Еду в сад

Ира. Поняла.

Николай Иванович. Вот в тот вечер, когда мы с тобой гуляли до трех часов, ты сказала мне: «Возьми меня под той елочкой». Я никогда не забуду эти твои слова. Я твоя собака. Ав, ав! Теще нечего было убирать в эту пятницу. Я каждый день, как ненормальный, мчался на дачу. Разве что пыль смахнула. Она, по-моему, что-то заподозрила. Или что здесь очередная баба за собой убрала, или что у меня есть кто-то в Романовке. Ав! Ну погладь меня!

Ира. Сколько времени?

Николай Иванович. Всего три только. Через пять часов я вылетаю в очередную командировку, будет мне там что вспомнить. (Потягивается.) На неделю.

Ира. Я бегу домой.

Николай Иванович. Что ты! Сейчас мы покушаем и пойдем еще отдохнем! Что ты!

Ира. Ты с ума сошел? Я и так с восьми вечера убежала из дому. Но мама уже привыкла. Я раньше убегала вообще на три дня… на четыре… Лет в пятнадцать. Она сейчас, наверно, цепочку накинула, чтобы знать, во сколько я приду. Завтра обзвонит всех своих подруг и сообщит о моих похождениях. Они меня очень любят.

Николай Иванович. Нет, моя теща терпимая. Все терпит. С тех пор как я от них уходил – а было такое! – она у меня вне подозрений. Ничего не подозревает. Я же на них теперь не женат. Я уходил, пробовал начать новую жизнь с одной женщиной… Даже построил двухкомнатный кооператив. Но ко мне приходит моя Алена, моя дочка, и говорит: «Папа, мы без тебя не можем жить». Она у меня на первом плане. Ей пятнадцать лет. Со временем там будет квартира дочери. Все пригодилось. Показать тебе ее фотографию?

Ира. Не надо.

Николай Иванович. Так вон же она висит! Ты на нее смотришь! (Довольный, хохочет.) У меня везде она висит.

Ира. Мама начала выводить меня на чистую воду с пятнадцати лет.

Николай Иванович. Ты, видно, была хороша! Алене моей сейчас пятнадцать лет. Грудочки, попочка! Повезет тому мужику…

Ира. Как раз в это время я начала убегать из дому. По вокзалам ночевала, на междугородной, только чтобы домой не ходить. Как она меня всячески оскорбляла!

Николай Иванович. Бедная! Пойдем, моя девочка, я тебя пожалею… Ты у меня переночуешь. Как же, ай-ай-ай, на вокзале! Не знал я тебя тогда. А у меня, правда, квартира была одна комната да Аленка маленькая. Не до того было. Ну, пойдем.

Ира. На вокзалах ночью иногда и сесть негде. Зимой холодно. Все сидят, замерзают. Как это люди в такой холод сидят. Да еще дети сидят, спят. Бледные такие дети. Как их жалко, детей! Всех бы взрослых этих убила.

Николай Иванович. Приставали к тебе, я чувствую.

Ира. А?

Николай Иванович. Старички-то привязывались?

Ира. А потом я пришла домой утром и говорю: «Вот теперь радуйся, я женщина». А она жарила картошку. Говорит: «А я давно это знала». И заплакала.

Николай Иванович. А кто он был? Расскажи поподробней. Вообще, как это происходило.

Ира. А… я его не помню. Это я просто так, назло матери. Проснулась на каком-то матрасе, встала и ушла.

Николай Иванович. Бедная! Пей все! Пей до дна! Нет, до дна… Вот теперь хорошо.

Ира. Мать моя от злости заплакала прямо в картошку, а я стояла и смеялась.

Николай Иванович. Что-то я никогда не видел, как ты смеешься. Улыбнись!

Ира. Не хочется.

Николай Иванович. Расскажи о своих впечатлениях.

Ира. Сказала же, не помню. Отстань.

Николай Иванович. Нет! Не так! Я твоя собака! Ррррр! Укушу! Однажды я тоже вот, как ты, запил в порту Находка. У одной женщины старой, у Любки. У меня в портмоне было двадцать пять рублей, это я точно помню. А она была старая такая. Наутро встаю: Любка, где моя четвертная? А она говорит: иди, пока цел. А мне так плохо было. Я шел по улице, плакал, дошел до телефона-автомата, вызвал себе «скорую помощь». Приехала милиция. Я когда милиционеру предъявил свой партийный билет со взносами, больше ничего не было, он буквально не поверил своим глазам. У меня тогда три книги вышло… Вроде брошюр. Обобщение передового опыта, все такое. Он просто за голову схватился. Мы, говорит, вас двадцать суток ищем. Семья ваша розыск объявила.

Ира. Я поехала. Хватит, ладно. Развлеклась. Дома Павлик, мать больная потащится открывать… Она больная, причем отказывается ложиться на обследование.

Николай Иванович. Нет, я тебя так не отпускаю. Во-первых, ты устала. Мы пойдем поспим. И мама твоя уснет, не выдержит. Утро вечера мудренее, я тебя и так подниму в семь часов, подкину, а потом на аэродром. Все в один заход. Надо экономить время, его не так много осталось!

Ира. Слушай, ты приедешь, давай пойдем с нами в лес за грибами!

Николай Иванович. Это у меня теща специалистка, а я не большой любитель, мне грибы нельзя.

Ира. А мы любим с Павликом. Рано утром, кругом роса… Туман. Часа в четыре. Красиво.

Николай Иванович. Слушай, ну как тебе ваш новый туалет? Подошло? Терпимо? Апробировала уже?

Ира. Ну, все просто обалдели.

Николай Иванович (довольный, хохочет; озабоченно). Я специально замок туда велел врезать. Замок простой, типа щеколды, чтобы Павлик не опростоволосился. Ключ не давай никому.

Ира. А мы вообще не запираем.

Николай Иванович. А вот это зря. Изгадят! В Германии знаешь какие туалеты? Все сияет! Можно сесть и сидеть! Висит вышитая сумка для газет.

Ира. Там Фёдоровна распоряжается, она уже в Зеленоград ездила, себе сиденье купила.

Николай Иванович. Нет, ты тоже в вопросе замка займи принципиальную, я считаю, позицию! Жалко ведь! Они-то тебя не пускали!

Ира. Да у них развалюха такая, ступить нельзя, страшно.

Николай Иванович (сильно взволновался). Запомни, это мой подарок персонально для тебя!

Ира. Каждый день вспоминаю, и не раз!

Николай Иванович. Да, чтобы не забыть. Какие еще бытовые проблемы? В частной жизни?

Ира. Вроде никаких. Камеру ты им отдал с покрышкой. Уборную мне построил. Все! А! Слушай, ты не мог бы им помочь крышу покрыть, а то дом у них рушится.

Николай Иванович. Это не обещаю. (Весело.) Вот когда это будет твое! А общее я им буду покрывать? Они же захватят себе, и опять ты окажешься ни при чем. Так-то! Вот когда они все это разрушат окончательно… Ты у них купишь за половину цены. Это я тебе помогу с документами. Дача в таком шикарном месте.