Эфиопские хроники XVII-XVIII веков
Шрифт:
И тогда решили галласы той области окружить город царский ночью и напасть на его войско. А перед этим пошли они к моте [950] по имени Диламо, который был по образу своему, превозношению сердца и силе мужества словно Голиаф-исполин, знаменитому и известному повсюду силою мужества своего и превозношением сердца. И если шел он на войну, прогонял один тысячи, и никто не мог устоять пред лицом его из витязей вражеских, но все трепетали и дрожали от ужаса его, как корова пред ликом льва грозного. И если ссорилось племя с племенем в области галлаской, приводили его в ту область и договаривались о воздаянии ему по сотне коров, чтобы он воевал и погубил врага их. Он же так и делал и получал воздаяние, как договаривались. Такова была его жизнь и бытие. Также эти галласы Гибе сговорились с ним, чтобы пошел он с ними нападать на стан царский, и если пойдет он, то оставят ему одному в воздаяние всю добычу дома царского, а сверх того, что дадут ему 1000 коров. Он согласился, поднялся с ними, и окружили они город царя во мраке ночи, ибо днем боялись. И когда возвысил Диламо глас слова своего, подобного рычанию льва, пугающего людей, содрогнулись все из людей стана, что услыхали звук голоса его внезапно. И тогда пошли люди отовсюду к царю и поведали ему все, что случилось. И, услышав, повелел царь тогда витязям одного полка из многих полков своих идти и встретиться с галласами в бою. И когда встретились они, поразил один воин из них с ружьем наглого Диламо свинцом раскаленным в лоб, как ударил некогда Давид могучий надменного Голиафа камнем из пращи в лоб. И было то не по меткости глаза и на виду, но нечаянно, ибо была тогда тьма ночная. И тотчас пал он с коня наземь, как пал Голиаф от пращи Давида могучего. И тогда отрезал он ему голову, как отрезал некогда Давид могучий голову Голиафа, и тогда удалил он поношение от стана царского, как удалил некогда Давид поношение от чад народа Израильского. И свершилось это не рукою человеческой, но рукою божией, яко рукою тайною ратует господь (Исх. 17, 16) тем, кому помогает. А затем, когда пал он, бежали галласы, ибо содрогнулись они и убоялись, и преследовало их войско царское и убило из них многих. И когда бы не тьма ночная, уничтожили бы всех их копьем.
950
Моте, или моти, — кушитское слово, означающее светского владыку, правителя.
А когда рассвело, возвратились эти бойцы войска царского с кликами ликования и, прибыв к царю, бросили пред ним отрубленную голову Диламо и уды прочих. И тогда дал он одеяния, украшенные
А этих плененных христиан возвратил оттуда с достоянием их, женами их и добром дома их, как пленение Сиона из Вавилона рукою Кира и Дария, общников бога царей, и Зоровавеля-царя (Агг. 1). И взял он с собою тех, кого обнадежил прежде. А когда перешли они реку Геон [951] , то перешли ее сначала иереи, клир [церкви] Иисуса и царской ризницы [952] , и встретили его вместе на берегу реки, поя под барабан с радостью, систрами и кликами, и говорили: «Восславим бога славного и прославляемого! Ибо он возвратил тебя, господин наш царь, из страны войны и сражения, сотворив тебе великую силу и многое благо». И от многой своей радости за это деяние их и за то, что служили они во все дни этих царей, установил он им устав постоянный от дней царства своего и до веку, чтобы были украшены они парчою и великолепием виссона в праздник Горы Фаворской и в праздник вознесения, чего не делали при прежних царях. А приведенных пленников христианских, возвращенных из области галлаской, определил по областям отцов их опустевшим, чтобы служили они ему и стали христианами. А еще повелел он тем, кто охранял перевалы дорог на выходах из их страны, чтобы не пускали они галласов в землю христиан. А затем вернулся он с войском своим на место стана своего и чертога царства, то бишь в Гондар.
951
Геон — название одной из райских рек. Этим библейским именем эфиопские книжники иногда называли реку Абай.
952
См. коммент. 116 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».
И там тогда смутилось помышление духа его, и стал он рассуждать в сердце своем, что нет никого, кто не подчинился, не покорился и не служил бы величию царствия его в этом мире, так что посылают ему дары все цари земли из далеких стран; и что нет области из областей срединных и пограничных, где не свершил бы он силу великую силою бога своего, куда бы не пошел он и не спустился, собрав войско, для войны и сражения; и что нет времени, кое не являло бы ему свою прелесть и красоту, подобную прелести розы в месяц элул [953] , и свежесть свою, подобную утреннему саду, и величие в одеяниях царских, восхищающих очи в чертогах царских, украшенных золотом и серебром, и наполненных благоуханием от всякого благовония, и устланных коврами; и что нет ничего, даже малости самой, которой бы недоставало ему от наслаждений сего мира и радостей его. И тогда сказал он: «Все суета сует под небом, как сказал царь Соломон во дни свои» (ср. Еккл. 1, 2)». И еще вспомнил он, что сказал господь наш в Евангелии: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Матф. 16, 26)». И потому захотел он презреть царство [954] .
953
Элул — шестой месяц еврейского календаря, соответствующий эфиопскому месяцу маскараму, который в Эфиопии считается началом весны.
954
Причины, вынудившие царя Иясу расстаться с престолом, заключались, разумеется, не во влиянии на него пессимистических идей Екклезиаста. Тут причудливым образом соединились и поэзия и проза жизни: и глубокая печаль царя о смерти самой любимой своей женщины — наложницы Кедеста Крестос (Кедесте), и церковные свары, и придворные интриги, и собственная тяжелая болезнь царя. «Краткая хроника» излагает происшедшее со свойственным ей сухим лаконизмом: «И затем возвратился он [из похода] в месяце сане. И тогда постигло его великое горе, когда умерла вейзаро Кедесте, его наложница. И пошел он на [остров] Бахр Канта оплакивать ее, ибо любил он ее. И зимовал он там от многой печали. А после этого возвратился в столицу свою к празднику креста. Тогда был назначен в эччеге авва Матака, а пашою — Мамо. А на [2]4-й год собрались многие монахи из Вальдеббы и Магвины и из других обителей, с гор и озер и изо всех областей и сановники [церкви] в Гондар на собор. И не было в это время собора, ибо препирались и спорили о вере и разошлись монахи и иереи и сановники с царем. И ушли в свои области авва Николай и авва Евстафий с братией и спустились в Магвину. И разгневался царь и сместил эччеге Иоанна спустя три дня после того, как поставил его, и потому печалились монахи, и сановники, и иереи Дабра Либаноса, и все, кто с ними заодно в вере, когда увидели это великое притеснение. И посреди всего этого вышел царь потаенно из Гондара, оставив там весь двор и взяв немногих людей из тех, кто пребывал во внутренних палатах его, и спустился в Дамбию. И через три дня после того, как спустился он, сгорел огнем Гондар: и дворцы царя, и церковь святого Георгия. И, услышав об этом, пошел он в Мэцраха и пребывал там немного дней. В это время умер абето Кирилл, брат дедж-азмача Юста. А затем вышел [царь из Мэцраха] и спустился в Ганата Гиоргис, дабы принимать омовения. И когда принимал их там, умер абето Вальда Гиоргис от болезни гонорреи. Сын вейзаро Елены послал [это известие] ему, и, когда поведали ему [об этом], пришел он в Ванчет плакать вместе с сестрою своею. И плакал он в церкви завета и пребывал недолгое время, плача и утешая сестру свою Елену там. А затем вышел он, и пошел в Энтонес, чтобы принимать омовения, и пребывал там недолго. А потом вышел, и пришел в Леджоме, и жил в доме его. И тогда возопили монахи Дага, придя к нему, о должности [настоятеля их], [ибо] заточил их авва Аскаль под предлогом разрушения барабана и назначил себя на должность [настоятеля] Дага. В это время постигла царя болезнь. Затем спустился он к дому аввы Аскаля, и освободил заточенных монахов, и постился там. И оттуда послал он авву Евсигния в Магвину привести тех монахов, которые спустились [оттуда], и возвратить в их страну. Потом вышел он из Леджоме и пошел в Сагаба, чтобы войти там в «воду жизни». А затем поворотил он к Кунзела и жил там немного, а оттуда пришел снова в Леджоме на праздник пасхи. И, поднявшись оттуда, пошел он в Йебаба по причине собора и собрал изгнанных монахов и людей Годжама, чтобы собор состоялся. Сам же он спустился в Энтонес, чтобы принимать омовения. И, выйдя оттуда, пошел он в Сибан и жил там немного. В это время умерли старики и вдовы, юноши и младенцы от болезни оспы, то бишь морового поветрия, в столице и во всех селениях. В это время были искоренены земли дагбаса и иту, и осели сыны их и дщери в земле Бад. И сделал [царь] уделом вейзазеров [их земли], а потом были возвращены они дагбаса и иту, когда воцарился сын его. А затем вошел [царь] в Гондар и назначил сына своего, абетохуна Такла Хайманота, бехт-вададом и жил там немного дней. А затем пришел он в Кунзела, чтобы идти в Балья. И пришел абуна Марк, и все иереи, и диаконы с вельможами, и князьями, и вейзазерами и просили, чтобы не ходил он в Балья. И не согласился он, и спустился в Балья, забрав всю казну царскую, и пребывал там немного дней. А затем, когда заболел, возвратился скоро. И, выйдя из Балья, жил в Бахр Канта и постился там успенским постом. А после праздника успения спустился он в Кунзела и жил там потаенно до [праздника] святого Иоанна. На 24-й год 8 маскарама пришел он в Леджоме и жил в доме аввы Аскаля до праздника креста. А затем вышел он, и жил в Энтонесе, и постился там постом квесквамским и постом рождественским, и провел там рождество и крещение. И, выйдя оттуда, жил в Абабите в доме аввы Ионы четыре дня и пошел снова в Кунзела. В это время взбунтовался Тулу и ушел, перейдя реку Абай. И, услышав об этом, повернул [царь] от Кунзела, и снова вошел в Энтонес, и послал к Тулу отца его, чтобы привел он сына своего и заключил с ним союз. И пришел он и помирился с Тулу. В это время приказал он привести коней и мулов на Дак. А затем вышел он, и вошел в Дак с детьми своими в месяце якатите, и жил там в Кота в доме Диоскора, и там охотился на водных козлов. И когда он был там, пришли из Гондара Юст и Агне. Встретились они там и советовались обо всех делах царства с ним. И когда услышали об этом князья и люди столицы, решили все они низложить его с царства, и низложили, и воцарили сына его Такла Хайманота 1 магабита, во вторник. И когда услышал отец его, что воцарили сына его, разгневался, и опечалился, и вышел быстро с Дака, и пошел, и пошел в Кунзела, и пребывал там, желая идти воевать, но не смог, ибо заболел весьма. А затем собрал он всех детей своих и отослал к царствовавшему сыну своему, а сам возвратился и вошел на Дак. И жил там, когда охранял его Сион Тэхун» [36, с. 74-78]. Изложение событий в «Краткой хронике», как мы видим, резко расходится с нашим житийным повествованием.
Но [чтобы узнать], дозволяет ему бог или нет, наложил он на себя правило поста и молитвы семидневной в Дабра Берхане, монастыре своем. И под конец правила явились ему господа — троица святая — в виде трех мужей в видении и сказали ему: «Желание наше — то же, кое возжелал ты в помышлении твоем, но станешь ты мучеником, кровию честным. Такова плата, определенная нами, по скудости изрядств [твоих]». И, услышав это от них, впал он во многие размышления в помышлении своем о пролитии крови в будущем, говоря: «Как же это случится и отчего?», и дивно было это ему, и не знал он, что сказать. Но понял он, что согласны господа святая троица на уход его от мира и оставление царства. И была тогда великая печаль, многий плач и стенание в мире о нем, ибо любили его все. И тогда пошли к нему туда, где он был, все князья, и войско, и весь народ области царства его с митрополитом своим и иереями и, прибыв, сказали ему: «Ты оставляешь нас слепыми, о светоч плоти нашей? (ср. Иоан. 1, 4). Ты оставляешь нас брошенными, овец твоих, о пастырь наш и хранитель, наш бодрый и недремлющий? Ты оставляешь нас на поражение пред лицом врагов, о оплот наш и сила наша в день битвы и сражения? Ныне молим тебя, о господин наш и царь наш, и умоляем возвратиться на престол царства твоего нас ради!» [955] . И тогда ответил им он, говоря: «Я скинул одеяния царские; как же мне опять надевать их? я вымыл ноги мои, как же мне марать их? (ср. Песнь 5, 3). Отныне лучше мне угождать господу богу моему, нежели угождать людям. И еще лучше мне искать царствия непреходящего, ибо преходяще это царство мирское вместе с миром и всеми желаниями его!». И, сказав это, отправил их насильно, чтобы шли они от него по своим областям, и пошли они тогда, удрученные и опечаленные сердцем, потому что не сбылось, что задумали.
955
Вряд ли стоит говорить о том, что трогательный плач «всех князей и войска и всего народа области царства» об уходе царя не имеет ничего общего с исторической правдой. Здесь агиограф Иясу руководствуется вовсе не правдой жизни, а литературным этикетом, причем даже и не эфиопским по своему происхождению. Подобные плачи (часто сходные дословно) часто встречаются в эфиопской житийной литературе, и Б.А. Тураев писал по этому поводу: «Если бы мы не знали, что слова: «ты уходишь, оставляешь нас сирыми! где найдем мы подобного тебе наставника, питавшего нас»... взяты из прощания духовных чад с Шенути, мы бы, конечно, приняли их за место
из эфиопского жития» [11, с. 29].Царь же облекся в одеяние монашества, и обвил веригами железными чресла и все члены свои, и увенчал главу терниями под клобуком. А затем вошел он на остров тесный, называемый: Чакло Манзо, что близ [острова] Тана, монастыря храма божия и обители честного именем [святого] Кирика-младенца, который не убоялся знамения пламени распаляющего, когда поместили его туда с матерью его, святой Иулитой, за веру православную от руки царя неверного, идолопоклонника. А еще на этом [острове] прежде сей честной именем царь наш Иясу выстроил храм великий во имя мученика могучего, святого Клавдия, ибо много любил его и веровал твердо в помышлении своем в величие силы его и многую помощь его, ибо увеличивает он силу того, кто призывает имя его, и творит память его, и верует твердым сердцем в этого главу тысяч мучеников, святого Клавдия, который стал мучеником правым от руки князя неверного ради имени творца первоначального, ставшего плотью, вещающего ради нас, от Марии, пресвятой девы, соединением несказанным и неизъяснимым, без изменения, без искажения, бывшего как пребывал прежде и ставшего тем, чем стал после, для спасения всех нас, верующих в него, до веку.
Поведаем же, что сотворил сей честной именем царь наш Иясу для сего чудотворца-мученика, святого Клавдия, возлюбленного души своей. А спустя некоторое время перенес он храм его великий с того острова, что упоминали мы прежде, из-за тесноты того, что не хватало его, чтобы поселить там иереев честных, ибо нашел он на суше другое место, весьма просторное и всем хорошее. Оно находилось на вершине горы, что на берегу этого острова. И там построил он церковь постройки прекрасной и снабдил ее утварью священной: дароносицами и чашами, венцами, крестами и сосудами золотыми и серебряными, и одеяниями парчовыми и виссонными, и коврами и покровами, и книгами, и всем остальным. А затем водворил туда табот, [освященный] во имя честное сего мученика праведного и чудотворца, святого Клавдия. И еще дал землю в удел и вотчину сей честной именем царь наш Иясу этому храму и священству его честному и учителям, что бодрствуют во вратах его днем и ночью в хвалениях и молитве, в песнопениях и гимнах сладкозвучных ради любви к сему святому Клавдию, могучему мученику. И расширил он место пребывания этих священников честных в ограде сего храма великого вместо места тесного, где пребывали они прежде на острове узком.
И когда пребывал он на острове озерном в подвигах трудных, вошли туда рабы злые, ненавидевшие его попусту. И 5-го [дня] месяца тэкэмта [956] , в среду, убили его внезапно, выпалив свинцом ружейным, и пронзив копьем острым, как Клавдия-мученика, и пожегши огнем распаляющим, как Кирика-младенца, без вины на нем и прегрешения [957] . И таким образом стал он от рук их мучеником-страдальцем, как эти два мученика с притеснениями их великими и как все мученики. И потому уделил ему бог там венец царствия небесного. Ради него презрел он венец царства земного, как юноша Клавдий царство и другие, подобные ему в этом. А достиг сей честной именем царь наш Иясу подобной степени честной честных мучеников, то бишь стал мучеником кровию чистым и приял честь небесную, не случайно, но потому, что просил о ней у творца живого сего честного именем чудотворца многого, святого Клавдия-мученика, дабы уделил он ему благую часть того ради, что любил он его много и твердо веровал в него в помышлении своем. А обитель имени его сделал он на острове, где построил ему первый храм, зная, что этот святой Клавдий, который творил ему эти великие блага, — воздаяние прекрасное, что творил прежде ради сего честного именем царя нашего Иясу. Но молитва его, благословение и милость бога его и помощь сего мученика возлюбленного, святого Клавдия, да пребудет с царем нашим Иоанном [958] и со всеми мучениками во веки веков, аминь.
956
13 октября 1706 г.
957
Сравнение царя Иясу с великомучениками Клавдием Антиохийским, убитым копьем, и младенцем Кириком, сожженным заживо с матерью его Иулитой при Диоклетиане, объясняется характером его умерщвления: «А на следующий день, когда настало утро, пришли они к нему сказать: «Выходи отсюда и иди на Вахни, ибо [так] приказал царь». Он же сказал им: «Делайте что хотите и исполняйте, что вам приказано, а я не уйду с этого места!». И тогда пронзил его копьем Дармэн, и выстрелили в него из ружья другие воины, которые пришли убить его. И умер он в среду 5 тэкэмта в год Луки-евангелиста и стал он мучеником, как говорится: «[земля] не иначе очищается от [пролитой на ней] крови, как кровию [пролившего ее]» (Числ. 35, 33). И сожгли они огнем дом его, что был над ним, а внутри его пребывала плоть тела его» [36, с. 78-79].
958
Имеется в виду эфиопский царь Иоанн IV (1872-1889), в царствование которого мощи Иясу были перенесены на островной монастырь оз. Тана.
Возвратимся же к прежнему повествованию нашему. И во время убиения своего понял он до того, как вышла душа его из тела, что исполнилось над ним слово, реченное господами — святой троицей — в Дабра Берхане, монастыре храма их, что прольется кровь его честная, искупляющая его, о чем недоумевал он. И во время убиения его сошло на это место — Тана — благоухание прекрасное и раздался звук, подобный грому, как знамение его смерти честной. А эти рабы беззаконные, убив, его, сели на суда лодок тростниковых [959] и отправились по поверхности озера. Одни из них утонули в глубинах озера и нашли воздаяние за беззаконие свое, а уцелевшие в озере прятались на берегу озера отдаленного, ибо боялись, чтобы не убил их кто-либо, кто найдет, за беззаконие их, пока не настиг их суд отмщения божия за совершенные притеснения над помазанником его честным.
959
Имеется в виду танква; см. коммент. 55 к «Истории царя царей Адьям Сагада».
И тогда, когда услышали известие о смерти царя, пришли из монастырей островных иереи и монахи многие с венцами, и крестами золотыми и серебряными, и одеяниями священническими честными, и кадильницами, и благовонием ладана чистого, и свечами восковыми. И, придя на место, нашли они тело царя, выброшенное на землю, нагое, без одежд, и все залитое кровью, с ранами от выстрела свинцом и пронзания копьем острым, и обожженное огнем опаляющим [960] . И, увидев, задрожали они дрожью великой, и разодрали одеяния свои, и расцарапали ланиты свои, и пали ниц наземь, и плакали много, гласом рыданий, говоря: «Как же умер ты от руки презренных рабов, о погубитель тысяч, царь Иясу? И как же побежден ты силою слабых рабов, о мощь сильных, победитель Иясу? И как дерзнули на тебя и надругались над тобою лисицы пустыни — рабы, о лев, грозный величием, Иясу? И как выбросили тело твое наземь, обладающего чертогом царским и престолом царства, украшенных золотом и серебром? И как обнажили тело твое и запятнали кровью, обладающего одеяниями царскими драгоценными, восхищающими очи? Как же оказались члены твои цветущие и прекрасные израненными выстрелом свинца и пронзанием копья острого, изжаренными огнем распаляющим, словно рыбы?». И после того как завершили они плач свой, говоря так, прочли они над ним книгу страстей сына [961] , как установлено. А затем положили его в лодку тростниковую и отправили по поверхности озера, а когда плыли, то провожали его леопарды озерные [962] , и умолкли волны от волнения своего, и была великая тишь. И все это было знамением чести его. И, приплыв, доставили его на остров избранный, монастырь Мэцраха, где гробница отца его, царя, и матери его, царицы. И там погребли его с песнопениями и гимнами, по чину.
960
«Краткая хроника» несколько иначе излагает происшедшие события: «А плоти его не коснулся огонь, ибо извлекла его и вытащила одна женщина из рабынь его, по имени Фекла. И сгорели книги его, и иконы, и все имущество, что было внутри, и стало пеплом, и не осталось ничего» [36, с. 80].
961
Имеется в виду служебник «Деяния страстей», который обычно читается в церкви на страстную неделю.
962
Имеются в виду гиппопотамы, живущие на оз. Тана. Эфиопы, будучи горцами, очень боялись воды, плавания на тростниковых лодках и гиппопотамов, которые иногда эти лодки опрокидывали. Поэтому эскорт гиппопотамов и великая тишь на озере во время переправы — обычный литературный штамп эфиопского житийного жанра.
А потом, когда пришло известие о смерти его во все области царства и стала известна насильственная смерть его честная, и в середине [царства], и по границам, не было никого из народов и из племен, из областей, из иереев и сановников, из монахов во всех монастырях и пустынях, из князей, и из войска, и из всех людей стана, кто не страдал бы и не стенал с плачем и воздыханием, с рыданием и печалью сердечной многой о насильственной смерти царя нашего честного именем Иясу, ибо любили его повсюду. И тогда иереи Дабра Берхана, монастыря его и создания рук его, ибо любили его и он много любил их, обратили праздники свои в сетование (Амос. 8, 10). И пал на них тяжкий камень печали, и обрушился на них водопад рыданий потопляющий, и стал для них свет дневной как тьма ночи. И еще тогда вынесли они сокровища храма своего, что дал им честной именем царь наш Иясу: украшения парчовые и виссонные, и одеяния тонкие, драгоценные, венцы и кресты золотые и серебряные, и украсились всем этим, и взяли зонтики золотые и барабан золотой, и пошли в стан. И когда шли, раздирали одежды свои, и царапали члены свои, и падали ниц наземь. А единожды пели они под барабан и систру псалом имени его: «Алилуйя, алилуйя, алилуйя, Иясу! Да не отвратит он милости (ср. Пс. 65, 20) Евангелия», как пели они всегда пред ним, когда он был жив. А другой раз притоптывали они, как обычно [делают] плакальщики. И всяк видевший плач их горевал и рыдал много. А когда вошли они средь стана, нашли там ближних своих и братьев своих — иереев честных придворной [церкви] отца нашего Такла Хайманота, также плакавших, и много рыдавших, и раздиравших одежды свои, и царапавших лица, и падавших наземь ниц, и посыпавших прахом главу, ибо пал на них тяжкий камень печали, и обрушился на них водопад рыданий потопляющий, и стал для них свет дневной как тьма ночи, и обратили они праздники свои в сетование (Амос. 8, 10). И они также были украшены парчой и виссоном с венцами и крестами и зонтиками золотыми и серебряными для поминовения его и явления на собрании плача многих изрядств и благодеяний, что сотворил им прежде сей царь возлюбленный, помазанник наш Иясу. А затем вошли они вместе в великий чертог царский, говоря все единогласно в песне скорбной: «Йо, йо, йо, Иясу, царь наш, солнце мира нашего! Йо, йо, йо, Иясу, господин наш, возлюбленный наш!». И были там кони его боевые и мулы отборные и разукрашенные, отягощенные золотыми и серебряными [украшениями], и рабы дома его, державшие мечи, и ружья, и копья, и все доспехи воинские, и вооружение царское. И когда увидели их иереи, и все князья царства, и все войско, и язычники, что из средины и порубежья [963] , и все люди столичные, то разодрали одеяния свои, и расцарапали ланиты свои, и пали наземь ниц, и осыпали себя целиком прахом земным, плача и рыдая много и проливая слезы из очей своих, подобно зимним дождям, ради поминовения величия его, и чести его, и всех изрядств его, и еще ради насильственной смерти его при таковом величии и чести и изрядствах таковых. Какова же была тогда скорбь, плач, и рыдание там в чертоге царском и в ограде дома его! Какой плач или плач Иакова об Иосифе, сыне своем? Или еще плач ли Израиля о Моисее-пророке и Иевосфее-князе (II Книга царств 4)? Или еще плач ли Давида об Авессаломе, сыне своем, и Ионафане, любимце своем, или плач Марии и Марфы о брате своем Елеазаре? Нет подобия сему плачу, кроме плача Иоанна-ученика и Марии-девы о Христе в день крестный! И не только тогда, но и поныне никто не прекратил повсюду плача о смерти его насильственной и никто не забывает поминать величие и изрядства его, ибо не позабыт он, и нет такого, кто не поминал бы его и не призывал бы всегда имени его с чтением Псалтири и с чтением Евангелия во время литургий и молитв [964] , ибо любим он ото всех, кому дал господь бог, ему же слава, дар любви в помышлении всего мира!
963
В тексте употреблено слово «народы», которое часто означает в словоупотреблении эфиопских книжников именно язычников. Здесь, видимо, имеются в виду оромские племена, широко расселившиеся к тому времени по всем территориям Эфиопского нагорья.
964
Имеются в виду ежегодный праздник успения царя Иясу I, введенный в церковный календарь по инициативе его брата, царя Феофила (1708-1711), и церковные службы по этому поводу.