Ее звали княжна Тараканова

При отъезде из Киля и в дороге ей не сказывали того, что везут в сие место, а говорили только, что едут к ее родителям в Москву; но кто они таковы, и того не упоминали. Но как они в сей город привезены не были, то нянька ее, примеря, что их обманули, на то огорчилась, сетовала…

По приезде на персидские границы, оставили ее с нянькою в одном доме, а в которой провинции и городе, того она не знает, только ей памятно, что около того места, в расстоянии на шесть или семь верст, была орда, а в том доме жила одна неизвестная старуха и при ней было человека три стариков, но какие они люди — ей неизвестно. Старуха, сколько она помнит, была, кажется, хорошего воспитания, и слышала, что она жила в том месте более двадцати лет; почему и думала, что она также по какому-нибудь несчастию в то место привезена.

В том месте она жила год и три месяца, находясь во все сие время в болезни, о которой она иногда такое делала заключение, что, может быть, испорчена была ядом. Скучая сею жизнью и угнетающими ее несчастиями, стала она плакать, жаловаться на сие состояние и спрашивать, кто тому причиною, что ее в том доме посадили? Однакож все то было бесполезно; только иногда из разговоров оной старухи она слыхала, что содержат ее тут по указу покойного императора Петра Третьего.

…Нянька ее, во время тамо ее бытности, научилась говорить тем языком, каким в той стороне говорят (сей язык, как она может теперь рассуждать по слуху, походит на русский, который и она сама несколько разумела, но ныне позабыла), а сим средством подговоря одного из близких деревень мужика, — который, помнится ей, был татарин, и знаком им, потому что иногда принашивал к ним провизию из того места, — все трое ночью ушли и шли четверо суток пешком, а ее и малое число ее одежды мужик нес на себе, и проходя сие время леса и пустые места, дошли наконец до другой деревни, а в чьем она была владении, — того она не знает. Сей деревни старшина, сжалясь над ними, дал им лошадей, на которых они и приехали в Багдад, город персидского владения.

Попытка запутать или попытка припомнить? Россия, Петербург, Москва — не слишком ли назойливое (бесстрашное?) обращение к опасным обстоятельствам? Предположительная достоверность, но зато и резко возрастающая возможность проверки. И еще задача ребуса — может ли существовать то место, которое так подробно описывает неизвестная?

1762 год, граница России с Персией, городок со ссыльными, в 6–7 верстах орда, в четырех сутках ходьбы Багдад, ссыльная старуха — и ничто не опровергает друг друга.

Соответственно это может быть граница на землях Дагестана (ведь Терек тех лет — пограничная река), Ногайская орда и Багдад не «Тысяча и одной ночи», а в окрестностях Кутаиса — крепость на реке Хани-Цхали, притоке Риона. Он действительно оказывался первым городом персидского владения, куда можно было попасть, перейдя по лесам и пустошам границу. Старуха «хорошего воспитания» это подтверждала: в ногайские степи было сослано несколько осужденных по знаменитому «Лопухинскому делу» — группы придворных, обвиненных в заговоре в пользу малолетнего императора Иоанна Антоновича, против только что оказавшейся на престоле Елизаветы.

Кстати, это события двадцатилетней давности — 1743 года. «Мягкосердечная» Елизавета в первый раз показала свою беспощадность. В ответ на просьбу членов Тайной канцелярии избавить от очных ставок беременную Анну Леопольдовну она пишет: «Надлежит их в крепость всех взять и очьною ставкою про из водить, несмотря на ее болезнь, понеже коли они государево здоровье пренебрегали, то плутоф и на ипаче жалеть не для чего, луче чтоб и всех их не слыхать, нежели от них плодоф ждать».

Да и время побега неизвестной 1763 год, после падения, а может, и смерти Петра III. Ссыльные бывшего императора всегда переставали быть опасными.

В сем городе нашли они богатого персиянина по имени Гамет, к которому нянька ее пошла, и что она ему об ней рассказывала, того она не знает; только после того вскоре Гамет, пришед к ней в домик, показывал знаками, что он ей очень рад, сожалел об ее состоянии и потом тотчас взял ее к себе в дом, в котором обходился с ней учтиво и содержал очень хорошо.

По некотором времени узнала она, что в этом доме имел убежище один персидский князь Гали, имевший большую власть и великое богатство в Испагани. Сей человек, вошед также в ее состояние, обещал не оставить; почему и действительно по прошествии года, когда он поехал в Испагань, то ее и с нянькою взял с собою. Из Испагани ездил он в Ширван, для смотрения провинции, где и был шесть недель; а ее в отсутствие свое поручил одному человеку, называемому Жан Фурнье, которого предки природою были из Франции, а он в Испагани поселился от давнего времени, имел персидский закон, у которого она и жила.

Когда Гали возвратился в Испагань, то тотчас взял к себе в дом, и содержа ее, весьма отменно почитал, как знатную особу, тем более, что он уверен был в настоящей ее природе, сказывая ей неоднократно, что она дочь покойной императрицы Елизаветы Петровны, что подтверждали не только живущие в его доме, но и приходящие к нему люди, а об отце ее рассуждали различно: кто называл его Разумовским, а иные сказывали: что кто-нибудь другой, но имени его не упоминали.

Князь Гали столь много ей благодетельствовал, что неоднократно ей отзывался, что готов он все свое состояние употребить в ее пользу с тем, чтобы оно способствовать ей могло в том, дабы утвердить настоящую ее природу. Но за что он делал ей такое благодеяние, — она не знает.

Смена России на Персию как возможность самых фантастических рассказов — кто из образованных европейцев середины XVIII века имел сколько-нибудь конкретное представление об этой стране? Но названия городов, провинций, обстоятельства, имена — и новый ребус оказывался вполне возможным для решения.

Исфагань — бывшая столица Персии, некогда богатейший и крупнейший город в мире. Но и после вторжения афганцев все еще огромный торговый центр, разноязычный, тесно связанный с Европой.

Заплутавший на Востоке француз Фурнье — ничего исключительного. Как раз Исфагань имела и католическую церковь, и большой католический монастырь, и целое христианское предместье — Джульфу.

Ширван — город в Дагестане. Если у князя Гали были там дела, он вполне мог оказаться и жить именно в Багдаде.

Даже князь Гали — так звучало в персидском варианте имя князей, владевших землями по одноименной абхазской реке, неподалеку от Кутаиса. У границ с Россией было легче оказаться в курсе дел русского двора и в том числе любовных похождений русской императрицы. В разговорах о претендентах на роль отца дочери Елизаветы Петровны — Разумовский или кто-то другой — достаточно осведомленности.

Кстати, «случай» Алексея Разумовского подошел к концу в 1749 году. Его преемником в роли фаворита оказался Иван Иванович Шувалов.

А. П. Антропов. А. В. Бутурлина. 1763 г.

В Испагани жила она до 1769 года. Но как происходившие в Персии неспокойствия не позволяли князю Гали тамо оставаться, то он, убегая всякой опасности, вознамерился, оттуда уехав, вояжировать в Европе и для того, в одно время, сделал ей предложение, хочет ли она ему последовать или, переменив закон, остаться в Персии, где может быть великою госпожею. Но она от сего вовсе отреклась, в Европу же ехать хотя и согласилась, но с тем, чтоб он не возил ее в Россию, ибо она никогда туда ехать отнюдь не намерена для того, чтобы избегнуть всякой опасности; ибо, как ей известно, содержана она была по указу императора Петра Третьего с великою строгостью еще во младенчестве, то кольки паче должна была ожидать такого же жребия в своем возрасте, если бы только узнали настоящую ее природу; да и к чему бы в России была она потребна, когда уже коронована ныне владеющая государыня императрица Екатерина Алексеевна. Гали ее уверил, что довезет ее до Астрахани, а оттуда, нарядя в мужское платье, провезет безопасно через всю Россию, нигде не останавливаясь, так что никто ее не узнает, почему она и положилась во всем на его благоразумие.

Таким образом, послал он наперед в Астрахань с нарочным письмо, а к кому, она не знает; а потом вскоре и сами отправясь из Испагани поехали прямо в тот город, взяв сию дорогу для того, что он не хотел ехать через Турцию. Няньку свою Катерину оставила она в Персии, по причине ее болезни, в одной из деревень Галиевых. Хотя они с собой из Испагани вывезли, для услуги им, персиян немалую свиту, но, не доезжая до Астрахани, Гали всех их отпустил назад, а вместо того взял двух человек русских.