Её шикарный босс

Ярцев затушил сигарету о стену, засунул руки в карманы дубленки и молча пошел следом. Ему хотелось точно быть уверенным в том, что проклятый брат Кати больше не причинит ей зла. Он будет спокоен, только когда увидит его мертвым.

Ночь выдалась морозная, и ясная луна зловеще освещала им путь. По каменистой, обрывистой тропинке они спустились к реке, где у маленькой пристани стоял небольшой катер.

У берега было по-настоящему холодно. Чуть шелестящие камыши навевали неприятные чувства. Вода у пристани кое-где покрылась ледяной коркой, но быстрое течение пока еще не давало ей замерзнуть.

Ярцев и Ринат дождались, когда едва живое тело погрузят на катер, и зашли на борт следом. Ринат вывел катер к середине реки и выключил мотор.

Вокруг стояла зловещая тишина. Адский холод пробирался под одежду и впивался в кожу.

Их жертва вдруг пришла в сознание. Посиневший от холода, Сережа резко поднялся на ноги, заорал от ужаса, и, не удержавшись на краю кормы, поскользнулся и выпал за борт. Связанные веревкой руки не дали ему шанса выбраться на поверхность ледяной реки.

Ярцев и Ринат стояли на корме и мрачно наблюдали, как над темной водой, освещенной тусклой луной, расходятся круги.

Через некоторое время вода успокоилась, и больше ничто не напоминало о том, что еще недавно рядом с кормой выпал человек.

— Собаке собачья смерть, — презрительно сплюнул на воду Ринат, и Ярцев молчаливо с ним согласился.

Когда катер привез их обратно на берег, Ринат внимательно посмотрел на подельника.

— Наши друзья хотят еще один военный завод. Дело очень выгодное и прибыльное. На границе то и дело вспыхивают конфликты. Нам нужно много оружия. Теперь все будет легально.

— Еще один завод? Все деньги вложены в СтройИнвест.

— Через полгода в городе поменяют мэра. Все твои стройки рухнут в одночасье. Советую избавиться от корпорации как можно скорее. Предложи ее своему конкуренту из Москвы. Думаю, он не откажется от выгодной сделки.

— Я подумаю, — заледеневшими от холода губами проговорил Ярцев.

Ринат понимающе кивнул, и они пожали друг другу руки.

Домой Ярцев пробирался, словно преступник. Отмыл во дворе туфли ледяной водой, что была в маленькой колонке, и едва шевелящимися замерзшими руками украдкой стянул с себя брюки, не заходя в прихожую. Он не хотел, чтобы Катя о чем-то догадалась, и желал только одного – чтобы вино усыпило ее до самого утра.

На его счастье, она все еще мирно спала на диванчике в кухне.

Ярцев придирчиво осмотрел свою дубленку, и тоже обнаружил кровь.

Он быстро переоделся в мягкое домашнее трико и майку, сложил туфли, брюки и дубленку в мусорный пакет. Вынес на задний двор, залил керосином и поджег. Пламя пылало, шипело и яростно пожирало следы недавнего преступления, оставляя за собой черные клубы дыма.

Он дождался, когда вещи сгорят, собрал обгоревшие остатки и выбросил их в мусорный бак.

Вернулся домой через заднюю дверь и закрылся в ванной комнате. Тщательно отмывшись в горячей воде, он переоделся в теплый махровый халат и выбрался из ванной.

От шума открывающейся двери Катя проснулась.

— Саш, который час?.. Что ты делаешь?

— Душ принимал, пока ты спала. — Он посмотрел на часы в сотовом телефоне и тут же спрятал его в карман трико – часы показывали половину четвертого утра. — Давай я отнесу тебя в кровать.

Он подхватил ее, сонную, на руки. Катя улыбнулась и обхватила его за шею тонкими пальцами. Ярцев с нежностью поцеловал ее в губы и бережно понес в спальню. Завтра он купит Кате новое кольцо и еще раз попросит ее выйти за него замуж. Возможно, они тихо распишутся дома под рождество, еще до ее отъезда в Германию. Главное – Сережи больше нет. Он никогда не потревожит Катю. Отныне сердце Ярцева было спокойно.

Эпилог

Конец декабря выдался богатым на снег, и весь двор замело сугробами.

Катя подошла к окну и раздвинула занавески. Ярцев в дубленке нараспашку усердно разгребал снег и дымил очередной сигаретой.

Она украдкой вздохнула – в последнее время он очень много курил и пил. Катя посмотрела на свое платье. Длиною в пол, из нежного розового шелка, платье было потрясающе красивым. Колье из крупного жемчуга на шее тоже заставляло сердце замирать от восхищения. На столе в гостиной горели яркие свечи. Огромная сосна заняла четверть комнаты и сияла разноцветными огнями.

Но платье и роскошный интерьер не делали красивее ее саму. Повреждения, нанесенные братом, было невозможно скрыть. Да, Саша запретил держать в доме зеркала, и, кажется, даже привык не замечать ее изъянов. Но от этого Кате не становилось легче. Да и как можно чувствовать себя счастливой, если в дом нельзя позвать гостей? Если нельзя вместе выбраться куда-нибудь в город, поужинать в ресторане или просто побродить по магазинам?

А больше всего Катя боялась себя самой.

По ее настойчивой просьбе они занимались любовью только в полной темноте. Катино самолюбие не могло вынести мысли о том, что Саша видит ее лицо во время этих занятий. Увы, она перестала получать удовольствие от секса, и каждый раз мечтала только о том, чтобы все поскорее закончилось, и можно было натянуть на голову одеяло и притвориться спящей.

Как бы там ни было, теперь Катя всецело принадлежала Ярцеву. Она уже не помнила, о чем мечтала в юности и к чему стремилась до встречи с ним. У нее не было работы, ей было негде жить, а ее изуродованное лицо указывало на то, что единственный выход – это покончить с собой, чтобы не терпеть сочувствующие и брезгливые взгляды людей. Она была жива только потому, что Саша верил в пластическую хирургию, и ей не оставалось ничего другого, как прятаться в их общем доме и ждать.

Она держалась изо всех сил, желая только одного – чтобы скорее наступило первое февраля, и ее отправили в Германию. Она уже решила, что поедет одна. Саша еще не знал об этом решении. Но никакие его доводы не заставят ее согласиться продолжать видеться с ним. Каждый их общий день становился очередной пыткой, испытанием ее психики на прочность.

Ярцев это понимал. Но переубедить Катю у него не получалось, поэтому он просто смирился, курил одну сигарету за другой, пытался расслабить нервы с помощью крепких напитков и тоже ждал февраля. Он был одержим ею до сумасшествия, и то, что она страдает, сводило его с ума. Он больше не занимался бизнесом. Он забросил все дела в корпорации, и «СтройИнвест» существовал сам по себе, едва удерживаясь на плаву лишь благодаря Альберту.

Он покупал Кате новые платья, он каждую неделю дарил ей новые украшения, но это не помогало избавить его любимую женщину от страшного комплекса неполноценности. Единственное, что ее успокаивало – это картины по номерам. Они напоминали ей Марго, лучшую подругу, и теперь вместо букетов цветов Ярцев носил домой картины. Иногда по вечерам он даже помогал ей их раскрашивать. Они вместе пили вино, разводили приложенные к картине краски и много разговаривали.

Вот и сейчас Катя намеревалась поработать над картиной. Она еще немного полюбовалась снегом, с горечью посмотрела на своего Сашу, сломленного их общей трагедией так же, как и она сама, тяжело вздохнула и пошла разводить краски.

Ярцев вернулся в дом несколько минут спустя. Сбросил новую длинную дубленку в прихожей и заглянул в гостиную.

— Катюша, идем во двор! Там снега столько намело – не разгребешь, — его глаза горели почти детским восторгом.

— Нет. Снег холодный, — она передернула плечами. — Я лучше порисую. Мне нравится рисовать в нашей нарядной гостиной.