Ее тысяча лиц

– Еще токсикология нужна, – мрачно отозвался Кор. – Не успели.

Аксель кивнул.

– Да. Коллеги, планерка закончена, занимайтесь своими делами. Звоните, если понадоблюсь. Но лучше приходите с конкретными результатами.

Все, кроме Марка, ушли. Карлин всегда оставался. У него был свой кабинет, но во время расследования профайлер старался держаться рядом с Грином. Особенно если чувствовал, что что-то не так: с детективом, или с делом, или вообще. Они помолчали минуту, посмотрели друг на друга. Марк несмело улыбнулся, но Аксель остался серьезен.

– Что тебя с ней связывало? – напрямую спросил Карлин.

Аксель разозлился.

– Ты ведь не отстанешь?

– Я вижу, что с тобой что-то не так, и хочу помочь.

– Знаешь, что со мной не так? – взорвался Грин. – Мирдол пришла в себя.

– Я это знаю… – осторожно начал Карлин.

– Но ты не знаешь главного. Баррон заявила, что у нее расщепление личности. Как это по-научному? Диссоциативное расстройство идентичности. И знаешь, в чем ирония судьбы? Якобы личность Эдолы скрылась. Умерла, пропала, затаилась. А вот личность мифической Энн Лирны жива и вполне себе соображает. Знаешь, что она сказала мне? – Голос детектива опустился до свистящего шепота.

Обескураженный Карлин попытался вставить слово, но Аксель не позволил, резко подняв руку ладонью к нему.

– Она сказала, что любит меня. И что она не убийца. И что всю жизнь страдала от провалов в памяти. Как чертов Билли Миллаган.

– Прости, – чуть слышно пробормотал Марк. – Я не знал.

Аксель посмотрел ему в глаза, чувствуя одновременно облегчение и стыд. Он не хотел лгать другу, но понимал, что до последнего не имеет права рассказывать о своей связи с Анной. Даже Карлину.

Взяв со спинки стула пиджак, Аксель надел его, расправил складки, поправил манжеты и воротник рубашки и глянул на себя в зеркало. Чертов щеголь. Эта стрижка придавала ему аристократичный вид, хотя Грин считал себя человеком, максимально отдаленным от всего, что связано с высшим светом. Он взбил пальцами челку, добавляя волосам неряшливости, удовлетворенно кивнул и вышел из кабинета, не смотря на Карлина.

ПРОШЛОЕ. АННА

12 сентября 1987 года, суббота

Ранение оказалось серьезнее, чем Аксель был готов признать. Ему сделали операцию, заново вычистили рану, все заштопали и отправили на больничный на две недели. От предложения уехать домой на это время парень отказался, не объяснив причин. Руководство настаивать не стало. А я получила самую романтичную неделю из возможных. Он встречал меня с работы, прячась в тенях. Приносил сувениры, цветы и конфеты. Провожал домой, тщательно следя за режимом. Мы целовались как подростки, а я с каждым днем все глубже и глубже погружалась в него, теряя опору. Мое тело сходило с ума, моля о большем, но парень не спешил.

Сегодня я узнала, почему он оттягивал этот момент как мог.

Я обескуражена. И даже не уверена, что имею право открыть эти мысли бумаге. Но с живым человеком я такое точно обсудить не смогу. В книгах, фильмах и легендах воспета ценность женской невинности. Она возведена в абсолют, ее потеря табуирована. В то время как первый раз для мужчины – особенный. Точно так же, как и для женщины. Неудача может его сломать, перечеркнуть всю сексуальную жизнь, заставить снова и снова ходить по кругу унижения, теряясь в самом себе и неподходящих женщинах. И что такое – стать подходящей женщиной? Что такое – получить такой уровень доверия? Ведь мужчина тоже доверяет женщине себя. Ведь секс – это не потребление. Если он по любви.

Поразило меня другое. Не его волнение, которое он быстро и безжалостно задушил в себе. А то, каким он показался мне… Открытым? Как будто впервые перестал держать лицо. Как будто впервые позволил себе расслабиться, позволил увидеть себя настоящего – или не настоящего, кто ж его разберет. Но мне хочется думать, что именно в эти минуты, погружаясь в меня, воспламеняясь от меня и сводя с ума нас обоих, он был самим собой.

Мне хочется думать, что я его не разочаровала. По-настоящему. Всем известно, что то, что мужчина говорит во время секса и сразу после, – ерунда. Но мне так хочется думать, что для него это как минимум так же важно, как и для меня.

Потому что я поняла одно: мы с ним спаяны. Не просто переплетены, а спаяны. Сложены идеально душой и телом. Как будто кто-то подгонял размеры, изгибы, вылепливая наши тела. Рядом с ним я совсем маленькая и хрупкая, а он будто становится взрослее и сильнее, еще мужественнее и жестче. В нем дремлет звериная натура. И я обязательно ее разбужу. Я хочу почувствовать, как он слетит с катушек от страсти. Хочу свести его с ума.

Потому что именно в этом жизнь. Настоящая, безжалостная, но прекрасная, наполненная болью, жаждой, отчаянием, светом, мглой, страданием, победами жизнь.

13 сентября 1987 года, воскресенье

Во второй раз он уже более раскрепощен. В нем нет ни капли сладости. Он не пытается меня завоевать дешевыми способами. Постепенно он раскрывается, проявляет свое истинное нутро. Сегодня мы гуляли по базе. Я поздоровалась с начальником, перекинулась с ним парой фраз. Кажется, слегка флиртовала. Так Аксель буквально втолкнул меня в комнату, закрыл за нами дверь и прижал меня к стене. Ох, пишу – и мурашки по коже. Так это было сладко. Так это было волнующе! К сожалению, после нескольких минут властного поцелуя он отступил. И ушел бы, если бы я не утянула нас в постель.

Самообладание у этого парня чудовищное. Не понимаю, за счет чего он его сохраняет. Такой молодой.

Он меня воспламеняет. Пробуждает во мне не только страсть, но и азарт. Как будто я всю жизнь ждала именно такого мужчину: холодного и отчужденного снаружи, но трепетного и сломленного внутри. Что значит «как будто»? Я точно ждала такого, искала такого. Чем глубже бездна, тем интереснее, а он поистине бездонен.

Глава восьмая

НАСТОЯЩЕЕ. АКСЕЛЬ

Кафе «Бархат»

Анна множество раз рассказывала ему о тех защитах, которые выстраивает психика, чтобы уберечь себя от лишних травм. Тогда ее слова казались ему совершенно лишними. Он был молод, даже юн, влюблен и думал, что их отношения продлятся вечность. Идеализировал ее, себя, саму жизнь, не понимал, что не все подконтрольно его воле. А сейчас отчетливо видел, что к настоящему он буквально вытеснил из памяти и жизни все, что было связано с теми проявлениями этой женщины, которые не укладывались в его хрупкий мир. Он и сейчас расщепляет близких людей, готовый взаимодействовать только с той частью, которая полезна или хотя бы безвредна. И отчетливо проследил эту тенденцию на примере журналистки.