Её я

Но она не смогла умолчать. Наши сердчишки были маленькие, воробьиные. Может быть, поэтому мы и не смогли с ней… Но об этом вдаваться в рассуждения не стоит…

* * *

С того дня, когда я повстречался с отцом на улице Мохтари, дед начал смотреть на меня по-иному. Он повторял:

– Слава Аллаху, ты вырос, разум мой окреп… А я с этим миром уже покончил счеты… Думаю все больше о смерти…

Мне тогда только что исполнилось восемнадцать. Но у меня в мозгу не укладывалось, как я смогу жить без деда и вести все это хозяйство: дом, фабрика, караван-сарай, который мы уже разрушили, а землю, занимаемую им, разделили на участки для продажи по частям. Мы как бы жили одной семьей с рабочими фабрики. Насколько я мог судить, они получали ровно столько, сколько зарабатывали. А расходы – семья Искандера, Мешхеди Рахман и его жена, Мирза, ежемесячное содержание для Марьям и Махтаб, которое следовало перечислять в европейской валюте; потом еще наше домашнее хозяйство, весьма хлебосольное и требующее больших расходов… Как дед получает доходы, я не очень себе представлял…

В этом же году летом дед вызвал меня на фабрику, в контору. Мирза уже состарился, и у него теперь был помощник, полностью занимающийся счетами, накладными и банком; Мирза, в основном, только контролировал его работу. И вот дед усадил меня перед Мирзой, который сказал следующее:

– Али-ага! Вы помните о грузовиках «Джеймс» с грузом сахара? Это случилось лет семь-восемь назад, для нас это был чистый убыток. Если бы мы могли по сегодняшним ценам все это вернуть… Хадж-Фаттах поручил мне передать вам все документы, чтобы вы лично съездили в Казвин и довели до конца это дело… Обязательно нужно получить эти деньги…

Я недоумевающе посмотрел на деда, который глядел на меня блестящими глазами. Извинившись перед Мирзой, я встал, подошел к деду и, сев рядом с ним, сказал ему на ухо:

– Дед! Я на это не способен. Как это я один туда поеду? Я не знаю, что говорить…

– Для того чтобы получить причитающиеся деньги, говорить не требуется. Для получения денег требуется сняться с места и явиться по адресу, и точка! Тут все дело в этой явке… Это во-первых. Во-вторых, я хочу, чтобы ты понемногу входил в дела. Мой срок уже истек… Жить мне мало осталось, и я хочу, чтобы ты принял дела из моих рук. Тогда я со спокойной душой в гроб лягу.

Я не мог отказаться, но ворчал:

– Ну вот я… один-одинешенек…

– Не хочется из дома уезжать, да?.. А отец твой в таком же точно возрасте, как ты, с одним только Искандером поехал в Баку и привез первую партию сахара – один…

– Но ведь не один же! Ты сам говоришь: с Искандером… – Я немного подумал. – Я сын своего отца, а Казвин это не Кербела, в которую плохих мусульман не допускают. И вот, раз я сын своего отца, то пусть сын Искандера поедет со мной…

Дед рассмеялся:

– Вывернулся, как кот! Как тебя ни кинь, всё на четыре лапы приземлишься. Но проблем нет, бери своего друга. Только отныне, если хочешь взять с собой друга, то не ходи вокруг да около, а вот так, – дед показал мне открытую и выпрямленную ладонь, – говори вот так же ясно и просто: хочу поехать с другом. Дружба не нуждается в оправданиях… Говори просто и открыто! Ничего плохого в этом нет. Лучше, чем разводить рассуждения о том, что, мол, я сын моего отца, а с сыном Искандера в Кербелу не пустят… Кто сказал, что в Кербелу плохих мусульман не пускают? Если стол Аллаха – это месяц поста, а стол имама Хусейна – месяц мохаррам, то за стол имама Хусейна посадят того, кого не посадят за стол Аллаха. То, что мы Карима не взяли в Кербелу, – ты сам знаешь, это по другим причинам было. А сейчас бери его с собой. Никто проблем не видит, и рассуждать нечего…

* * *

Как говорил Карим, мы «причепурили» «Шевроле» и поехали. Это было первое мое дальнее путешествие без деда или матери. И как же много мы смеялись с Каримом по пути! Останавливались чуть ли не в каждом кафе, попадавшимся по дороге. Пока проверишь уровень масла, воду в радиаторе, Карим уже входит в заведение и там начинает свое шутовство. На эти представления он был мастер, не хуже джинна. Для местных крестьян на этой пустынной дороге уже сам вид двух юношей и черного «Шевроле» был в диковинку, а он еще огорошивал их вопросом:

– Далеко отсюда до германской границы?

Люди впадали в ступор от растерянности. Хозяин кофейни, допустим, имел уже и ламповый приемник и даже слышал что-то о Германии, Гитлере и «высшей расе», но для него все это было так непонятно, что он только качал головой:

– Господа молодые… Очень далеко! Даже и не прикинуть, сколько, да и по этой ли дороге? Отсюда до Казвина двадцать фарсахов, потом – Зенджан, Тебриз… Спаси Аллах, не знаю я, да и зачем вам германская-то граница?

Карим, напустив на себя важный вид, объяснял:

– Не уверен, в курсе вы или нет… Фюрер выразил желание, чтобы я привез к нему этого человека. – И он указывал на меня. – Этот господин принадлежит к чистой арийской расе. Таких, как он, во всем мире, может, двое-трое, не больше. Потому вождь арийцев и пожелал его увидеть, для чего немецкое посольство в Тегеране предоставило мне «Шевроле».

…Кто были посетители кофейни? Сельские хозяева, батраки, подозрительные личности, похожие на скупщиков краденого. Кое-кто из них, глядя на меня, рот раскрывал от удивления, а вот я рта открыть не мог, так как боялся расхохотаться. Тогда бы нас сельские жители угостили тумаками на славу. Но пока они расспрашивали Карима:

– Ваша милость! А как определили, что этот господин принадлежит к чистой арийской расе?

Карим, подняв брови и состроив философическое выражение лица, объяснял:

– Ничего сверхъестественного! Есть способы… Вот ты, например, друг! – Он подзывал одного из местных крестьян. – Открой рот, пожалуйста… Прошу полной тишины! Всех попрошу помолчать… Духанщик! Будь добр, блюдце дай мне чистое…

Все молча наблюдали за Каримом. Он вначале внимательно пересчитал зубы добровольца, затем легонько постучал блюдцем по его верхним резцам, вслушиваясь в звук. Когда звук стих, он еще раз приложил блюдце к уху и объявил:

– Нет! Не то. Жаль, жаль! Не повезло тебе… Ни мать твоя, ни отец не были чистыми арийцами… Происхождение местное. Не сошлись на тебе звезды, братец! И в дедовом поколении чистых арийцев не было… В противном случае я бы это определил, и в том же «Шевроле» отвезли бы тебя в Германию. Место в машине есть, но, увы…

Огорченный доброволец отходил, и разгорался настоящий бой за то, кому пройти осмотр следующим. У нового добровольца был, как правило, тот же результат, хотя некоторым везло чуть больше:

– У тебя в роду были чистые арийцы, но в конечном итоге… Как бы это выразиться? Настоящей крови небольшой все-таки процент… Понимаешь меня?!

К следующему добровольцу подход был иной:

– Пройдись, пожалуйста, гусиным шагом: сидя на корточках, руки за голову… Семь раз скажи по-немецки «бетроффен верден кан»… Клянусь Аллахом, произношение отличное! А ну-ка рубашку сними… Посчитаем количество ребер… Нет!.. Увы… Одного ребра не хватает… В обычной жизни это не вредит, но при высоких критериях… Ведь война! Это не шутки. Если солдат не принадлежит к высшей расе, он не победит…