Ее маленькая тайна

— Док, Монах не дурак, а на меня большой зуб имеет. Боюсь, он захочет с тобой встретиться. Понимаешь, о чем я? Вряд ли разговор с ним придется тебе по нраву.

Док заметно побледнел, глаза забегали, руки дрожали. Он машинально пощупал конверт в кармане, точно вся опасность в настоящий момент сосредоточилась в нем.

— Ты думаешь…

— Тебе надо уехать.

— А Орлов? Что ему сказать?

— Ничего. Он мне сейчас тоже без надобности.

Слово «тоже» я употребила напрасно, между бровей Дока легла складка, а взгляд затуманился.

— У меня к тебе просьба, — поспешила я отвлечь его от дурных мыслей. — Этот конверт бросишь в почтовый ящик Скобелева.

— Зачем? — испугался он.

— Господи… Сделай хоть раз то, что я прошу, без дурацких вопросов.

— Ты ведешь себя странно, — вскинулся он. — Ты ничего не объясняешь. Зачем тебе Скобелев? Я тяжко вздохнула и стала разглядывать потолок. Минут пять мы сидели молча.

— Я беспокоюсь за тебя, — тихо сказал он. На самом деле Док очень беспокоился за себя, а еще думал, что я сумасшедшая.

Мы виделись редко, урывками, он ничего не знал о моих планах, и жизнь казалась ему бессмысленной. Впервые я пожалела, что три года назад позвала его с собой. За благие порывы приходится расплачиваться. Однако эти мысли я держала при себе, вздохнула выразительно и спросила:

— Ты мне поможешь?

— Да.

— Конверт Скобелеву в почтовый ящик бросишь?

Он, помедлив, кивнул.

— Вот и отлично. Завтра же уезжай из города.

— Куда? — сразу же заволновался он.

— Куда угодно. На юг, за границу. Деньги есть.

— А работа?

— Придумай что-нибудь. Возьми больничный… Господи, Док, ты взрослый человек. Не заставляй меня нервничать. Я не хочу, чтобы Монах до тебя добрался.

— И на какое время я должен уехать?

— Не знаю. Звони мне. Думаю, позвонить ты можешь, это не вызовет подозрений, в конце концов, ты мой лечащий врач.

Перспективы его не очень вдохновили, но он пошел к Папе и что-то там наплел по поводу своего отъезда, а потом простился со мной, думая при этом, что я просто хочу от него избавиться. Вести долгие беседы и разубеждать времени не было, потому я поцеловала его на прощание и шепнула:

— Я буду очень скучать.

Это его немного утешило.

Пока я прощалась с Доком, Резо успел рассказать Папе о Климе. Клима мой благодетель в принципе не жаловал, а тут и вовсе разволновался: ведь не кто иной, как Клим, послав ребятишек, довел меня до сумасшествия. По его мнению, я об этом ничего не знаю, да и сам Клим, должно быть, не догадывается, но все равно взаимный интерес ни к чему хорошему не приведет.

Резо стоял за спиной хозяина и хитро щурил глазки, а Папа ласково меня выспрашивал:

— Резо говорит, ты на турбазе познакомилась с молодым человеком.

«Ну мудрец», — хмыкнула я и кивнула.

— В общем-то мы не знакомились. Мы с Резо играли в бадминтон, а он бросил мне волан, когда тот улетел на тропинку. А потом подошел к нам, и они с Резо немного поболтали. На уху звал.

— А ты? — Я пожала плечами. — Он тебе понравился? — Папа разговаривал со мной, как с малым ребенком, начисто забыв, сколько мне лет. Нет, вспомнил. Мысль его свелась к тому, что это ум у меня детский (с чего бы вдруг?), а вообще-то я взрослая женщина и была замужем, хоть и недолго. Против природы не попрешь и все такое… Я насторожилась: как бы Папа от избытка доброты не стал мне давать каких-нибудь собачьих таблеток, борясь с природой. Тут он, кстати, вспомнил, что муж от меня сбежал за границу из-за этой самой природы, то есть из-за ее отсутствия в моем организме, посмотрел с сомнением и вроде бы успокоился. На сон грядущий мы сыграли в шахматы, Резо пасся рядом и время от времени подхалимски лыбился. Надо его как-то отучать от стукачества.

На следующее утро мы отправились на рынок за продуктами. Шли вдоль бесконечного ряда торговцев и набивали сумку.

Резо расплачивался за помидоры, а я воскликнула:

— Ой, апельсины забыла! — и отошла к противоположной стороне.

Рвануть за мной сразу он не смог, тут возник дядька с тележкой, доверху нагруженной ящиками, и Резо на мгновение потерял меня из виду. Я юркнула в узкий проход между прилавками и бросилась к выходу, используя естественные укрытия. Бегом удалилась от рынка на два квартала, еще по дороге заприметив здесь телефон, и позвонила Скобелеву. К счастью, он оказался дома, был трезв и, как выяснилось, ждал нагоняя за неудачное покушение на Монаха. Я его утешила: в любой работе случаются осечки. Кто б нас со стороны послушал — белая горячка. Я — дело понятное, не зря в психушке отлеживалась, а Скобелев? Не иначе, алкоголизм сумел-таки нанести существенный урон его психике.

«Шеф дает вам возможность реабилитироваться», — мысленно хмыкнула я, а вслух сказала:

— Витя, в твоем почтовом ящике конверт. Человек на фотографии — один из самых гнусных бандитов в городе. Но крайне осторожный.

Скобелев время впустую не тратил, спросил отрывисто:

— Когда?

— Сегодня, ближе к вечеру, он вернется с рыбалки. Адрес в конверте.

Вот тут бы ему опомниться и позвонить в соответствующее учреждение… Правда, после того как машина Монаха взлетела на воздух, звонить было бы затруднительно. Я почти не сомневалась: он сделает, что я хочу, потому что давно, еще год назад, Виктор Скобелев, держа на руках своего погибшего ребенка, разом и окончательно свихнулся. И если бы я не придумала невероятный бред о тайной организации, он сам, по собственной инициативе, в один прекрасный день принялся бы палить по всем, кто казался ему преступником. С организацией намного спокойнее: выполняешь приказ, и вроде бы грех с души снят.

Не успела я закончить беседу, как заметила Резо. Он рыскал по улицам на любимом «Опеле» и был злой как черт. Впрочем, углядев меня, вздохнул с облегчением. Я пошла навстречу машине со счастливой улыбкой. Он открыл окно со своей стороны, я приблизилась вплотную и заявила:

— Не вздумай донести.

Обойдя машину, устроилась на своем месте, а Резо не спеша поехал, на меня старался не смотреть и был несчастен.

«Надо с ним что-то решать, — подумала я, поглядывая на него с большим сомнением. — Давно пора осчастливить парня, но не лежит душа, и все тут».

Разобрав покупки, я занялась работой по дому. Резо мучился по соседству, пытаясь определиться: сообщить Папе о моем бегстве и последующем звонке или нет. Я подошла, погрозила пальцем и повторила:

— Не вздумай…

А он вроде бы испугался: то ли моему провидческому дару, то ли своему отступничеству от незыблемых правил мастера охраны.

— Хочешь салатик? — ласково предложила я, сообразив, что разговариваю с ним довольно грубо и он может расстроиться.

— Не хочу, — ответил он с обидой и стал рассматривать свои ботинки.

— Может, чаю хочешь? — не унималась я.

— Ничего не хочу.

— Так-таки ничего? — Глазки-бусинки смотрели с отчаянием. — Ты мог бы просто посидеть рядом, пока я пью чай, — с тихой грустью заметила я. — В конце концов, это твоя работа.

Услышав любимое слово, он приободрился и потопал за мной.

Обедали мы с Папой, я сидела и прикидывала, стоит ему сказать о том, что я собираюсь позвонить Климу, или дождаться, когда ему об этом донесут. Поразмышляв, я решила: пусть Резо выполняет свою работу, должна быть у человека радость в жизни.