съездим, осмотримся, а там будет видно. – На этом разговоре все и остановилось.
Однажды, когда Галя в очередной раз сделала попытку обратиться к Андрею Степановичу, Лилечка очень строго ответила:
– Вы извините, но Андрей Степанович просил передать, что он с вами встретиться не может. Извините. Прощайте. – Она повесила трубку и долго еще не могла успокоиться – так ей трудно было произнести эти жестокие слова.
Когда Андрей Степанович вернулся домой, Лиля сразу ему сообщила о звонке Гали.
– Ну, и что ты ответила? –
– Я сначала не знала, ты понимаешь, это не просто, мне так было непонятно, что я должна сказать… – она замолчала, она не могла точно повторить те слова. Ее смелость куда-то пропадала, когда Андрей Степанович спокойно к ней обращался. Ей казалось, что он может быть недоволен.
– Ты сказала, что я не могу…
Лилечка его перебила:
– Да, да, я ей сказала, что ты не можешь с ней встретиться…
– Ну, вот и хорошо, что все так уладилось.
Не знал Андрей Степанович, как Галя после этого ответа Лилечки пришла к себе и долго плакала, не понимая почему, как ей было больно и обидно, от того что в ее жизни дальше пустота. А на что она рассчитывала? Ей хотелось, чтобы ее кто-нибудь пожалел – и вот так рушилась ее надежда на сочувствие прошлого, которое к ней повернулось своей жестокой стороной, не желая и не имея возможности исправлять ее теперешнюю жизнь.
Так между собой разбираются прошлое и настоящее, и редко когда прошлое может изменить что-то в жизни – от этого постоянный бег в будущее в надежде на перемены. А ничего не происходит в раз и навсегда сложившейся жизни. Эта жизнь кажется очень устойчивой, но это такая же иллюзия, как и то, что вдруг может что-то измениться. Все это только впечатление и ощущение.
Андрей Степанович в очередной раз спрятался от реальной жизни в свою собственную, им созданную и его устраивающую. Он учился эгоистически защищаться от возможных вторжений, и все что не вписывалось в определенные правила, его замкнутая и черствая натура старалась отметать как ненужное.
Его можно было назвать расчетливым, но он себя таким не чувствовал. Он себя считал даже очень эмоциональным, – ему так казалось. И только переживания последнего времени немного поколебали его устойчивую эгоистическую систему жизни, но во время срабатывал механизм защиты и закрывал все щели, сквозь которые могли проглядывать ростки человечности, и они засыхали на корню, не оставляя после себя ничего, кроме стыда за свою распущенность. Это слово очень любил Андрей Степанович, и им он называл всякое проявление эмоций.
Лилечка интуитивно догадывалась обо всем этом, но ей не хватало изощренности и тонкости ума, чтобы понять всю сложность натуры Андрея Степановича. А Андрей Степанович именно это непонимание ценил, нисколько не огорчаясь и не тяготясь им. Ему не нужно было выворачиваться наизнанку, чтобы о себе рассказать – ему хорошо жилось в своей раковине, из которой он иногда с интересом выглядывал в мир и опять прятался, находя в своей собственной душе бесконечный источник мыслей и впечатлений. Ему не нужно было каждый день видеть новых людей, они и так в его воображении жили, и этого ему хватало – ведь он давно для себя понял ту простую истину, что в жизни все одинаково, и только свое собственное передвижение в пространстве дает иллюзию разнообразия. На этом отрезке его жизни такую философию он исповедовал, и иногда что-то немного корректировал, всегда оставаясь верным своим принципам человека эгоистического и замкнутого.
Глава 23.
Так незаметно прошла весна,
врываясь в затененную бархатными темно-зелеными портьерами комнату, в которой лучи солнца блестели на вымытых до блеска стеклах.То что за порядком следила Олимпиада Ивановна Лилечку немного обижало. Она не знала, что его представление о его женщине не было связано с кухней, с бытом. Женщина-муза, духовная спутница – вот был настоящий идеал Андрея Степановича, и Лилечку он в своей душе пытался приблизить к нему. Лилечка это чувствовала, но ей хотелось быть просто хозяйкой.
Конечно, Андрей Степанович это понимал, но не хотел менять свои принципы и действовал так, как у него получалось. Быт – это одно, а Лилечка – это другое. Со стороны это выглядело немного странно – когда к ним приходили друзья и Лилечка не подавала к столу. Гостей обслуживала Олимпиада, а Лиля Яковлевна должна была развлекать гостей умными разговорами.
Во избежание неудобных для себя ситуаций, Лиля Яковлевна при гостях больше молчала, старалась запоминать. Она не была светской львицей, она была для этого слишком естественной, но постепенно, раз или два она скопировала одну знакомую, и, наконец, вполне овладела искусством изображать из себя кого-то, а потом ей это даже понравилось. То, что это у нее хорошо получалось, она замечала по Андрею Степановичу, который не раз ее хвалил за вовремя сказанное слово или реплику. Это окрыляло Лилечку и она теперь не боялась гостей, как раньше, когда вся напряженная сидела за столом, вспоминая что она слышала где-то и никак не могла вовремя вставить то, что вспоминала, потому что, пока она собиралась это сделать, разговор уходил в сторону, и случалось, что она попадала в неудобную ситуацию, теряя нить разговора.
«Светский разговор – это искусство не хитрое, но ему можно научиться, если с детства не слышал вокруг себя этот полусмех, полушепот, намеки и недомолвки, каламбуры и шутки. Чем раньше начнешь обучаться – тем успешнее будет твоя роль в обществе, и тем быстрее будешь получать удовольствие от беседы. Хохот при светской беседе – это искусство. Лучше всего для начала научиться хохотать просто так, и тогда есть шанс, что со временем научишься хохотать естественно. При светской беседе допускается хохот по любому поводу, а лучше всего настроиться на хохот с самого начала, и тогда уж точно сойдешь за светского».
Такие нехитрые правила Лилечка для себя формулировала и даже завела тетрадку, куда записывала свои наблюдения. Эта тетрадка была у нее всегда под рукой. Так образовался дневник, не дневник, а что-то вроде. Иногда после очередного вечера Лилечка сразу записывала то, что ей запоминалось. Получалось следующее:
«Вчера к нам приходили Никитины – отец и сын. Говорили о театре. Интересная мысль: в театр ходят, чтобы обучаться жизни, и другая – в театр ходят от недостатка впечатлений в жизни, для заполнения жизни, как книгой».
Потом Лилечка перечитывала записи и научилась вставлять фразы ссылаясь на кого-то. «Главное качество светского человека, – так решила Лилечка, – уверенность. Можно говорить глупости, но надо быть уверенным, в том что это не глупость. В первый момент не смогут оценить твою речь, так что надо говорить, что приходит на ум, но уверенно».
Через некоторое время Лилечку вполне можно было назвать светской львицей, и эта роль подходила ей. Оказалось, что это ей очень нравилось, и именно Андрей Степанович открыл в ней этот талант. Теперь он гордился своей Лилечкой и даже ею любовался со стороны – спрятанное тщеславие в нем пробудилось, подняло высоко голову, и Лилечка помогала ему в этом. Так постепенно из скромного интеллигента Андрей Степанович превращался в любителя застольных бесед, у которого есть умная и приятная спутница.