Её прикосновение

— Я приду и посижу с тобой. Где находится кабинет твоего врача?

— Нет, все в порядке. Я уже собираюсь домой.

— Ладно. Я приготовлю тебе куриную лапшу и картофельное пюре.

— Звучит божественно. — Она почти стонет в трубку, и мои губы дергаются. Еда — единственное, что всегда может взбодрить ее, но Элис — ужасный повар. К счастью для нашего дома, я умею готовить, иначе мы все бы умерли с голоду. — Есть новости от твоего отца?

Я сажусь в свой джип, и нервное чувство возвращается. Элис знает, что я беспокоюсь о нем.

— Нет. — На линии воцаряется тишина. — Я уверена, что все в порядке. — Я пытаюсь успокоить нас обоих.

У Элис такое нежное сердце, и она, наверное, волнуется больше, чем я. Она сблизилась с моим отцом с тех пор, как переехала жить к нам. Выросшая с двумя дерьмовыми родителями, думаю, она наслаждается тем, что другие действительно заботятся о ней.

— Ты же знаешь майора. Он, скорее всего, вернется к концу недели и из-за чего-нибудь будет занозой в наших задницах.

— Ага, — бормочет она, и я слышу, как кто-то зовет ее. — Они зовут меня обратно.

— Ладно, люблю тебя. Увидимся дома, — говорю ей, кладу трубку и еду домой. По дороге я мысленно проверяю список продуктов, есть ли все необходимое для приготовления ужина.

Замираю, когда въезжаю на подъездную дорожку и вижу грузовик Илая. Желудок сжимается в тугой комок, когда я вижу его сидящем на переднем крыльце. Его голова опущена, но он поднимает ее, когда слышит мой джип. Когда он встречается со мной взглядом, мне кажется, что кто-то бьет меня в живот. Сердце начинает колотиться, а руки потеют.

Появляется так много эмоций, но я хватаюсь за гнев, который пытается вырваться наружу, и крепко держусь за него. Я не буду плакать. Не буду. Я повторяю это снова и снова, стараясь взять себя в руки. Выпрыгиваю из машины и натягиваю свою отработанную фальшивую улыбку. Илай встает, когда я подхожу к нему, и на его лице появляется серьезное выражение. Он явно не хочет быть здесь.

— Майора нет дома, так что… — пренебрежительно говорю я. Проскальзываю мимо него и хватаюсь за ручку двери. Я немного злюсь, когда понимаю, что дверь не заперта. Он уже сам себя впустил.

Я не приглашаю его войти, просто стискиваю зубы и вхожу внутрь. Черт, захлопываю за собой дверь, надеясь, что прямо перед его красивым лицом, но не оборачиваюсь, чтобы посмотреть. Затем слышу, как он открывает дверь, и мое имя слетает с его губ. Да, эта штука «не показывай свой гнев» не работает.

Я бросаю сумку и поворачиваюсь к нему. Он выглядит уставшим. Нет, он выглядит потрясающе. У меня в горле встает ком.

— Пожалуйста, уходи, — выдавливаю я, довольная тем, каким сильным звучит мой голос. Могу сказать, что это прямое попадание, так как мои слова сильно задевают его. Я вижу это по его лицу. Он поднимает руку и проводит по волосам, которые теперь немного длиннее. У меня чешутся руки прикоснуться к ним. Прикоснуться к нему. «Он не хочет тебя», — напоминаю я себе.

— Я не могу сделать этого, Солнце. — Он бросает взгляд на мое запястье, на котором браслет с подвесками. Обхватываю запястье, скрывая его, будто меня поймали с чем-то, чего у меня быть не должно. Я не смогла заставить себя снять его. Пыталась несколько раз, но так и не смогла.

— Не называй меня так, — бросаю я, прежде чем поворачиваюсь и поднимаюсь вверх по лестнице. Я слышу его тяжелые шаги у меня за спиной. Двигаюсь быстрее, пытаясь добраться до своей комнаты, желая уйти от него. Он добирается до меня раньше, притягивая к себе. Он прижимает меня спиной к своей груди, обнимая. Мое тело расслабляется в его объятьях, и я не могу остановить эту реакцию. Я ненавижу то, как сильно хочу его.

— Солнце, пожалуйста, — шепчет он мне на ухо. Я могу слышать боль в его словах. Она глубокая и разрывает меня. Медленно поворачиваюсь и смотрю на него. Он так близко. Его запах вторгается в мои чувства. Клянусь с тех пор, как мы виделись последний раз, он стал больше.

Он прижимается своим лбом к моему, его глаза закрыты. Мы стоим молча, никто из нас не произносит ни слова.

После, казалось, вечности, он, наконец, открывает глаза, встречаясь со мной взглядом.

— Майор пропал.

От его слов желудок сжимается, но каким-то образом я остаюсь стоять. Не знаю, как долго стою там, пытаясь осознать все. Мой отец пропал?

— Все, что я знаю, что он исчез больше двадцати четырех часов назад, и они не могут найти его. И он не выходит на связь, — добавляет он. — О, Солнце, не плачь. Ты же знаешь, что майор вернется. Ничто не может остановить его. Думаю, мы оба знаем это.

Я даже не понимала, что плачу. Я верю Илаю. Весь мир должен сгореть дотла, чтобы мой отец не вернулся домой. Я делаю глубокий вдох и отхожу от Илая.

— Спасибо, что дал знать. — Он просто стоит, не двигаясь. — Пожалуйста, запри дверь, когда будешь уходить, — добавляю я.

— Солнце, я никуда не пойду.

Я прищуриваюсь, глядя на него, и понимаю, что мы собираемся спорить об этом.

— Я не хочу, чтобы ты был здесь. Тем более зная, что ты пришел сюда только для того, чтобы сообщить новости про моего отца. Я буду в порядке. У меня есть Элис.

Он качает головой.

— Это не обсуждается.

— Знаешь, что… — огрызаюсь я, но он обрывает меня.

— По закону ты теперь моя.

Глава 12

Илай

— О чем ты говоришь, Илай?

Ее раскрасневшиеся щеки и сжатые кулаки должны были заставить меня насторожиться. Но вместо этого я возбужден, как никогда в жизни. Видеть ее воочию, прижимать к себе, вдыхать ее сладкий аромат. Это слишком, черт возьми, и я не могу вынести расстояние между нами.

Я лезу в задний карман, достаю листок и протягиваю ей.

— Майор изменил завещание — если с ним что-то случится, и он не сможет вернуться домой, я становлюсь твоим законным опекуном.

Ее рука дрожит, когда она разжимает кулак и выхватывает бумагу у меня из рук. Она злится, и я чертовски ненавижу это. Знал, что мой уход будет для нее нелегким, но надеялся, что ей поможет знание того, что я однажды вернусь.

Она просматривает документы и прижимает их к моей груди, когда проносится мимо меня в свою спальню. Следую за ней по пятам, пока не добираюсь до ее двери и не останавливаюсь. Знаю, что зайдя в ее комнату без разрешения, означало бы перейти некую черту, и не хочу, чтобы она чувствовала угрозу. Хочу, чтобы она чувствовала все, что чувствую я, но этого может никогда не случиться.