Ее величество
Шрифт:
«Федька, как и его мамаша, не может жить без объекта для разрядки своего дурного настроения, ему требуется мишень для избиения, ему нужно кого-то изводить», – сердито утверждала я.
«Чем труднее мне сдерживаться после болезни, тем с большим удовольствием он пытается вывести меня из себя. Чем объяснить в неглупом человеке подобную странность? Добивает? Грубо, беспардонно издевается, с каким-то восторженным ожесточением. Делает все назло, наперекор. Это стало его второй натурой. Я не могу спокойно смотреть на то, как гордо и громко в нем заявляют о себе плохие черты характера. Сам себя выставляет в невыгодном свете, но не признает этого. И что интересно, ни разу ничем не пожертвовав в защиту своих суждений, яростно нападает на меня, без всякой логики охаивает мои доводы. При детях мне приходится лавировать,
«Сейчас среди мужчин большой процент инфантильных взрослых «мальчиков». Прекрасно ухаживают, потому что это им самим нравится, ярко и празднично женятся, а когда «опадает брачное оперение», не знают, что дальше делать. Они оказываются невероятно ранимыми, обидчивыми и абсолютно неприспособленными. Им нужно поклонение, восхищение. А чем в них восторгаться?.. И возникает недовольство, которое проявляется в хамстве и загулах», – выразила я Эмме свою точку зрения.
«И в полном отсутствии искренности и честности», – добавила она.
«Нет, Федька вполне искренен во лжи и самолюбии. Кичится своей невоспитанностью, тем, что дипломатия в семье не его сильная сторона. Но он побеждает! И внешне устойчивый корабль семейной жизни начинает тонуть. Тебе достался один из ярких представителей этого племени», – сказала я Эмме полушутя.
«Глупая, я думала для себя мужа берегу. Сначала его «отклонения» мало в чем проявлялись, и их причину я относила на свой счет. В себе искала недостатки и склонялась к тому, что это скорее моя вина. Она в неопытности. А Федор… Ничто из того дня не удержалось в моей памяти, кроме… ужасного известия… Его не волновало, как выглядело его поведение с точки зрения элементарных норм порядочности и человеколюбия. Он восторгался собой!»
«Федька свободен от «предрассудков», а ты себя винила», – зло рассмеялась я.
– Боль звучала в словах Эммы. А у меня она в стучала в висках и вызывала чувство жестокой неприязни к Федьке. Я так любила и жалела Эмму в минуты ее откровений, я так сочувствовала ей! – с неожиданной теплотой в голосе сказала Инна и вздохнула.
6
– За каждой большой чистой любовью ищи огромное доброе сердце, – сказала Жанна.
– Сердце. Оно только прекрасный насос или все-таки в нем заключена и некоторая метафизическая, божественная суть? – спросила Аня.
– Ну и вопросики! Я думаю, сердце тут ни при чем. Душа составляет суть человека. А когда он умирает, она отлетает, пополняя биоинформационный слой мироздания, – ответила за всех Жанна.
– А где она находится? – с усмешкой спросила Инна.
– Я думаю, в голове.
– А сердце почему отзывается на горькие ситуации?
– Мозг посылает ему импульсы. Когда прикоснешься к горячему, почему руку отдергиваешь?
– Спасибо, напомнила. Мне больше не потребуется консультация биолога. Я надеялась услышать что-то новое, экстраординарное, – ответила Инна раздраженно.
– Помните, у поэта Дементьева: «Я живу открыто, как мишень на поле». Это об Эмме. Такой она была в студенчестве, – сказала Аня.
– Совесть – голос Бога в душе человека, – это тоже о ней. Ее мама во многом тому поспособствовала, – добавила Жанна.
– Я думаю, легкость в общении привлекла Эмму в Федьке, – сказала Инна.
– Легок он с чужими людьми, а в своей семье – несносный. Эмма не трогает его, но все время настороже. Знаете, как
тяжело общаться с человеком, от которого постоянно ждешь грубые выходки! Ведь Федор ведет себя так, будто всё время защищается, отбивается от нападок. Любые ее слова в штыки принимает и поднимает бучу. То ли мнительный такой, то ли каждодневные семейные ссоры с детства приучили его во всем искать подвох и подтекст? Эмма, бывало, уговаривает его: «Живи проще, не придумывай проблем. Я не хочу твоей покорности, мне твое разумное соучастие и сопереживание нужно», – формулировала она мужу свое понимание отношений в семье. Но он же тупо упертый. Он ее обвинял в бесчувствии. Предъявлял претензии женщине, заслуживающей не только одобрения и уважения, но и восхищения! Наверное, судьба сама затаивала дыхание, наблюдая такую дикую несправедливость! А Федор с удовольствием свои недостатки жене приписывал. Таким способом, как правило, защищаются виновные, – возмущенно заявила Аня.– Ты права, Федька понимал, что виноват, но, устраивая истерики, старался переложить бремя своей вины на жертву. Только нечестные люди так ненормально болезненно реагируют, когда им не верят, и тем самым желают убедить, задурить голову. Таков его метод существования в семье. Его душа – помойка, – еще более резко высказалась Инна.
– Я тоже очень обижаюсь, когда мне не верят, – сердито не согласилась с ней Жанна.
– Сравнила! Разница в вашем поведении налицо! Ты логично доказываешь свою правоту, а он в дурь лезет, – объяснила Аня.
– Федору, наверное, казалось, что чувством вины его хотят привязать к семье, лишить свободы, – предположила Жанна.
– Такого ничем не привяжешь, пока он сам не угомонится. Гоняясь за химерами, он прозевал настоящую любовь прекрасного человека, – вздохнула Аня.
Она сидела на матрасе, придвинув колени к подбородку и обхватив их кольцом рук, вся компактно подобравшись, и казалась сама себе маленькой, той одиннадцатилетней девочкой, какой была тогда, оставшись одной-одинёшенькой на всем белом свете...
– Ну, если их взращивала любимая мамочка… – съехидничала Инна. А она знала, о чем говорила. – Не сумел Федор отстоять перед матерью свое право на любовь к кому бы то ни было, кроме нее – в данном случае к Эмме, – и навсегда распрощался с нею. Только влюбляться был способен.
– Разменял любовь и уважение на капризы и вредности своего и маминого характера. И Эмма подчинялась такому? Невероятно! – возмутилась Жанна.
– Сначала с радостью, потому что любила. Ей хотелось заранее во всем соглашаться с Федором, что бы он ни сказал, что бы ни сделал. Это много позже она разочаровалась, когда пелена с глаз сошла. Эмма долго боролась с мужем, отстаивая свое право на любовь, потом отстранилась. Сколько раз ночами она думала о разводе! Но в свете просыпающегося дня решимость ее таяла, как утренний туман, который она в детстве любила наблюдать на рыбалке. Жила с мужем, как с квартирантом. Ждала, когда дети подрастут. Его присутствие равнялось отсутствию, – объяснила Аня.
– Нет, она в минусах была, потому что переживала, но продолжала с ним нянчиться. А он барствовал, – не согласилась Инна.
– Несносный! Эмма, выходя замуж, не нанималась ему в объект для битья, – возмутилась Жанна. – Дочь моих друзей десять лет была замужем. А потом сказала: «Зачем я, глупая, столько лет терпела, страдала? Поведение мужа выбивалось из моих ясных устоявшихся представлений о семье. Он мне все нервы издергал. Мне все время хотелось выбить это лишнее звено из цепочки связей своего мира. Разведясь, я словно заново родилась. Я замирала от возможностей, раскрывшихся передо мной». Она шутила: «С мужчинами надо вести себя, как с собаками: строго по заслугам награды выдавать и по величине проступков наказывать, чтобы порядок знали, уважали и боялись. Мы сами благодушествуем с ними, а потом скулим».
– Федор первый отстранился от семьи, и бороться уже было не за кого. Судьба поманила Эмму и обманула, – вздохнула Аня.
– Судьба ли? – усмехнулась Инна. – Чужая жена – лебедь белая, своя – горе горькое. С чужой одни шашни и никаких забот.
– За терпение и добродетель Эмме воздастся. – Конечно же, это Жанна сказала.
– Медаль получит? – насмешливо спросила Аня. – Помните шутку юмориста Задорнова? «Сочетаясь браком, что получает женщина вместе с кольцом? Медаль «замужества» или «за мужество»?