Эффект Эха

– Мало того что лгала, – встрял Правый Ангел, – вот ты сказала недавно «Не все золото, что блестит, но откуда это было знать ребенку», ребенку простительно, согласен. Воды с тех пор много утекло, а ты на простеньких мужичков тоже не бросаешься, каталогизируешь, фыркаешь. Ну, выпил немного человек, поговорить с тобой хотел, душу излить, – Хлюпик подмигнул ничего не понимающей Оле, – Ты не только врушка, Олечка, ты еще и лицемерка. Вот мы тебе и подсунули «идеального парня», почти тютелька в тютельку в золотой трафарет влез, всем хорош, а «не блестит».

– Между прочим, ты не узнала его отрицательные черты – настоящий Антон Ковалев – деспот, эгоист с нарциссическими инверсиями и запойный алкоголик, вот такой парадоксальный букет, – Красавчик скривился и похлопал Олю по плечу, – скажи спасибо, что разлучили вас.

– Значит, люди вокруг меня были все-таки немного настоящие?

Левый Ангел по-стариковски пожевал губами, многозначительно хмыкнул.

– Открою по дружбе секрет. Что есть реально, а что нет. Ведь это с какой стороны взглянуть. Вот я сейчас очень даже реальный, точнее «немного настоящий». Ты можешь меня ущипнуть, а можешь и поцеловать. А в скором времени я даже не останусь в воспоминаниях, лишь сном. Жутким или приятным. Но опять таки как повернуть. Что сейчас сон, а что не сон? Существует теория – все вокруг вас придумывает подсознание, но порой оно бредит. Не смотри на меня так, Оля. Ну, хорошо, хорошо.

Все люди отчасти реальны, это заимствованные копии живых людей, оставшихся в твоем мире. Мое мастерство иллюзиониста распространяется только на мертвую материю. В душе я непризнанный архитектор, зодчий-самоучка, мечтавший воздвигать целые города, а вот населять их – уже не моя прерогатива. С удовольствием участвую в процессе увеличения людской численности, но на второстепенных ролях – провокатора и советчика. Поэтому, слушай внимательно – отвечаю.

Твоя подруга Чайкина – по-прежнему пишет добрые сказки, они сбываются, но только не у нее. Куда смотрят ее ангелы – не понятно. Бездельники. Передай ей от меня дельный совет – «Полюби себя, Чайкина, и все твои мечты сбудутся». Передашь? – Красавчик строго посмотрел на Олю.

Та послушно кивнула.

– Да и тебе самой не мешает профилактика. Если бы ты любила себя, вряд ли лгала маме с папой, Антону, всем подряд. Курьер ты или нет, какая разница? Полюби себя, Оля Миро!

Оля опустила глаза.

– Продолжим. Где-то в «твоих» Химках бродит по улицам с протянутой рукой настоящая Вера Артуровна. Настоящая Римма торгует недвижимостью и по-прежнему немного хромает после операции на мениске. Пал Михалыч Куприянов вправляет очередной вывих или накладывает гипс. А бывший доктор реаниматолог Ковалев по-настоящему пьет горькую. Они реальны в твоем мире, здесь присутствовали их копии.

– А жена Антона действительно погибла? – выдохнула Оля вопрос, мучавший ее долгое время, и затаилась в ожидании ответа.

Красавец окинул свою подопечную мрачным взглядом и не сказал больше ни слова.

Внимание Ольги привлекла маленькая старушка, кудрявая, кружевная, похожая на лёгкое пирожное с кремом. Нянечка Серафима соткалась из влажного воздуха в нескольких шагах от лавочки. Не зря Оля нарекла ее «летающей» нянечкой. Она действительно парила над мокрой травой, раскачивалась, переминаясь с ноги на ногу. Рядом с ней колыхался в воздухе моющий комбайн.

– Мальчики, пора прибрать за собой. Чисто-чисто.

– Хорошо, Серафимушка. Я сейчас!

Оля не разобрала, кто из братьев ответил старушке, слова прозвучали хором, уважительно и даже немного испуганно. Как ведут себя заигравшиеся дети перед строгой воспитательницей.

– Чтобы ни одного воспоминания от вас не осталось. Смотрите у меня, шалуны.

Слово «шалуны» повисло улыбкой чеширского кота, а потом бросилось вслед растворяющейся в воздухе нянечке.

Ее моющий комбайн еще некоторое время качался туманной горкой, но и он вскоре исчез.

– Кто она такая? – удивлённо спросила Оля.

– Тсс! – Хлюпик испугано цыкнул, – услышит! Это главный Хранитель Боткинской больницы, матушка Серафима. Приставлена к служению почти со времени основания клиники, начинала с метром Готье и до сих пор на службе. Она – Всевидящее Око и Всеслышащее Ухо. На вид очень располагающая к себе старушка, а характер имеет железный. Если бы она догадалась о нашем с братом розыгрыше, плакала переэкзаменовка и повышение. Матушка Серафима права, действительно пора прибрать за собой.

Вскочив со скамейки, Человек Паук скинул бейсболку с вихрастой огненно рыжей головы и отвесил поклон.

– Ну, вот и все, господа хорошие. Гастроль заезжей клоунской труппы объявляю закрытой. Аплодисментов не надо! Цветы, если есть, отнесите в гримерку.

Паренек вновь нахлобучил кепку на глаза, пряча легкомысленные солнечные кудри. Потом похлопал по карманам толстовки, вытащил упаковку бумажных носовых платков и протянул Оле.

– Держи, скоро пригодятся!

Неловко расшаркался, запутавшись в безразмерных джинсах, захлопал в костлявые ладошки, обращаясь к брату.

– Маэстро, ваш выход!

Казалось, Красавчик только того и ждал.

Из сошедшего с подиума модника он мгновенно перевоплотился в дирижера.

Кожанку и джинсы сменил черный фрак и бабочка. Ангел взметнул к небу дирижерскую палочку, покрутил ею, повертел, отделяя грозовые облака от перистых, собрал вместе набухшие дождем, тяжёлые тучи, притянул к земле и вместо заковыристого заклинания произнес единственное короткое слово:

– Занавес!

В следующий миг разверзлись небеса, словно кто-то наверху распахнул люк, и мегатонны скопившейся воды вылились на землю. Больничный парк накрыл поистине библейский потоп, он смыл все в точности или с огрехами созданные декорации, весь огромный, выстроенный по памяти мегаполис.

Бесследно исчезло кафе «Север» на улице Горького. Да и сама улица сменила вывески. Одна за другой, словно доминошные кости попадали старые раскидистые липы и появились новые, хиленькие, в кадках. Милиционер скинул опостылевший тулуп и валенки, толстая контролерша спрятала свисток, похудела, помолодела и уселась за пульт слежения. Любезный Ираклий Самуилович вернулся в цирк конферансье, а на месте уютного уголка «У Наташи» заскучал СОБЕС.

В придуманном мире стихия безжалостно загасила свет. Точнее восторженный дирижер, размахивающий руками, опустил рубильник, солнечная лампочка в последний раз ярко вспыхнула, щелкнула и перегорела. А бурлящий дождевой поток унес в небытие воспоминание о пережитом.

До слуха засыпающей Ольги донесся восторженный вопль Красавчика.

– Именно об этом я и мечтал с самого начала рискованной авантюры! Ниагарский водопад мне в руки! А ты, Олечка, иди и исправляй свою ошибку!

Она хотела спросить – какую именно ошибку, но не успела.

(Не) герой ее романа

Оля открыла глаза, несколько мгновений смотрела на сидение перед собой, ничего не понимая. Подняла голову на световой сигнал «Пристегните ремни». Вслушалась в равномерно работающие двигатели за бортом.