Его Искушение
Шрифт:
— Бьешь, как девка. Сюда смотри.
Показывает удар на бойце. Вмазывает так, что мужик складывается и сжимает челюсти, чтобы не завыть. Между ног вдаривает. Там на недельку все заглохло.
Валит за два грязных удара. А кто сказал, что все должно быть по чесноку?! Тебя пером в бок на улицах из-за спины ударят и разговоры вести не будут.
Перевожу взгляд. Подмечаю слабого бойца, выдохся. Выжидаю, смотрю, как работает Палач. Иногда ощущение, что у Монгола глаза на затылке. Разворот в нужную сторону.
— Хмарь, ты какого тут творишь?!
Удар.
Зверье подо мной ходит. Слабаков нет. Не каждый выдерживает.
— Унести гниду!
Двое бравых солдат подлетают и оттаскивают неудачника.
Мне нужно проверять, работают ли мои рекруты от смотрящего до шестерки. Здесь отлаженно все. Иначе механизм фурычить не будет.
— Разойтись!
Рявкает и злыми глазами сверкает. Нюха не теряет. Ушлый. Все просекает. Подходит ко мне. Смотрит в глаза.
— Кровавый.
Киваю. Замкнут, не допускает никого в свои мысли, и прав. Сам такой же.
Когда-то жизнь была иной, пок в тюрьму не сел.
Лихие времена были, дикие. В законе — беззаконие. И людей косило, как на войне…
Судьба у нашего брата такая. Каждый путь свой проходит. И у нас с Монголом игра в русскую рулетку до сих пор.
— Что за кипиш?
— Терпимый. Брат. Пока.
— Порой меня твоя немногословность напрягает. Пошли пройдемся до вольеров.
Кивает и молча ступает рядом.
— Чего звал?
— Война будет, — отвечает спокойно и получает такой же ответ.
— Уже понял.
— Все выходы в порт ты контролируешь, Ваня. Все сделки через тебя и в город новая братва подтянулась. Для нас новая, а так у себя народ известный.
Киваю, вдыхаю холодный ночной воздух.
— Тот, кто контролирует дорогу, за тем и власть.
— Братва Смольного твою власть оспорить пытается. Резвые ребята там.
— А когда нам легко было, напомни, брат?
Бросаю косой взгляд на шагающего рядом мужика.
— Никто не рисковал такую предъяву кидать, Царь. И ни у кого рычагов и такой поддержки не было. Смола армию нагоняет, может, и объединяет войска.
Разминаю шею, иду к своим питомцам, надежно запертым в вольерах. Мои псы. Лично тренировал. Знают хозяина. Принимают только меня. Моя команда “фас”, сдобренная кодовым посылом, и они могут разорвать на ошметки того, на кого укажу.
— Ну так и мы не пальчиком деланы. Монгол.
Цокает языком.
— Потери будут капитальные, я тебе отвечаю. Народу положим с армию.
Пожимаю плечами. Каждый, кто приходит на тропку, знает, что путь короток в основном. Привязанностей у меня нет. Непозволительная роскошь для того, у кого купола жгут кожу спины.
Никаких слабостей. Приближенных пара-тройка человек, и то это не помешает мне спустить курок, если они станут врагами.
— И так бывает.
Под ногами шуршит гравий, фонари освещают стриженый газон. Прищуриваюсь, останавливаюсь.
Ротвейлеры чуют хозяина, начинают
лаять и биться о прутья. Со стороны может и выглядит кровожадно, дико, похоже на то, что псы желают разорвать, но на самом деле я знаю, что они проявляют радость.Вот такая вот вывернутая наизнанку реакция. Открываю клетки. Выпускаю тех, кто предан безоговорочно.
Их старшие братья погибали, подставляя себя под пули и спасая мне жизнь. Всякое бывало. У меня псы как оружие. Верные.
— Ну, привет, Чернявый, — провожу пальцами между ушей псины. Прихватывает мои пальцы острыми, как скальпель, клыками, царапая и слюнявя.
Рядом прыгают его братья, ждут свою порцию ласки.
Тело напрягается, засекая угрозу, разворачиваюсь.
Ловлю бешеный взгляд истинного Палача и слышу голос, хриплый, низкий, насыщенный угрозой:
— Девка. Аврора. Ее убрать нужно.
— Не понял.
— Все ты понял, Иван.
— Монгол, я не терплю заходов со спины.
Улыбается, но глаза экранируют холодом.
— Так я по прямой. Убирай ее на хрен из дома. Пока не поздно.
Резко вскидываю глаза. Одно упоминание Авроры и что-то внутри щелкает предупредительным выстрелом.
— Я не пойму, Монгол, и давно тебя интересует, кого я пользую? Что происходит, мать твою?!
— Пока ничего. Но скоро завоняет сильно. Сместить хотят тебя с трона.
Ухмыляюсь.
— Тебе ли не знать, сколько попыток уже было, да и сколько еще будет. Не впервой.
Глаза сужает и смотрит исподлобья.
— Ты позволяешь шакалам поднять головы и скалиться. Из-за чего?
Чешу псину, короткая шерстка колет пальцы, а сам рассматриваю кореша. Короткостриженый широкоплечий мужик с бритым виском и опасной наколкой на виске. Не многие знают истинное значение татухи.
Раскосые глаза смотрят равнодушно, но с напором, прямые брови сошлись на переносице.
Монгол злится. Знаю, что прикрывает мне тыл. Единственный человек, которому можно рискнуть доверить спину. Он не ударит исподтишка. Напряжен.
— Всякий раз кто-то да скалится, а потом затихает. Вечные терки — по-другому бизнес наш не строится. Главное не сам процесс, а концовка. Будет прав тот, кто сорвет куш.
— По краю ходишь, Ваня. Кончай с ней.
Волчара волчару чует. Вижу в черных глазах осуждение.
— Ты берега не путай, да за буйки не заплывай, братик.
Говорю и голос у меня тихим становится. Угрозой напитывается.
Улыбается Монгол, зубья свои белые, что так контрастируют со смуглой кожей, демонстрирует.
— Красивая у тебя кукла, Кровавый, появилась. Но ты ведь знаешь, что, приближая девку, ты ее от одних псов защищаешь, а вот другие, враги твои, след чуют, прокусить захотят и если кукла только кукла — это одно, но если она ценна…
Замолкает. Взгляд тигриный из-под широких бровей пуляет в меня.
— Монгол, пока ты имеешь больше прав, чем другие, но и твой лимит не безграничен. Заканчивай базар, — мой рык псов скулить заставляет.