Ее маленькая тайна
Шрифт:
Информацию я выдавала крохотными порциями, времени это заняло предостаточно, Папа с Климом ждали, затаив дыхание и боясь пошевелиться.
— Зачем ты ушла из дома? — задал Папа вопрос, когда, откинув голову и закрыв глаза, я вроде бы тоже перестала дышать.
— Он позвонил, — кивнула я на Клима. И тут же поправилась, чтобы Папины мысли текли в нужном направлении. — Я думала, Олег… Он просил выйти…
— И ты пошла?
— Да… — Я опять заплакала. — А там… — договорить я, само собой, не смогла, но и так все было ясно.
— Он хотел перстень? — догадался Папа. Я кивнула. — Ты отдала? — Я покачала головой. — Где он?
— Здесь… — это было произнесено прерывистым шепотом, еще одна фраза — и я потеряю сознание. — Здесь… за батареей…
«Все, ребята, занавес».
Толик полез
— Я не хочу, не хочу, я не поеду!
Мудрый Папа сообразил, что я боюсь психушки, и немного растерялся. Врач попросил помочь ему, вот тут я им показала, на что способны психи, двое ребят не смогли меня удержать. Бить нельзя, а так со мной разве справишься? Близко я их не подпустила. Папе хватило полминуты этого спектакля.
— Выйдите все! — рявкнул он и пошел ко мне чуть ли не со слезами:
— Варя, успокойся… никто тебя не тронет. Ты здесь, со мной… Ты никуда не поедешь.
В конце концов мы поладили, врач сделал мне укол, и я заснула. А проснувшись, увидела Дока. Он сидел возле постели и держал меня за руку.
— Как ты? — спросил, заметив, что я открыла глаза.
— Нормально. Тебя Папа отыскал?
— Да. Позвонил… Он хочет, чтобы я пожил здесь некоторое время.
— Соглашайся, — кивнула я. — Сейчас в этом доме самое безопасное место для тебя.
— А работа? Я взял больничный на неделю…
— Больничный не проблема, а на улице лучше не показываться. По моим прикидкам, Монаху на днях придется несладко, и он рассвирепеет.
Док посмотрел на меня и заметил:
— А знаешь, этот твой Папа действительно переживает… Он хорошо относится к тебе…
— И что? — хмыкнула я.
Док пожал плечами:
— Ничего. Я не знаю твоих планов в отношении Папы, просто… Тебе его не жалко?
— Жалко, — покаялась я. — Мне вообще всех людей жалко, а также кошек, собак и лягушек.
Док погрустил и вскоре удалился. Его настроение мне очень не нравилось. Глаз да глаз нужен за Доком…
Пару дней я лежала в своей комнате, молчаливая и несчастная. Папа подолгу сидел рядом и пытался меня утешить. От него я узнала, что дела у Сашки — хуже не бывает. Гоняют его и наши, и ваши, и старый друг Клим в придачу. Монах из города скорее всего смылся и где-то залег, его активно ищут, а пока, на всякий случай, колошматят дружков. Дело, конечно, хорошее. Дружков у него и так было немного, а теперь и вовсе поубавилось. Будь у меня время, я придумала бы для Сашки что-нибудь поинтереснее пули в затылок, но Монах меня пугал по-настоящему, и потому выбирать не приходилось. Папа злился, что прошло два дня, а результатов — кот наплакал, хотя на розыски Монаха людей отрядили немало. Работы в моргах прибавилось, только что за радость от этого, если Сашка в очередной раз ушел. Папа думал думу и хмурился, а я ласково на него поглядывала и прикидывала: «Как мне с ним быть? В настоящее время он для меня защита и опора. А его кончина, ежели таковая приключится вскорости, должна выглядеть впечатляюще». В общем, мы подолгу держались за руки, и каждый думал о своем.
Через пару дней я смогла подняться и даже погулять в саду. Потом дела мои заметно пошли на поправку. Я вновь возложила на себя заботы по дому и радовала Папу застенчивой улыбкой и мягким характером. В шахматы в эти дни играли больше обыкновенного.
К концу недели, окончательно оправившись, я позвонила Климу. На этот раз он узнал меня сразу и вроде бы забеспокоился. Я попросила его о свидании, назначив встречу все в том же парке, что и в первый раз. Отказаться он не решился.
Часа три я продумывала свой туалет, а потом отправилась к Папе и заявила, что собралась на свидание. Папа растерялся, с ходу не нашел что ответить и позвал Дока. Само собой, тот его порадовал: мол, всякие свидания очень хороши для моего полного и окончательного выздоровления. Док говорил долго, весьма кстати употребляя медицинские термины, но Папу до конца
не убедил. Во-первых, тот считал, что болтаться по улицам, даже с охраной, мне сейчас не стоит, во-вторых, Папа терпеть не мог Клима вообще, а в качестве возможного зятя в особенности, в-третьих, его очень беспокоил тот факт, что романтическая встреча (как ни крути, а Клим меня таки спас) повлияет на мои чувства, а если учесть, что в голове у меня не все дома, то я и напридумаю Бог знает чего, а Клим, воспользовавшись ситуацией, поматросит да и бросит, и что тогда делать Папе? Очередная измена подорвет мое хрупкое здоровье, и чем сие кончится, ведомо одному Богу. Мысли в общем-то правильные. Иметь взрослую дочь ох как нелегко, но об этом надо было думать раньше.В конце концов Папа свое согласие дал, но без всякой охоты. Я во время затянувшейся дискуссии лежала в своей комнате, дрыгала ногой и перечитывала Ремарка. Вкусы у нас с Климом были довольно схожи, и, если сегодня какой-нибудь дурацкий звонок не испортит мне всю малину, будет занятно.
Встреча была назначена на три часа. Витьке, из-за того что за мной не углядел, в доме было отказано. Хорошо хоть жив остался. В половине третьего мы с Толиком загрузились в его «девятку» какой-то совершенно нелепой расцветки.
— Машина военная, — заявил он. Как выяснилось, это означало, что в машине недостает многих существенных деталей: ручек, пепельниц, заднего сиденья, а дребезжала бедняжка на ходу так, что у меня сводило зубы.
Когда мы подъехали к парку, я от души порадовалась, но рановато: еще минут пять Толик выбирался из машины сам и наконец смог извлечь меня. В общем, это заняло много времени, но все равно мы приехали минут за десять до назначенного срока. Клима не было, и я торопливо припустилась по аллее на облюбованную мной скамейку. Толик вышагивал сзади, в отличие от Резо относясь к обязанностям охранника со спартанским спокойствием.
Только я устроилась на скамейке и вошла в роль, как в аллее показался Клим. Толик сел в тенечке, метрах в десяти от меня, и зевал так, что мог лишиться челюсти. Охраны Клима нигде не было видно, в парк он вошел один, правда, трое дружков остались ждать в машине возле входа.
Клим смотрел на меня и терялся в догадках, зачем я ему позвонила. Объяснять я не собиралась.
— Как хорошо, что ты опять здесь, — сказала я, сияя лицом. — Где ты пропадал столько времени?
Клим вроде бы споткнулся, но на ногах устоял. Взгляд торопливо скользнул по моему лицу, я продолжала улыбаться вполне осмысленно, и это сбивало с толку.
— Где ты был? — повторила я. Он пожал плечами.
— Сегодня?
— Ну да…
— Дома… ездил по делам…
— Дела? — удивилась я. — Зачем тебе какие-то дела? Почему тебе непременно хочется заниматься какими-нибудь делами? Это скучно. Разве нет? — Наверное, — ответил Клим, понемногу приходя в себя.
Я поднялась, взяла его за руку и повела за собой, но не по аллее, а по зеленой траве. Наклонилась, сорвала одуванчик, порыв ветра унес пушистые зонтики. Клим смотрел на меня и продолжал теряться в догадках. Вспомнил, что я чокнутая, и успокоился, а потом вдруг решил, что я очень красивая.
«Наконец-то. Для кого я, по-твоему, старалась?»
— Одуванчики смешные, правда?
— Правда, — согласился он вежливо и даже с интересом, вовремя вспомнив, кто у нас теперь в папах.
— Тебе не нравится здесь? — распахнув глазки пошире, спросила я вроде бы испуганно.
— Нет, почему… Ты сказала, что хочешь встретиться… зачем?
Этот вопрос поверг меня в раздумья.
— Разве не все равно? Какое это имеет значение?
— Да? — Клим смотрел во все глаза и совершенно не знал, как со мной разговаривать. Однако Ремарка точно любил, потому что не удрал, а продолжал идти рядом, глядя на меня со все возрастающей растерянностью. Я в свою очередь старательно воспроизводила сцену встречи главных героев из прочитанного накануне романа под названием «Черный обелиск», со сто тридцать восьмой по сто сорок шестую страницу. Через полчаса Клим, сам того не подозревая, начал отвечать очень дельно и близко к тексту. А я порадовалась: налицо благотворное влияние настоящей литературы. Еще через полчаса я резко остановилась, прижала руку Клима к своей груди и немного помолчала, вроде бы прислушиваясь.