Эффект тентаклей
Шрифт:
— Можно ли попасть туда же, не выбираясь на открытое место? — спросил он.
— Можно идти через лес, — ответил Ричард, кивая в сторону деревьев сбоку от тропы, — но это гораздо дольше. — Он задумался. — Вроде бы я минуту назад слышал, как там стреляют.
— Я тоже. То ли Джонс встретил неприятеля, то ли решил атаковать подпольную лабораторию по производству метамфетамина.
— В здешних краях вероятнее найти плантацию конопли. Далековато от дороги для метамфетаминовой лаборатории.
— Так или иначе, они, видимо, идут через лес, — сказал Шеймус. — И это их замедлит.
— Если пойдете верхом, — заметил Ричард, — то будете над
(Он узнал винтовку Джахандара и был уверен, что Шеймус узнал тоже.)
— Отлично, идем верхом. — Шеймус постарался сказать это как можно решительнее, чтобы унять Юйсю, которая прыгала вокруг в камуфляже, словно мишка второго плана из комиксов про Медведя Йоги. — Что из оружия мне взять, а что оставить тебе?
— Если намерен перестрелять кучу негодяев, можешь забрать все.
— Должен заметить, что вопрос сложный, — ответил Шеймус. — По нашему следу идет пума, которая определенно боится нас куда меньше, чем мы — ее.
— Знаю. — Ричард огляделся. — Приятно, конечно, заполучить снайперскую винтовку, но дрочить на нее я не собирался, а больше с ней в лесу делать нечего.
— Может, помповик?
— Помповик возьмет Юйся. Она умеет из него стрелять, и он ей к лицу.
Под одобрительными взглядами двух мужчин Юйся заулыбалась всеми ямочками на щеках.
— Не спорю.
Шеймус подошел к изрешеченному трупу.
— Не поверишь, но у него револьвер.
— То-то мне показалось, что стреляет шестизарядник, — сказал Ричард.
— Скорее пятизарядник. Большой калибр. — Шеймус встал на колени и внимательно разглядел револьвер. Потом аккуратно поставил его на предохранитель и поднес ближе к лицу. — Трофейный. Раньше служил американцу.
— Самое то для схватки с пумой. Я беру его, а ты — «AI».
— Годится, — ответил Шеймус.
Меньше чем через минуту они с Юйсей, заново вооруженные, уже бежали по серпантину.
Укрывшись в холодной мокрой яме под упавшим стволом, Соколов размышлял о возрасте. Мысли эти были вызваны событиями последнего получаса или чуть больше. Он изготовил куклу, дождался, пока ее расстреляют, пробежал по скальному выступу, затем — по открытому склону. Раз двадцать он делал прыжки с перекатом на острых камнях, каждый из которых оставил на теле след, в том числе — ушибы кости, которые будут болеть много недель. Столько же кувыркался в ледяной грязи. Добежал до заброшенного рудничного лагеря, понятия не имея, что будет там делать, нашел идеальное укрытие, через три минуты выдал себя, застрелив высокого негра, и поэтому вынужден был вновь прыгать и ползти в неудобных местах.
И ценою всех этих усилий, всех ушибов и риска он убил ровно одного из своих многочисленных врагов.
Будь ему семнадцать, он бы как дурак вообразил, что должен добиться большего, что труд, боль и риск обязаны окупиться сполна. Он бы не сразу выскочил из дома, не сразу отказался от мысли застрелить моджахеда за будкой, вступил бы в перестрелку с основным отрядом. В итоге его бы окружили и прикончили — именно так бывает с молодыми и наивными, верящими, что мир перед ними в долгу.
С другой стороны, будь он на несколько лет старше или не в такой хорошей спортивной форме, ему бы куда труднее было бегать и перекатываться. Усилия и холод вымотали бы его гораздо быстрее. От усталости и отчаяния он бы напорол глупостей и погиб в точности как гипотетический юнец.
Итак, при
всей своей нелюбви к самоодобрению Соколов вынужден был признать, что находится ровно в том возрасте и в той физической форме, какие необходимы для его нынешней миссии.На первый взгляд есть все основания себя поздравить. Впрочем, если хорошенько поразмыслить — а времени на раздумья, пока боевики шарахались по кустам, было довольно, — радоваться особенно нечему, ведь это означает, что все его миссии до сегодняшнего дня выполнял глупый мальчишка, уцелевший только по большому везению, а все будущие миссии предстоит выполнять человеку на склоне лет, чьи лучшие годы позади.
Надо срочно подыскивать себе другую работу.
Но именно это он постоянно говорил себе после Афгана, и вот результат.
Минут через десять Джонс приказал боевикам уходить: спешка перевесила желание отомстить преследователю. Когда все окончательно стихло, Соколов осторожно высунул голову из укрытия и тут же залег обратно. Он повторил этот эксперимент несколько раз, а когда выстрелов не последовало, вылез из-под бревна и двинулся по лесу. Теперь он думал о том, что моджахеды далеко впереди и надо сокращать разрыв. Они шли низом, и Соколову, чтобы наверстать упущенное, следовало вернуться в рудничный поселок и продолжить путь по склону выше верхней кромки деревьев.
Земля тут сильно размокла, и идти было тяжело. Соколов осознал свою неосторожность, когда услышал, что сверху сорвался камень, и даже не один, — видимо, там кто-то шел. Он укрылся за кустами и поднял голову. Примерно в тысяче метров над ним сходила небольшая лавина щебня — донизу камни не долетали, их останавливал пологий участок склона. Соколов вскинул винтовку, нашел в прицел место, где остановился камнепад, затем отыскал чуть выше горизонтальную ниточку тропы и, ведя дулом вдоль нее, увидел, что там сидит человек. И целит из винтовки прямо в него!
Не задумываясь, Соколов пригнулся и юркнул глубже в кусты. Теперь он не видел снайпера, однако мозг продолжал переваривать замеченные странности.
Во-первых, рукоять затвора торчала перпендикулярно вбок — то есть винтовка выстрелить не могла.
Во-вторых — если только это не шутки памяти, — правую руку стрелок держал не там, где надо, чтобы палец мог нажать на спуск.
Немного ободренный, Соколов вновь поймал неизвестного в оптику и проверил свои наблюдения. На сей раз человек, оказавшись в прицеле, поднял голову, и стало видно, что он европеец. Это, конечно, ничего не доказывало. Однако, на взгляд Соколова, он решительно не напоминал белого моджахеда.
Этот человек, кто бы он ни был, на стороне Соколова. Увидел его сверху, рассмотрел в оптический прицел и определил как союзника. Сбросил несколько камней, чтобы привлечь внимание. И теперь хочет что-то сказать.
Неизвестный ухмыльнулся и глянул вбок. Через мгновение рядом с ним возникла азиатская девушка.
Очень знакомая.
Соколов больше двух десятилетий приучал себя в боевой обстановке сохранять полную тишину, тем не менее невольно присвистнул, узнав Цянь Юйсю.
Человек рядом с Цянь Юйсей что-то показывал руками. Очень ненадежный способ коммуникации. У русских и американцев (а малый на вершине склона был почти наверняка американцем) разный язык жестов. Впрочем, движения были достаточно красноречивы: он показывал, что они с Юйсей пойдут верхом, Соколов может идти где идет, а встретятся они там, куда направляются моджахеды, то есть, надо понимать, у дома Джейка Фортраста.