Егерь Императрицы. Батальон, к бою!

– Анто-он Па-авлович, – протянул Егоров, – да какая же там пыль? Тут вон, как только суховей со степи порою повеет, так всюду песок набивается, да еще и на зубах хрустит, – и подполковник махнул в сердцах рукой.

– И все равно, вокруг прибраться придется, причем так прибраться, чтобы у вас здесь как на столичном прошпекте было! – Интендант кивнул командиру батальона. – Отойдем-ка со мной в сторонку, господин подполковник. Алексей, всего через пару недель здесь у тебя будут очень высокие гости, причем такие высокие, что охо-хо-о! – и Глухов закатил глаза. – Кто от нашей матушки императрицы всю вот эту южную часть империи курирует, да и вообще кто над всеми нашими войсками для самого высшего надзора приставлен? Смекаешь, небось, о ком я сейчас толкую? Вот то-то и оно! Да он еще и не один ведь здесь будет, а с большой столичной свитой. А в этой его свите много, знаешь ли, всяких капризных господ. Тут ежели им вдруг не угодишь, так можно и своей должности лишиться, а то и вообще в опалу даже попасть. Так что ты это, Алексей, давай-ка бросай все эти свои никчемные учения, полигоны, стрельбы и, как у тебя там, дальние выходы. Ну, вот скажи мне на милость, кому они здесь только будут нужны?! Ты лучше начинай большую, генеральную приборку везде. Из учений, ну, только ежели одну шагистику оставь, да и не просто даже оставить, а лучше бы вам на нее подналечь. Думаешь, нужна им всем будет эта твоя егерская выучка?! Пойми, их превосходительства – они ведь только на ровный парадный шаг любят глядеть! Или я чегой-то не понимаю во всей этой жизни?

– Да нет, господин полковник, все вы правильно понимаете, – вздохнул Алексей. – Понял я, займемся строевой подготовкой. Только вот у меня половина егерей ведь в старье ходит, штопаные-перештопанные мундиры на них. Обувка так и вообще у многих на ладан дышит, вся кожаная амуниция изрядно потрепанная. Обещали же в это лето все поменять.

– Ты это, Алексей, ты вот не зли меня сейчас, а?! – Глухов начал багроветь. – Тебе и так более, чем всем другим, военного снаряжения отпускается. Или же ты сейчас хочешь с главным интендантством всей южной армии поссориться?

– Да нет, Антон Павлович, что я, враг себе, что ли? – усмехнулся подполковник. – Понял я все. Будем сами думать, как нам тут выкручиваться.

– Вот-вот, ты это, давай-ка выкручивайся, – произнес с легкой ехидцей в голосе интендант. – Не зря же вам такие хорошие премиальные за этот Крым пришли? Да и само жалованье у всех твоих людей аж на целую треть по сравнению с полковыми выше. Как столичная гвардия вы у нас здесь выплаты получаете! Избаловались вон совсем. Ладно, оставляю вам в помощь секунд-майора Трохина, – кивнул он в сторону прибывших с ним офицеров. – Он тут присмотрит за вашей подготовкой, может, чего и дельного подскажет. А я у вас тут переночую и опосля уже на Кинбурн двину. Их высокопревосходительство изволит и эту самую отдаленную нашу крепость посетить. Охо-хо-о! Сколько же мне еще по этой жаркой степи-то предстоит трястись! Ну, ладно, пошли Алексей Петрович, давай, показывай свое здесь хозяйство. Потом уж, я надеюсь, у тебя, небось, найдется, чем сносным нас покормить?

* * *

Две недели после уезда интендантских чинов прошли в большой спешке и беготне. Секунд-майор Трохин, оставленный приглядывать за подготовкой к приему высоких гостей, зудел большой и надоедливой мухой. Все, по его мнению, в хозяйстве у Егорова было неправильно и в корне неверно. Егерям, казакам и конным пикинерам нужно было белить не только лишь заборы, склады и караульные будки в главной станице, но еще и всякие строения в фортах и поселениях на всей протяженной линии. И самое главное, что было необходимо в представлении хозяйственного майора, – так это снять с укреплений все эти драные рыбацкие сети, обсыпанные сверху какой-то дрянью. Те сети, которые здесь назывались на чудной лад – маскировочными.

Кусты вокруг всех населенных пунктов и укреплений пограничной линии были, по его мнению, пострижены абы как и наперекосяк, а не вот ровненько и как бы по ниточке.

Бурьян на всех обочинах солдаты, конечно же, скосили, но ведь тоже неаккуратно, а кое-где после этого так и вовсе проплешины, песок и пыльные камни стали видны.

Ну и самым главным недостатком на Буге была шагистика! Шагистики-то, почитай, так и вовсе здесь не было никакой. Солдаты должны были сутками напролет после всяких там работ топтать своими сапогами плац, а они вон опять каким-то там егерским делом занялись! «Ура» вон на поле кричат, в каре строятся, потом вдруг в цепь рассыпаются и круглые железяки в учебные крепостицы кидают. А опосля этого так еще и на их валы этих крепостиц бегом забираются. Ну и какая же тут подготовка к такой вот высокой инспекции?!

– Федор Елистратович, ты обещал полковнику Глухову на меня пожаловаться? – Алексей в раздражении отмахнулся от надоедливого майора. – Ну, вот и жалуйся, давай. Только уж не мешай и нам здесь своим делом заниматься!

– Да какое же это дело, Алексей Петрович? – вопрошал в великом волнении приставленный от главного интенданта армии штаб-офицер. – Нам с вами господин полковник ведь четкие указания дал, что тут надобно делать, а мы ведь вообще уже и не знаю даже чем занялись! Не дело это, господин подполковник! Надобно немедленно прекращать сие безобразие!

Все, достал уже! Лешка резко, чуть было не толкнув назойливого интендантского, развернулся и уставился на него в упор.

– Господин майор! Потрудитесь наконец-то услышать меня, повторяю это вам в очередной, и очень надеюсь, что в последний, раз. Мои люди на пограничной Бугской линии, где я поставлен старшим начальником, будут исполнять мои, повторяюсь, только лишь мои приказы! И я сам за все отвечу перед самой высокой инспекцией и перед генерал-фельдмаршалом лично!

– Но ведь Антон Павлович… – жалобно протянул майор.

– Вот и докладывайте Антону Павловичу все то, что находите нужным, хоть через вестовых, а хотя бы и лично! Можете вот прямо сейчас к нему и оправляться. Я вас более не задерживаю, господин секунд-майор! Честь имею! – и подполковник, развернувшись, пошел скорым шагом в сторону стрелкового полигона, откуда слышалась частая россыпь выстрелов.

– Все пропало, все пропало, – интендант тяжело вздохнул и, понурив голову, поплелся в противоположную сторону. – Как пить дать, теперь за Урал, в самый захолустный гарнизон или вообще в дикую киргизскую степь сошлют.

Алексей приходил домой затемно. Чаще всего Ильюшка с Настенькой уже спали, и он, погладив их светлые головушки, лежащие на подушке, садился за стол ужинать. Катарина пристраивалась рядышком и смотрела, как муж работает ложкой, уплетая наготовленное.

– Похудел-то ты как за эти две суматошные недели, Лексинька, вон, аж скулы у тебя выперли. Лицо загорелое, а вот волос совсем под солнцем выбелило, – и она погладила его по мягким, словно бы льняным волосам.

– Ничего, вот проводим этих господ столичных – быстро потом отъемся. Буду у тебя таким толстым и важным подполковником, – шутил Лешка. – А что, теперь-то уже можно мне, небось? Только вот недавно тридцать один год ведь исполнился. Пора бы уже и дородность, и стать набрать?

– Да конечно, – засмеялась Катарина. – Тебе только и набирать эту дородную стать. Ты же у нас из породы борзых, из гончих будешь. Сплошные жилы да кости, жиринки даже нет, и ухватиться-то не за что!

– Не борзых, а волкодавов, – поправил жену Алексей. – Главное, чтобы у тебя было бы за что схватиться! – и под писк Катарины он сгреб ее в охапку.

– Тихо ты, ошалелый! Детей вон разбудишь! – попробовала она вырваться из крепких объятий.

Глава 3. Высокая инспекция

– Едут! Едут! – дозорный десяток влетел с восточного шляха с докладом в Николаевскую. – При конном эскадроне с десяток больших карет и столько же малых бричек пылит! Две кареты все в позолоте и вензелях, ни разу мы таких не видели! – рассказывал Луковкин Иван.

На огромном поле были выстроены Херсонский пикинерский и Бугский казачий полки, а с правого фланга стоял особый отдельный егерский батальон. К ним-то, миновав дорожную заставу, и проследовала вся огромная кавалькада повозок и охранный эскадрон драгун.