Его Искушение

Прикусываю губы. В горле дерет от спазма, который гашу. Разумом понимаю, что мужчина прав. Я попала в передрягу. Мы оба стали жертвами недопонимания и все закрутилось так, как закрутилось.

Если не слово Ивана, не его защита — меня загрызут, костей не останется, а он стал той преградой, которая может обезопасить.

Вглядываюсь в лицо мужчины. Он имеет принципы. Жесткие. Жестокие, но свод законов у него есть, по которым он живет и… почему-то кажется, что из-за меня нарушает одно из своих правил, поэтому так зол…

Пальцы сжимают ягодицу, заставляют меня тазом прильнуть и ощутить его возбуждение. Все внутри натягивается струной.

— Я бы стерла день, когда согласилась спасти Ридли.

Слезы скапливаются на дне глаз, но Иван лишь улыбается крем губ. Сильные пальцы проходятся по мне, доходят до шейных косточек и проскальзывают вниз, летят по позвонкам до самой поясницы.

Я то отталкиваю, то прижимаюсь, вцепляюсь в Ивана изо всех сил.

Опускаю лоб на могучую грудную клетку, ловлю стук сердца сквозь шелковую ткань сорочки, впитываю ток его крови, прячу лицо, вдыхаю запах острый и тягучий, невероятный. Похожий на вереск.

— Ты меня хочешь, куколка. Глупо бежать от чудовища, чтобы угодить к нему в лапы и искать защиты там, где существует только опасность.

Вскидываюсь, чтобы поймать свет заходящего солнца, что заползает в окно, проскальзывает лучом, обрисовывая огромную фигуру мужчины.

Зловещий, нависающий, с потусторонним светом белесых глаз. Эти бесцветные глаза могут принадлежать кому угодно, только не человеку.

Блеклые, бесцветные, словно выжженные.

Не может быть в природе такого цвета. Не может…

— Моя ты, Аврора. Сама пришла.

Опять искаженный голос. Когда Иван возбужден, акцент пробивается сильно.

Его руки на моем холодном теле обжигают. Не понимаю, что происходит, оказываюсь прижата к нему, губы сталкиваются, от его напора чувствую сладкую боль.

Руки скользят и платье падает. Иван сбрасывает меня в прорубь ледяную, обволакивающую и выбивающую воздух из легких.

Все смешивается, наше дыхание, биение сердец, он берет меня, заставляет испытать наслаждение от единения тел, утонуть, сдаться. Мое отрывистое дыхание, его огненные касания и невозможность сопротивляться его жажде.

Не понимаю, как оказываюсь вдавлена в холодную кожу дивана, Иван фиксирует мои руки, не дает ускользнуть, удар, который выбивает тягучий стон наслаждения, и четкие ритмичные движения доводят до исступления. Кусаю губы, скулю от беспомощности и отдаюсь ему всецело.

— Вот так, куколка, вот так, — глухой голос и темп, который он увеличивает, заставляя закатывать глаза.

Меня изводят чувства, противоречие, не хочу так поддаваться, не хочу быть безвольной куклой, пытаюсь сопротивляться, выползти из-под него, но Иван усиливает напор, заставляет меня выгибаться. Срывает крики удовольствия с моих губ, заставляет задыхаться от болезненных поцелуев, впиваться ногтями в черную кожу дивана.

Необузданный, голодный, он крадет мое дыхание, заставляет все внутри пульсировать наслаждением, пьянит. Его сильное тело придавливает меня, а мое тело сотрясает спазм наслаждения, которое прокатывается огненной волной, слышу утробное рычание и ощущаю обжигающий поцелуй в висок.

Мое сознание словно ускользает и появляется, будто свет выключают и включают, урывками выхватываю кадры реальности. Ощущение, что губы горят, от частого дыхания першит в горле, а мой любовник требовательно и ненасытно подводит мое безвольное тело к еще одному рубежу.

— Давай.

Глухой рык. И все мое существо повинуется, погружаясь во внутренний взрыв, который проходится яркими вспышками. Мужчина резко освобождает меня от тяжести своего тела и чувствую, как огненная субстанция изливается мне на бедра.

Иван продолжает нависать еще какое-то время, дышит тяжело, и я чувствую его взгляд на своих лопатках, проводит пальцами по моей спине, стирает с кожи испарину, а у меня веки свинцовыми становятся, тянет утонуть в черноте, выключиться, уснуть.

И несмотря на сладкую истому, которая окутывает каждый микрон моего тела, я проговариваю едва слышно:

— Лучше бы я тогда с крыши твоего отеля упала…

Слышу, как усмехается.

— Лгунья.

Все еще подрагиваю от пережитого наслаждения, ощущаю, как поднимается, проводит рукой по моим волосам, отводит мокрую прядку со лба как-то нежно, проводит тканью по моей пояснице и меня накрывают чем-то, что несет на себе аромат Ивана и я почему-то начинаю дышать полной грудью.

Резкий звук и до сознания доходит, что Кац говорит по телефону. Отдает четкие приказы.

Натыкаюсь на огромную фигуру, что стоит ко мне боком. Сквозь вновь закрывающиеся глаза замечаю, как мужчина поправляет запонки с именным дог-тэгом и сорочку, жестко и бескомпромиссно, наверное, чтобы ни одна складка не напоминала о произошедшем безумии.

Уверенным шагом идет к двери, впиваюсь взглядом в его спину, впитываю в себя его образ, сознание опять начинает ускользать, а я почему-то чувствую, что щека, лежащая на холодной коже, мокрая от слез.

Глава 27

Иван Кровавый

Накрываю обнаженное тело девушки своим пиджаком. Застываю на миг, рассматриваю. Хрупкая, невесомая, лежит на черной коже и золотые пряди рассыпаны, свисают до пола. Невольно взгляд цепляется за эти волосы, и рука сама убирает шелк с лица, открывая тонкие черты красавицы.

Тянет меня к ней, хочется прикасаться, ласкать и я веду подушечкой указательного пальца по бархатной щеке, влажной от слез.

Необыкновенная красота, настолько притягательная, что хочется рассматривать, изучать. Впервые секс вызывает экстаз и в паху ноет только от одного взгляда на белоснежную атласную кожу куколки.

Я ее хочу. Опять. Ее близость, ее робость и темперамент, доверчивость и вместе с тем постоянный бунт не приносят насыщения.

Ее длинные, слипшиеся от слез ресницы вздрагивают.

— Лучше бы я тогда с крыши твоего отеля упала…

И столько безнадежности в голосе, что пальцы сжимаются в кулаки. Отстраняюсь. С Авророй все не так, как должно быть.

Секс был необузданным, быстрым, в этой комнате, на этом диване, я должен был окончательно указать девчонке ее место, дать понять кто она для меня. Всего лишь игрушка.