Эффект пустоты
Шрифт:
Все замолкают, дверь захлопывается.
Тот охранник, что говорил, поворачивается.
Один подчиненный, похоже, что-то спрашивает у него, и командир передергивает плечами.
— Они пробовали связаться с ним, но линии не работают. Кого-то посылали проверить, дома ли он там, наверху, но так ничего и не доложили. Может, сбежал, или… — Тут он будто замечает, что забыл отключить внешний микрофон, и его голоса больше не слышно, хотя губы за маской шевелятся.
Так. Значит, мы на острове?
Остров — значит, вокруг нас море. Открытое, просторное, насколько хватает глаз, и теперь мне отчаянно хочется
Теперь, став такой, смогу ли я почувствовать запах моря, почувствовать волну?
Мне нужно знать.
А если Первый там, то тем больше причин выбраться отсюда.
«Выпустите меня!»
26
ШЭЙ
КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ
До начала отсчета 7 часов
Извиваюсь, борюсь, но не могу вырваться. Дункан слишком силен, если на моей стороне нет преимущества внезапности.
— Ну что, Шарона, вчера ты сделала мне реально больно. Ты ранила мои чувства; прикинулась милой, а потом вон что выкинула.
— Извини. Отпусти меня!
— Тебе в самом деле жаль? Сомневаюсь. Ты должна доказать мне, что сожалеешь. Поцелуй меня, как собиралась, и тогда, может быть, я тебя отпущу. — Он пытается повернуть меня и жарко дышит в щеку.
Сопротивляюсь, но все бесполезно; я испугана, крик рвется наружу, а я почти не могу дышать, так сильно его руки стиснули грудную клетку, и в любом случае поблизости нет никого, кто бы мог меня услышать.
И тут я вспоминаю, что на ногах тяжелые сапо-ги. Наступаю одной подошвой на подъем стопы и с силой давлю. Он вскрикивает от боли, а я в этот момент другой ногой лягаю его в голень.
Дункан разжимает руки.
Я разворачиваюсь, выставив сжатые кулаки, но его уже схватил и оттаскивает Кай. Удар, потом еще и еще, и Дункан падает на землю, стонет и закрывает голову руками.
Кай хватает его за плечо, рывком ставит на ноги. По лицу Дункана текут кровь и слезы.
Обеими руками останавливаю кулак Кая.
— Хватит, Кай! — Он поворачивается ко мне — глаза бешеные, меня он будто не видит.
— Хватит! — повторяю я. — Отпусти его.
Взгляд Кая постепенно фокусируется на моем лице; дыхание успокаивается. Одной рукой он все еще держит Дункана за плечо. Разжав кулак, Кай переводит взгляд на Дункана.
— Слушай меня. Если ты еще раз подойдешь к Шэй, я тебя убью. Ты меня понял?
Из носа Дункана капают сопли и кровь.
— Да. Держаться подальше от Шэй. Понял.
Кай отпускает плечо Дункана, и тот убегает.
— Ты в порядке? — спрашивает Кай и снова пытается меня обнять.
Но я не хочу, чтобы сейчас ко мне кто-то прикасался, даже Кай, и отталкиваю его.
— Я в состоянии позаботиться о себе. Он был у меня в руках.
— Вот как? — Он дотрагивается до моего воротника. Ткань рубашки разошлась, когда я вырывалась из рук Дункана. Эти воспоминания не из тех, что хочется запомнить, но малейший намек
на них заставляет снова пережить случившееся, и меня трясет.Кай протягивает телефон.
— Ты забыла его на столе, поэтому я и пошел за тобой. Успел разглядеть, что ты пошла через парк. И слава богу. Давай позвоним в полицию.
— Тебя заберут за нападение, если позвонишь. Кроме того, мне кажется, ты его достаточно наказал.
— Если бы ты меня не остановила, думаю, я бы в самом деле его убил. — Руки Кая беспомощно висят вдоль туловища, словно он боится пошевелить ими. Он поднимает взгляд на меня. — Словно ты стала Келистой, и я мог спасти тебя. Но меня там не оказалось, чтобы спасти ее. — Его глаза блестят, на них наворачиваются слезы. Со мною происходит то же самое, словно мы связаны.
На этот раз уже я бросаюсь к Каю. Обнявшись, мы плачем. И по тому, как он сопротивляется рыданиям, как вздрагивают его плечи, я понимаю: он нечасто позволяет себе подобное.
Очень редко.
Чуть позже Кай отвозит меня домой на своем байке. Я прячу разорванную рубашку под его курткой.
Звоню маме, сообщаю, что Кай привез меня домой.
И Кай ждет. Обещает, что останется, пока не вернется мама.
Бросаю порванную рубашку в корзину и становлюсь под душ. Намыливаюсь и скребу тело, чтобы избавиться от прикосновений Дункана, и хотя знаю, что Кай рядом и никого ко мне не пустит, у меня такое чувство, будто это сцена в ванной из «Психо». Расстроенная и издерганная, пытаюсь держать дверь в поле зрения, хотя она заперта, и в результате мыло попадает мне в оба глаза.
Чтобы не оставаться одной, спешно натягиваю джинсы и джемпер; мне не терпится вернуться к Каю. Почувствовать себя в безопасности.
27
КЕЛЛИ
ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ
До начала отсчета 6 часов
Не зная, что делать дальше, остаюсь с охранниками у двери. Они похожи на людей, понимающих что-то в происходящем. Один следит за контрольной панелью, на которой вдруг загорается красная лампочка; потом еще одна.
Охранники открывают дверь. Ранее протестовавшие люди выглядят теперь более покорными. Часть охранников входит; один держит штуку, похожую на сканер. Выбирают несколько человек, беседуют с ними. Среди них и Одиннадцатая. Им велят встать и следовать за охраной. Какой-то мужчина принимается возражать, его хватают за руки и тащат за собой.
Когда заболевших проводят мимо, оставшиеся шарахаются в стороны.
Следую за ними. Людей ведут не в кинотеатр, где обнаружили первых зараженных. Раскрываются двери в просторное помещение — возле дальней стены футбольные ворота, на полу размечена площадка. Это спортивный зал.
На полу лежат люди. Некоторые молча и спокойно. Другие корчатся и кричат. Те, которых только что вместе с Одиннадцатой втолкнули в двери зала, в ужасе отшатываются. Они еще не чувствуют себя больными, по крайней мере, тяжелобольными; у них всего-навсего поднялась температура.
Одиннадцатая проходит в зал. Фыркает себе под нос.
— Где доктора? — спрашивает она.
Кто-то трясущийся на полу слышит ее вопрос:
— По-по-последний только что умер.
Одиннадцатая оборачивается, наклоняется над говорящей женщиной.