Эгле: Демон в наследство

Сердце гулко ухает в груди.

В комнате темно, и то, что находится внутри, сидит на полу, склонив голову почти до земли. Обнажённые плечи и спина слабо поблескивают в тусклом свете факела, который Лорелей держит в руках. Чёрные волосы спутанными прядями рассыпались по белой коже.

Мгновение я просто смотрю, пытаясь осознать, а в следующую секунду кожнар с рыком бросается прямо на нас. Прыжок, – и кто-то из нас определённо должен превратиться в кровавые ошметки.

Моя рука инстинктивно взлетает вверх, вычерчивая защитную печать, но прыжок обрывается на полпути, и демон падает вниз.

Я ошарашенно смотрю на наставницу. Лорелей явно не удивлена. Она лишь отступила на шаг и тяжело дышит – всё же встреча с кожнаром не может не вызывать страха. Даже у меня.

Снова поворачиваю голову и понимаю, что мужчина, распластанный передо мной на полу, полностью обнажён. На руках и ногах его цепи и на бледной коже виднеются следы запекшейся крови. На горле – тяжёлый металлический обруч. На груди, над правым соском – четвёртая печать.

Делаю глубокий вдох. Возможно, когда-то он и был опасен, но уж точно не теперь. Любая из жемчужных дев сможет согнуть его пополам и заставить стонать – достаточно лишь захотеть.

Но я пока не хочу. Делаю шаг вперёд и замираю, глядя на пленника сверху вниз. Из-под его ресниц посверкивают алые огоньки зрачков. Алыми их делает злость.

– Что это? – спрашиваю я.

– Кожнар, – повторяет Лорелей то, что и так нетрудно понять. – Наследство, которое я хотела вам показать.

***

«Богиня, спаси и сохрани!»

Нет, кожнаров я вижу не в первый раз. В Пограничье их полным- полно. От наших окультуренных и дрессированных модификантов они отличаются в основном тем, что абсолютно не контролируют себя… ну, по крайней мере, так принято считать, и я как командир патруля не стану оспаривать эту прописную истину. Кожнары все проблемы решают только с помощью драки. А стоит им увидеть наших женщин, как у них словно что- то поворачивается в голове…

И…

– Что с ним делала моя сестра?

Вопрос повисает в воздухе, и ответ очевиден всем троим: шрамы от кнута, покрывающие всё тело кожнара, красноречивее любых слов.

Всё время, пока я разглядываю его обнажённое тело, кожнар пытается встать, но цепь, приковавшая его к стене, слишком резко и болезненно бросила его на пол.

Однако в это конкретное мгновение ему, наконец, удаётся выпутаться из неё и, вскочив, рвануться ко мне.

Следуя примеру Лорелей, я просто отступаю на шаг назад, и кожнару не остаётся ничего иного, кроме как рычать, яростно глядя на меня, сверкать красными, как огонь, глазами и сжимать кулаки в бессильной ярости. Очевидно, выпустить на волю звериную силу ему мешает печать, и за эту благоразумную предосторожность мне точно следует поблагодарить дорогую сестру.

Однако, хоть я и понимаю, что кожнар не в состоянии причинить мне вред, сердце бешено стучит, поднимаясь к самому горлу.

На языке вертится один-единственный вопрос: «Богини, что я должна с ним делать?!»

– Он агрессивен? – Я стараюсь сохранять спокойствие, хотя вопрос звучит так глупо, что меня пробивает на смех.

Не сразу понимаю, что Лорелей молчит и не спешит отвечать.

Я же разглядываю обнажённое тело мужчины и теперь замечаю на нём кровь – под самой печатью, как будто он пытался содрать кожу.

Хмурюсь и осторожно опускаюсь на корточки возле него. Нет, он не пытался сцарапать печать. Рана слишком глубока и, похоже, осталась от кнута. Сколько же он здесь? Сестры не стало семь дней назад. И за это время никому не пришло в голову его перевязать?

Похоже, последние слова я произношу вслух, потому что тут же получаю ответ:

– Никто не знал об этом трофее прежней Леди. И без её или вашего разрешения я не имела права никому больше говорить.

– Семь дней… – медленно повторила я. – Ему хотя бы приносили еду?

Лорелей молчит. Подозреваю, это значит: «Нет».

И всё же она поспешила привести меня сюда, как только смогла.

Делаю глубокий вдох и касаюсь пальцами виска. Полная растерянность. У меня хватает проблем с наследством, я ещё и документы не успела подписать до конца. Мне жутко не нравится то, что я слышала о смерти сестры, не говоря уже о том, что это моя сестра! И теперь ещё этот… кожнар.

С кожнарами у нас хоть и шаткий, но всё-таки мир. Иначе никто не отпустил бы меня из Пограничья домой. Правда, договора о выдаче пленных нет. Некоторые леди держат кожнаров в рабах, но это скорее развлечение для любительниц острых ощущений, чем мода. Никогда бы не подумала, что Аяна из таких! Представляю, как будут смотреть на меня в свете, если обнаружится, что я его держу. А он ещё и неуправляем… Смотрит на меня, как дикий зверь. Надо перевязать рану и принести ему еды, но как бы он меня бинтами не удушил.

– Как твоё имя? – спрашиваю я, пытаясь, чтобы мой голос звучал с холодком. Надеюсь, получилось, но, по-моему, этот самый голос безбожно дрожит. Командовать росомахами мне сейчас абсолютно точно нельзя.

Кожнар молчит. Смотрит на меня мрачно и зло.

Когда он открывает рот, несколько слов срываются с его губ – но его абсолютно точно зовут не так.

– Жахар ана-а ра-йра.

Хорошо, что хоть уши Лорелей пощадил. Потому что в переводе с кошнарского это значит что-то вроде «маленькая мерзкая дрянь, хватит со мной играть». Правда, назвал он меня не совсем так.

Первый порыв – влепить ему пощёчину в ответ. Но я сдерживаюсь и начинаю соображать.

Мы с Аяной похожи, как две капли воды. Жили так далеко, что никто из нас по этому поводу не комплексовал. Ни одна особенно не старалась отличаться от другой.

И вот он, итог… Очень похоже, что кожнар принял меня за неё.

Потираю висок.

– Так.

Делаю глубокий вдох.

Как к нему обращаться вообще?

– Кожнар.

Он вздрагивает, и глаза его полыхают так, как будто собирается броситься в атаку.

– Вот, – замечаю я. – Как видишь, нам обоим весьма некомфортно общаться, не зная имён друг друга. Я – Эгле, новая хозяйка этого дома и всего, что находится внутри него. Аяна – моя сестра. И она больше не придёт.

Кожнар, прищурившись, с подозрением смотрит на меня. Думает, что это какая-то не очень забавная игра?

***

Ну да, если подумать, выглядит это именно так… У большинства известных мне народов почти что не бывает близнецов. Только у нас… И то лишь потому, что большая часть выводка погибает, не дожив до восемнадцати лет. Особенно девочки – климат этой земли переносится очень тяжело. Так что встретить двух взрослых жемчужниц-близнецов – почти такая же редкость, как и у кожнаров, например.

У нас с Аяной очень сильный генофонд. Недаром мы – дочери одного из первых домов.

Я не знаю, что ещё добавить, чтобы установить контакт. По наитию протягиваю ему руку и честно говорю:

– Я пока ещё не разобралась в местных делах. Как видишь, не знаю, кто ты такой.

Мужчина с полминуты молчит. Почти физически ощущаю, как растёт напряжение Лорелей за моей спиной.

– Заяр, – говорит он, наконец.

Облегчённый вдох. Поворачиваюсь к Лорелей.

– Нужен врач, который не слишком много говорит. У нас есть подобный персонал?