Его искали, а он нашелся

Спустя некоторое и весьма долгое время, какое он провел в восстановительной медитации, его осторожно подхватили под руки и вывели на улицу, где уже происходил импровизированный военный совет. Он бы куда дольше приходил в себя, если бы почти все травмы не исцелило возвратом самого Времени, произнесенным и воплощенным самим Императором, оставив только фантомные боли и очень сильную моральную усталость - пришлось выложиться до того уровня, когда даже сила Вечности не могла излечить полностью.

Территория отдохновения находилась почти на самом краю Вечного, вблизи одной из стенок проклятого купола, а еще занимала много места, тогда как отдыхающих и прислуги тут было куда меньше. В общем, дьяволы не торопились их добивать, поскольку небезосновательно считали, будто их всех и так потрепали, а свежие силы извергов нужны в центре столицы. Вот так и выходило, что у них было немножечко времени на разговоры и попытки прийти в себя, хоть даже самые боеспособные и наименее пострадавшие в свалке сражения успели отправиться в город по своим задачам. Кто-то хотел соединиться с более крупными формированиями, в составе которых было легче выжить, а у кого-то там, в других кварталах, остались близкие и родичи...

– Вы не понимаете!
– Одетый в жреческую сутану, безумно скалящийся и мечущий запуганные взгляды во все стороны мужчина, в котором Барон узнал одного из местных отдыхающих, был готов сорваться в истерику и не сорвался только потому, что опасался получить в зубы, как несколько предыдущих неуравновешенных, успокоенных его, Барона, офицерами.
– Я не слышу Его! Не могу дозваться! Докричаться! Я словно воплю в пустоту, стучу в каменную твердыню! Это место... оно не здесь! Мы на полпути к Пеклу и ни один бог нам уже не поможет! Не поможет! Мы обречены! Слышите? Обречены!

Бах!

Бах!

Бах!

Патронов, особенно таких дорогих, очень жалко, но, в свое оправдание, Барон мог бы сказать, что сейчас шокирован ничуть не меньше, чем потерявший главную опору в своей жизни жрец. Даже, наверное, намного более шокированный, что, несомненно, заметили заволновавшиеся соратники. Они нечасто видели на его лице эмоции отличные от злобы и раздражения на идиотизм окружающих, а уж такого искреннего неверия и шока, наверное, не видели и вовсе никогда.

Дрожащей, - и это у него дрожащей!
– рукой, он кладет свинцестрел рядом с собой, осторожно поворачиваясь лицом к жрецу, так чтобы не потревожить раны, чтобы видеть глаза собеседника.

– Скажи, слуга божий, это, выходит, мы больше не под Небом родного Алурея?
– Он говорит очень тихо, но его никто не перебивает, а кто попробовал, быстро был заткнут кулаком в зубы, иногда еще и превентивно.

– Да, почтенный.
– Мертвым тоном отвечает жрец, даже не замечая того, кому отвечает или того, что все вокруг молчат.
– Не под Небом.

– А так ли это, получается, что нет над нами всезрящего Ока Божьего?
– Голос крепнет, становится более глубоким, звучным и пробирающим до самых костей, заставляя всех вокруг, кроме его воспитанников, невольно отодвигаться подальше.

– Да, почтенный.
– Еще сильнее сгорбившись и на глазах старея безо всяких магических проклятий отвечает жрец.
– Нет здесь Их, как нет и воли, Ими воплощенной.

– А не выходит ли так, что даже сам дворец Вечный вместе с самим Императором оказались вне Неба и вне Богов?
– Вся воля Барона уходит на то, чтобы сдержать рвущиеся наружу чувства.

– Д-да?
– Вот и жрец что-то да заметил, но еще не понимает что именно.

Тишина.

Вой тварей вдали.

Звуки отдаленных битв.

Звон магических барьеров.

Тихий перелив искаженных куполом эфирных течений.

Молчат все присутствующие, только слышен звук его бьющегося сердца.

– Ха. Ха-ха. Ха-ха-ха-ха-хах!!!
– Следом за его смехом начинают смеяться остальные, вся команда, кто еще остался на ногах и в сознании, игнорируя уже откровенно напуганные взгляды окружающих. Они тоже поняли, осознали то, что не могли знать ни изверги, ни сам Император Вечный, просто потому, что никто из них не был там, когда по итогам заключенной сделки у Барона забрали его сердце, отняли все, что он только ценил, оставив лишь шрам, зияющую пустоту в душе, а также крохотный огонек надежды, в которую уже даже ты сам не веришь, потому что никогда не бывает таких чудес.

Потребовались десятилетия времени, проводимых в попытках запить горе алкоголем, в постоянных командировках в разные военные конфликты, чтобы смывать там кровью немилость правителя и собственную слабость, собственное предательство, лишь бы только не двинуться умом. Потребовалось вторжение извергов, самое крупное за последнее тысячелетие минимум, похищение целой столицы, попадание в такую передрягу из которой не вытащит даже божья помощь!

...пока ты смеешь жить под небесами Алурея...

...пока очи Наши следят за твоими деяниями...

...пока стоит твоя Империя и живет в мире Нашем кровь ее правителя...

...до тех пор выступаем Мы гарантом твоего наказания...

Железный Барон смеется навзрыд, а рядом с ним хохочут все те, кто разделил со своим командиром его судьбу, впервые за долгое время ощущая ростки надежды, что проросли и дали всходы. Им плевать на извергов и на отчаяние, плевать на то, что придется как-то выбираться из пасти Пекла, плевать на все. Неважно, догадывались ли изверги о вероятности такого исхода, ничего более неважно!

Барон закрывает глаза.

Барон зовет.

Зовет нечто неживое и никогда не жившее, нечто сотворенное руками наделенных и получившее от них зерно разума, собственную личность, зовет то, что было у него, у них всех, отнято политиками и дипломатами, интриганами и предателями, отнято врагами государства, которому Барон отдавал всего себя, отнято правителем, которому он служил верой и правдой. Потому что проще оказалось заплатить Империи, предложить слишком многое лишь за то, чтобы они отказались от них, от его команды.

Ему говорили, что Император стеною встал на защиту его жизни, отдельно указав, что не позволит убить Барона в рамках договора. Что эта защита была продиктована не только желанием иметь шанс повернуть сделку вспять, но и признанием его заслуг. Его убеждали, что слишком многим пришлось жертвовать, что Император согласился на этот исход лишь затем, чтобы не получить выматывающую войну на три фронта, сумев выторговать из этого решения не только материальные, но и политические блага, обратив тех, кто был готов стать врагом, своими союзниками и заплатив за будущие победы их кровью.