Эффект тентаклей
Шрифт:
— Ну они точно не особо стремятся выйти с нами на связь.
— Да уж!
— Итак, что происходит, когда ты пересекаешь…
— Стикс?
— Сохраняется ли единая нить сознания, которую можно подхватить с прежнего места?
— Ну то, что мы видели на Екопермоне, определенно что-то говорит, — сказала Зула. — Ландшафт воспроизводит обстановку, с которой эти люди были знакомы в Митспейсе [344] .
— По стандартам Плутона — нет, — хмыкнул Корваллис.
344
Митспейс (от англ. meatspace — meat («мясо», «плоть») + space («пространство») на интернет-сленге означает реальность, то есть физический мир, в отличие от виртуального или киберпространства.
—
— Так что, думаю, Плутон с помощью VR-гарнитуры пытался повлиять на исход. Он хотел заснуть с идеями, образами в кратковременной памяти, которые попадут на скан и в компьютер. Он не хотел пить из Леты.
— Думаю, мы скоро выясним. Когда вытащим его оттуда и узнаем, что показывали его очки.
Корваллис открыл папку и достал запечатанный конверт:
— Это тебе.
На конверте был приклеен стикер с печатными буквами: «ОТКРЫВАТЬ ТОЛЬКО ЗУЛЕ ФОРТРАСТ (ЛИБО ТОМУ, КТО БУДЕТ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ДИРЕКТОРОМ ФОРТРАСТОВСКОГО ФАМИЛЬНОГО ФОНДА)».
— А надо ли открывать?
— Думаю, ты можешь считать это еще одной своей символической обязанностью, — сказал Корваллис. — Но если там не документ, которым Плутон жертвует свой мозг науке, я сам лягу в его холодильник.
32
Ждод поднялся в воздух и полетел в горы. Он хотел посмотреть одно место, которое запомнил по прежним посещениям. Чтобы разделить четыре реки, проложенные от устьев, и объяснить их направление, потребовалось воздвигнуть несколько горных хребтов. И тут Ждод сам загнал себя в ловушку: хребты сходились как-то совершенно неправильно. Между ними образовались странные зазоры, в которых вода не знала, куда течь. Один хребет не состыковывался с другим; пришлось оставить вертикальные уступы с одной стороны и бездонные провалы с другой. Это было единственное такое место на всей Земле; здесь сосредоточилась вся неправильность, которую он изгнал отовсюду. Узел был немногим больше Города, Улицы и Дворца, но чем сильнее Ждод его сжимал, тем заметнее становилась нелогичность. Он отчаялся исправить Узел и подумывал просто обнести его высокой стеной, дабы ни одна душа не увидела Ждодовы ошибки. Однако вместо этого он полетел к особо корявой части Узла. Здесь горный хребет высился над бездонной пропастью. В ее глубине можно было различить обнаженный хаос — последние остатки хаоса, еще сохранившиеся на Земле.
Ногами сюда было не пройти, и даже долететь трудно. Ждод по пути старался сделать это место еще более недоступным — окутал уступы ледяными водопадами и заставил ветры биться о них с той же силой, с какой волны ударяют о побережье.
Так Ждод обрел убежище от чужих глаз там, где ни одна душа не могла его увидеть.
Достигнув желанного одиночества, он сел на карниз под нависающим горным хребтом. Карниз он расширил и сделал ровнее, ибо задумал возвести тут здание, чем-то сходное с Дворцом, только более сложное, с высокими стенами и множеством башен. Пока Ждод трудился, ему приходили разные названия, такие как Замок и Крепость, но остановился он на Твердыне. Долго он размышлял, какой ей надлежит стать, и наконец приступил к задуманному. Упорно и терпеливо Ждод возвращал адамант в хаос, делая пластичным, а затем лепил по своей воле. Вызвав из карниза фундамент, он попытался воздвигнуть первую стену. И вновь камень послушался не сразу, но затем принял требуемую форму.
Ждод понял, что не совсем один. Кто-то за ним наблюдал. Он огляделся, ожидая увидеть в воздухе Самозвану или какую-нибудь другую душу из Города. Однако никого видно не было, и аура, какая обычно извещала о появлении новой души, тоже не ощущалась.
Наконец Ждод глянул в бездну под Узлом. Исполинское лицо вздымалось из хаоса, словно из моря. Голова была больше Ждодовой и окутана дикой рябью, которая щупальцами тянулась за ней, почти не отличимая от тела. Поднимаясь, душа сгущалась в форму, более похожую на Ждодову размерами и очертаниями, но по-прежнему не могла отделить себя от темной ауры хаоса. Наконец она уцепилась недооформленными руками за скалу, на которой Ждод заложил основание Твердыни, поднялась вровень со Ждодом и посмотрела ему в лицо. У диких душ он видел и более причудливые формы. У этой по крайней мере было лицо, и чем больше Ждод в него вглядывался, тем сильнее чувствовал, что душа эта ему знакома.
— Давно ли ты обитаешь здесь? — спросил он, указывая в бездну хаоса.
— Нет, — ответила душа. — Отсюда я вылез несколько дней назад, и пригляделся к здешним диковинным камням, и с высоты обозрел лежащие окрест края. Затем меня сморила
усталость, и я на время отступил. Думаю, это повторялось несколько раз, но одинаковость сбивает мой разум с толку.— Таков путь каждой души при вступлении в смерть, — объяснил Ждод.
— Мы знакомы.
— Соглашусь, — промолвил Ждод. — По тому хотя бы, что речь твоя мне яснее речи других душ.
— Так есть другие?
— Много.
— Но не здесь.
— Да. Здесь я обитаю в одиночестве либо в обществе близких мне душ. Ты тоже можешь здесь обитать, ибо мы были знакомы в жизни, но я приглашаю тебя выйти и вместе со мной осмотреть прочие края. Многое там не завершено и нуждается в улучшении.
Тот согласился и обрел силу ума, а равно устойчивый облик быстрее любой известной Ждоду души. Имя он себе взял Плутон, ибо так ему вспомнилось.
Плутона влекло устроение Земли. Научившись ее преобразовывать, он принялся расхаживать по разным краям (крыльев у него не было) и совершенствовать их облик. Общие формы, созданные Ждодом, он не менял, но придавал им большую сложность и разнообразие. На гладких адамантовых обрывах пролегли извивы и трещины, их пронизали жилы и слои невиданных прежде камней. Горные породы, созданные Плутоном, состязались красотой и разнообразием с цветами в Саду. Ждод знал, что Плутона огорчает скопление ошибок, породившее Узел, и, дай ему волю, он бы все там сровнял и пересоздал. Посему Ждод постановил, что Узел должен оставаться неизменным.
Избавившись от чужого глаза, Ждод вернулся к Твердыне и сделал ее больше и сложнее, чем требовалось для какой-либо цели, ибо его не отпускала память о неудаче в сквере. Чтобы прогнать сомнения, он должен был доказать себе: его способность лепить мир по задуманному нимало не оскудела. В этом он скоро убедился и чувствовал, что близость хаоса не помеха, а скорее помощь. Некогда его злейший враг, хаос превратился в источник творчества. По пути от исполинского карниза Ждод вновь прибег к силе хаоса и окружил все это место ураганами. Ураганы подхватывали брызги от бесчисленных водопадов, окутывая Узел стеной грозовых бурь, сквозь которую могли пройти лишь Плутон и сам Ждод.
И все же, вернувшись к Дворцу, он не смог воздвигнуть четвертую башню со стороны Города. Страж, который вроде бы вполне оправился, смотрел на него с изумлением. Чуть поодаль стояли Всеговор и Самозвана, тоже наблюдая за ним, и Ждод знал: из Города на него смотрят и другие души.
Позже, размышляя об этом в Саду, он нашел ответ — все дело в других душах, в их восприятии. В одиночестве он волен менять что угодно — надо лишь вообразить желаемый результат. На глазах у других душ все сложнее. Видимо, любая перемена — например, строительство башни — производит соответствующие перемены в умах всех наблюдающих душ. А души сильны сами по себе и обладают некоторой инерцией, особенно когда должны согласно увидеть создаваемое со множества разных точек зрения. Все в мире связано узами, которые необходимо разорвать, прежде чем произвести перемены, и узы эти плетутся восприятием душ.
Он отослал Стража, Всеговора и Самозвану и повелел туману собраться вокруг холма. (Туманы, как и другие атмосферные явления, были теперь не редкостью.) Как только Дворец окутало мглой, Ждод без труда возвел четвертую башню. Еще он добавил перед Дворцом новые помещения: комнату между Сторожкой и главным залом, где мог бы поселиться Всеговор, дабы разговаривать с другими душами, и башню над Сторожкой — для Самозваны, если ей захочется здесь жить.
Когда туман рассеялся и души увидели новый облик Дворца, в их умах произошли перемены, но Ждоду не надо было для этого трудиться — мир просто сказал им, каково все теперь. Дабы подтвердить свою догадку, он дождался ночи (в это время все души уходили в дома). Ждод спустился в Сквер и на всякий случай еще окутал площадь туманом. Без всякого труда он поднял застрявший в траве камень и воздвиг башенку наподобие тех, какие поставил по углам Дворца.
После этого во Дворце и в Городе на время воцарился порядок. Всеговор занял свою новую комнату, а Самозвана обжила башенку над Сторожкой.
Лето сменилось осенью. Ждод взял в обычай иногда ходить по улице и гулять в Сквере, приглядывая, чем заняты прочие души, и давая им себя посмотреть. Он теперь узнавал и другие души, чем-либо себя отличившие. Одна любила сидеть на башенке в Сквере и просто глядеть иногда днями напролет; Ждод назвал ее Долговзорой и устроил ее комнатку наверху четвертой башни Дворца, той, что смотрела на Город. Еще один обустроил свое жилище на удивление красиво и сложно; его Ждод нарек Делатором и поселил в домике рядом с боковой стеной Дворца, дабы тот изготавливал новые вещи вдали от мешающих взглядов остальных душ.