Эффект Грэхема

— У вас будут какие-либо комментарии по поводу предстоящего слушания дела вашего отца об условно-досрочном освобождении?

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

РАЙДЕР

Буря в СМИ

Холодное, трепетное чувство шепчет мне в грудь. Оно движется на юг, превращаясь в тошнотворное покалывание, заставляющее мое нутро сжиматься.

Я ошеломлен и теряю дар речи. Не то чтобы я с самого начала был большим болтуном, но при других обстоятельствах я бы, по крайней мере, смог выдавить из себя пошел ты или проваливай.

Но у меня ничего не выходит.

— Мои источники сообщили мне, что вы отказываетесь выступать против него на слушании, — настаивает репортер, когда я не отвечаю. — Вы поддерживаете освобождение вашего отца?

Он не единственный репортер, который крутится поблизости. Еще несколько человек прячутся в вестибюле отеля, акулы, почуявшие мою кровь. Мужчина с блокнотом в руках и женщина с оператором на хвосте спешат к ним.

— Люк Райдер? — нетерпеливо спрашивает женщина. — У вас есть какие—нибудь комментарии относительно...

Гаррет замечает выражение моего лица, и его собственное тут же превращается в камень. Он рявкает:

— Без комментариев, — а затем кладет руку мне на плечо, чтобы увести.

В лифте он серьезно смотрит на меня.

— Какой этаж?

— Девятый, — слабо отвечаю я.

Через несколько минут мы с Гарретом заходим в мою комнату. Весть об акулах внизу уже распространилась по всему Брайару, потому что несколько моих друзей уже находятся в комнате. Они попеременно то с тревогой поглядывают на меня, то стараются не таращиться на Гаррета Грэхема.

— Чувак, внизу куча репортеров, которые задают вопросы, — мрачно говорит Шейн.

— Ага, только что видел их.

Я перевожу дыхание и подхожу к мини-холодильнику. Я беру бутылку воды, но не открываю ее. Я просто прижимаю ее ко лбу. Мне жарко. Чувствую напряжение от дискомфорта.

— Что, блядь, происходит? — Я бормочу парням.

Беккет говорит с маленького диванчика в другом конце комнаты.

— Вчера вечером твой старый приятель Майкл Кляйн дал интервью. Видео разошлось по сети.

У меня сжимаются челюсти.

— Что он сказал?

Шейн встречается со мной взглядом.

— Было не очень.

— Что он сказал? — Я повторяю.

Мои друзья вкратце рассказали мне. В спортивном блоге были опубликованы видео-профили некоторых игроков Аризоны, включая Кляйна. Когда его спросили о его предыдущих отношениях со мной, он, по сути, изобразил меня вспыльчивым головорезом, который без всякой причины набросился на него в раздевалке. О, но не волнуйтесь, мистер Мученик не забыл сказать: “все это осталось позади”, и “он преодолел это”.

Но это не та часть, которая стала вирусной. Когда его спросили, шокировали ли его мои действия после юниорского Чемпионата мира, Кляйн сказал, что его это нисколько не удивило, учитывая, насколько распространено насилие в моей семье.

— Гребаный ад, — неодобрительно бормочет Гаррет.

Затем репортер взял это заявление и с энтузиазмом взялся за него. Немного покопался, узнал о моем прошлом и написал последующую статью. Источник в прокуратуре Марикопы, по-видимому, сообщил им, что я отказываюсь присутствовать на слушании, и теперь утверждается, что я не выступаю против своего отца, потому что хочу, чтобы его освободили.

Чего я хочу, так это блевануть.

Прибывает оставшаяся часть команды, включая тренера Дженсена и тренера Марана, и вскоре начинается полномасштабное совещание. Все мое тело зудит, как будто по моей коже ползают муравьи. Шейн и Беккет знают о моем отце, об Оуэне, но больше никто не знает, и теперь я вынужден стоять здесь и обсуждать самую мрачную вещь, которая когда-либо случалась со мной.

Я не вдаюсь в подробности, не на таком уровне, как с Джиджи. Я передаю своим товарищам по команде только суть. У папы был пистолет. Пистолет выстрелил. Мама умерла.

Они все поражены. Даже Трэгер выглядит расстроенным.

— Все в порядке, — говорю я им, чувствуя себя настолько неуютно, что мне хочется забиться в нору.

Я бы хотел, чтобы Джиджи была здесь, но она приедет только завтра. Я уверен, что если бы я позвонил ей, она бы запрыгнула в машину и нарушила все ограничения скорости, чтобы добраться сюда. Но сегодняшний вечер должен был быть посвящен моей команде. Ужин, просмотр игры, наш последний официальный вечер сезона американских горок, полного взлетов и падений.

— Почему этот засранец Кляйн дает интервью о дерьме, которое его не касается? — Возмущенное требование исходит от Рэнда Хоули.

— И правда, — Трэгер фактически соглашается с Рэндом. — Я начинаю думать, что этот чувак заслужил, чтобы ему вставили проволоку в челюсть.

Я пожимаю плечами.

— Он заслужил. Наговорил еще больше гадостей в раздевалке после игры.

— Что он сказал? — Колсон смотрит на меня со своего места у стены рядом с Гарретом. Они обнялись, когда вошел Кейс. Мне не понравилось это видеть.

— Ничего такого, что стоило бы повторять. — Вздох застревает у меня в горле, когда я оглядываю комнату. — Вы, ребята, играли со мной весь год. Вы знаете, что я не вспыльчивый. Нужно постараться, чтобы вывести меня из себя.

— Значит этот гребаный мудак тогда распускал язык, а теперь он делает это снова, — говорит Трэгер. — Ты ведь знаешь, что они пытаются сделать, верно? Они пытаются отвлечь нас этой излишней ерундой, чтобы наши головы не были заняты игрой.

Сердитый ропот проносится по комнате. Лично меня больше впечатляет тот факт, что Трэгер знает слово излишний.

— Ну и похер на это, — выпаливает Рэнд, кивая Трэгеру. — Это не сработает.

— Нет, — соглашается Колсон. — Этого не произойдет.

Тренер Дженсен наконец заговаривает, его тяжелый взгляд останавливается на мне.

— Мы можем пропустить пресс-конференцию завтра утром, если хочешь. У меня нет проблем сказать официальным представителям, что мы в этом не заинтересованы.

Между двумя командами всегда проводится предматчевая пресс-конференция, обычно с участием капитанов и ассистентов. Майкл Кляйн входит в это число.