Эффект пустоты
Шрифт:
— Вон там — помыться, — отвечаю, указывая на водопад. — Вот здесь — поесть. — Я обвожу рукой место на берегу, где мы стоим. — Потом добраться до травки и поспать на солнышке.
Кай улыбается.
— Мне нравится ход твоих мыслей.
А Келли хмурится, скрещивает руки на груди.
«Разве мы не должны двигаться дальше?»
— Келли считает, что нам нужно идти.
— Нам требуется отдых, Келли, и немного сна, иначе толку от
«Отлично. Тогда я проверю, как обстоят дела». Темным пятном она уносится вверх по скалам.
— Наперегонки! — восклицает Кай и устремляется к водопаду, на ходу сбрасывая рубашку.
Потом мы лежим наверху, на покрытом травой склоне, и тяжело дышим. Подъем был трудным. Пищи и воды у нас почти не осталось; приходится рассчитывать, что продукты найдутся там, куда идем.
Когда дыхание успокаивается, я поворачиваюсь на бок и, опираясь на локоть, склоняюсь над Каем. Целую его; он отвечает поцелуем раз, другой, а затем, как всегда, медлит, замирает, немного отстраняется и смотрит на меня. Зрачки расширены, сердце бьется учащенно, но он удерживает меня на расстоянии вытянутой руки, словно боится того, что может последовать за еще одним поцелуем.
Согревшись на солнцепеке, мы вскоре начинаем дремать. Моя голова лежит на груди Кая, его руки обнимают меня, и я слышу, как под моей щекой стучит его сердце: тук-тук, тук-тук. Он гладит мои волосы.
Мысли путаются, и в полусне я куда-то плыву. Знаю, что нужно поспать, но пока не хочу впадать в забытье, хочу остаться здесь, с Каем, под теплым солнцем, греющим кожу, слушать биение его сердца и музыку моря, звучащую где-то внизу.
Даже не заметив, выхожу из тела и касаюсь мира вокруг — травы, пульсирующей жизнью, насекомых, пауков и тех, кто роет землю, рыб в воде и птиц в воздухе.
И самого острова.
Остров живой — у земли и скал есть память и есть цель. Ему нанесли рану, но он исцелится и будет жить дальше.
Здесь, прямо возле меня, присутствует еще одна жизнь; она отдельная, но тесно связана и переплетена с моей, как эта рука, зарывшаяся в мои волосы.
Мысленно касаюсь сознания Кая. Он тоже почти уснул, но вдруг вздрагивает и пробуждается. Трясет головой, и я понимаю, что ему не нравится мое вторжение.
— Прости, — шепчу я и покидаю его.
Сердце Кая все так же бьется под щекой, а руки обнимают меня, но я чувствую, что меня не пустили, и я одна.
22
КЕЛЛИ
Раньше я не бывала в этой части Мейнленда, главного острова Шетлендов, и мне требуется какое-то время, чтобы разобраться, куда нам идти. Оказывается, это хорошо, что Кай и Шэй задержались для отдыха. База ВВС, о которой говорил Локи, расположена неподалеку, на возвышенности, и если бы они пошли через остров сразу, днем, нас могли бы заметить.
И я понимаю, что им надо поспать; они всю ночь глаз не сомкнули на этом ужасном судне.
Тем не менее во мне все кричит, что надо идти дальше. Мы так близко от дома Первого! Я могу долететь туда за несколько минут. А сколько времени придется шагать им? Доберемся туда, узнаем,
где его искать, и можно возвращаться.И тогда я сожгу его и буду смотреть, как он умирает.
Ненавижу этот остров. Он вызывает воспоминания о том, что сделали со мной и еще с очень многими людьми.
Большая часть острова опалена, почернела и обуглилась, но уже видны признаки исцеления. На черном появляются зеленые лоскуты, трава тянется к небу; летают птицы и насекомые, по земле снуют какие-то проворные твари. Некоторые части острова, как та, на которой стоит дом доктора 1, катастрофа вообще не затронула, и там все живет, растет и дышит, как и раньше. На этой самой базе ВВС есть люди, и в районе взорвавшегося нефтехранилища тоже.
Это неправильно, что жизнь возвращается; неправильно, что тут снова люди. Остров должен оставаться мертвым и темным, как все сожженные или заживо погребенные под землей.
Как много людей погибло. Где остальные — такие, как я? Почему нет других призраков? Я боюсь встретить кого-то и одновременно пугаюсь мысли, что никогда не встречу. Если я одна такая, то обречена на вечное одиночество, и никто не сможет услышать меня.
Не считая Шэй. Она никогда меня не покинет.
23
ШЭЙ
Лежу в траве, моя голова у нее на коленках. Мама вплетает мне в волосы полевые цветы. Она напевает песенку; я ее знаю, только не помню слова.
Что-то вроде ла-де-да, де-де-да, сначала медленнее, потом быстрее и снова: ла-де-да, де-де-да…
— Я по тебе скучаю, — говорит она между строчками.
— Так останься.
Она качает головой и принимается напевать слова, не имеющие смысла. Мама пела мне их давным-давно, когда еще ребенком укачивала на руках.
— Почему Келли остается, а ты не можешь? Мама улыбается.
«— А ты как думаешь? — И снова напевает свою песенку.
Глупый вопрос. Мама никогда бы не покинула меня, если бы могла остаться, значит, вопрос неверный.
Ла-де-да, де-де-да…
«Шэй, пора просыпаться».
Это сказала не мама; она все поет. Я морщу лоб и сажусь.
Келлн рядом — прохладное темное пятно на свету, в то время как мама — тепло и свет во тьме. Они не одинаковые, а совсем, совсем разные.
Почему-то я думаю, что…
«Проснись, Шэй, — опять зовет Келли. — Пора идти».
Сажусь и сразу просыпаюсь. Кай потягивается и зевает; Келли рядом с ним, на лице и в позе — нетерпение. Я в отчаянии, что мамы больше нет рядом, мне так невыносимо хочется вернуться в свой сон, к ее рукам, слушать ее пение.