Эффект тентаклей
Шрифт:
День был почти безветренный, как раз для отдыха на природе, однако это означало, что ветрогенераторы почти бездействовали.
Ричард разглядывал один из ветряков (теперь, когда взял на себя часть Джоновых обязанностей, ему пришлось основательно в них разобраться), когда увидел, что с шоссе на дорогу к дому свернула машина. Примерно через сто футов она притормозила у КПП, поставленного здесь полицией штата — формально, чтобы террористы не попытались отомстить Фортрастам, а на самом деле, главным образом, чтобы их не замучили репортеры. На таком расстоянии Ричард не различал, кто в машине, но, судя по тому, как вел себя полицейский, это было какое-то уважаемое лицо. Ворота открылись,
— Они! — раздался в наушниках голос Зулы — видимо, она тоже увидела машину.
— Должен тебя предупредить, — сказал Ричард, — что он самый жизнерадостный и говорливый стомированный больной за всю историю медицины.
— Это ведь хорошо?
— Что жизнерадостный — да. Что говорливый — не очень. Особенно если он не сумеет держать рот закрытым во время праздничного обеда. Рот и другие свои отверстия. Ну вот, и я туда же.
— Может, рядом с Юйсей он будет вести себя приличнее? — сказала Зула. — Это ведь временное, да?
— У него с Юйсей? Кто знает…
— Я вообще-то имела в виду калоприемник.
— Это временно, — согласился Ричард. — А вот шутки по его поводу — вечны.
Они бок о бок прогуливались по дороге.
— А у тебя с Чонгором? — спросил Ричард, оглядываясь на венгра, который стрелял из пистолета под критическим надзором Джейка.
— Кто знает? — ответила Зула. — Если после сегодняшнего дня он не захочет сбежать подальше от меня и моей семьи, то будет о чем разговаривать.
— Он выдержал испытания потруднее семейного празднования.
— Это были другие трудности.
Машина остановилась в нескольких ярдах перед ними, стекло с водительской стороны пошло вниз.
— Ну наконец-то! — крикнул Шеймус. — Я думал, у меня переполнился калоприемник, пока Юйся не сказала, что мы едем мимо свинофермы.
Юйся выпрыгнула из машины еще до полной остановки, и теперь они с Зулой обнимались, визжа так громко, что у Ричарда в наушниках включилась электронная система глушения. Он глянул на Шеймуса и пантомимой изобразил, что собирается полностью убрать громкость.
— Рад, что твой бостонский клан отпустил тебя на выходные, — заметил Ричард, пожимая Шеймусу руку. Тот как раз вылез из машины и расправил плечи.
— Моя родня боится сортирного юмора, — сказал Шеймус, — поэтому отправила меня в те края, где он уместнее. Мы будем у моих на Рождество. Юйся желает поближе ознакомиться с бостонско-ирландской культурой, прежде чем погрузиться в нее более основательно.
— Вы хоть целовались уже?
— Она строга, — признал Шеймус. — Если я попробую осуществить то, на что, по-моему, имею право, она меня смешает с…
— Не произноси этого слова.
— Отвечая на твой вопрос, Додж. Думаю, она не хочет вступать в контакт с какой-либо частью моего пищеварительного тракта, пока он не восстановится целиком. Однако определенный прогресс уже есть. Не то, чего ждешь от американской девушки, но с Большеногой надо действовать помаленьку.
Зула и Юйся как раз обнаружили, что у них очень похожие зимние сапоги, в которых ноги у обеих кажутся и правда огромными. Ричард в жизни не догадался бы, что по такому поводу можно веселиться так долго.
— Готовы войти в дом и принести благодарение?
— А то ж! — ответил Шеймус.
Падение, или Додж в Аду
(роман)
Посвящается
О. Л.Ричард «Додж» Фортраст, миллионер и основатель известной компании по разработке видеоигр, умирает в результате несчастного случая. По условиям завещания его мозг сканируют, а структурную информацию загружают в хранилище данных, надеясь на дальнейшее развитие технологий.
Проходят годы, и оцифрованное сознание Доджа подключают к Битмиру — вечной загробной жизни, в которой люди существуют как цифровые души в телах-симулякрах.
Но является ли утопией этот новый дивный бессмертный мир? Драматический конфликт аналогового и цифрового, человека и машины, ангелов и демонов, богов и верующих, суетного и вечного в будущем, которое вот-вот наступит…
Часть 1
1
Додж очнулся от сна. На прикроватном столике тренькал телефон. Не открывая глаз, Додж ощупью нашел его, сдернул с зарядного провода, утащил под одеяло и перевел в режим «дремать». Телефон умолк. Додж перекатился на бок и сунул его под подушку, чтобы сподручнее было заткнуть, когда через девять минут будильник зазвонит снова. Чудо, конечно, что мозг хранит трехмерную модель кровати и соседнего с ней пространства, а значит, можно проделать это все с закрытыми глазами, но лучше не рисковать.
Засыпать особо не хотелось, так как перед пробуждением ему снился на редкость муторный сон. Сюжет состоял в том, что он никак не мог раздобыть кофе. Додж был в айовском городке своего детства, который оставил в зеркале заднего вида более полувека назад. К тамошним воспоминаниям примешивались люди и места из более поздних времен, но прямоугольная сетка улиц, по которым он мальчишкой гонял на велике, до сих пор служила пространственной решеткой почти всех его снов. На ней, как на миллиметровке, мозг выстраивал чертеж событий.
Во сне он пошел за кофе, но на каждом шагу утыкался в самые заурядные препятствия. В мире сна это удивляло и бесило: невероятно, чтобы столько совпадений встало на пути такого простого дела.
Однако теперь, когда Додж бодрствовал или, по крайней мере, полудремал, все объяснилось просто и логично: и впрямь трудно добыть кофе, если лежишь в постели с закрытыми глазами.
За следующий час он нажимал «дремать» еще несколько раз. Но то был не совсем сон, а полузабытье, когда мысли мало-помалу превращались в путаницу обрывков. От сна оно отличалось, как пыльные нити в углу чулана — от геометрически четкой паутины.
Интересно, разработчики проводили клинические исследования, чтобы определить девятиминутный интервал дремы? Почему не восемь минут, не десять? Создатели этого телефона известны своим вниманием к мелочам. Наверняка все основано на экспериментальных данных. Не случайно, что до следующего звонка Додж только-только терял связную нить мысли. Будь интервал короче, он бы не успевал забыться и функция не оправдывала своего названия. Чуть дольше, и дрема перешла бы в настоящий сон. А так он мог считать: «Я нажал кнопку три раза. Пять раз. Я уже проспал лишний час».