Его любимая девочка

Сжимаю ее в объятиях и зацеловываю заплаканное лицо.

– Прости, - смущается и всхлипывает Алиса.
– Я не хотела. Оно само так вышло.

«Ну что, Величко, ты хотел глубоко?» - усмехаюсь я мысленно сам над собой.
– «Вот это нырнули! Да? Не захлебнись!»

А главное, глубина на столько правильная, что всплывать не хочется.

– Знаешь, о чем жалею я?
– говорю, взяв лицо Алисы в ладони.

– О чем?
– хмурится с недоверием во взгляде.

– Что не могу вас познакомить, - добиваю я этот разговор своей искренностью.
– Хотя… Почему не могу?

От пришедшей в голову мысли, я ловлю порцию оглушающего восторга и волнения. Никогда так не делал. И вообще не уверен, что ещё хоть раз сделаю, но с Алисой хочу.

– Ты о чем?
– интересуется Алиса.

– Ты мне доверяешь?
– Спрашиваю с напором.

– Допустим…

– Тогда поехали, - беру ее за руку и тяну к выходу из гаража.

– Стой, - упирается Алиса.
– А договоры?

– Мы все успеем, - обещаю ей.
– Это будет идеальное место.

– Так, что это за место?
– строго спрашивает она и тормозит, цепляясь рукой за дверь.
– Отвечай, или не поеду.

– Только обещай без левых мыслей и нагнетания, - прошу, примерно представляя, что в этой ситуации можно накрутить в девичьей голове.

– Посмотрим, - уклончиво отвечает Алиса, но головой кивает.

– Это мой дом…

Глава 33. Маки.

Арсений

Мне интересно наблюдать за Алисой. Она входит в мой дом, как кошка в новую квартиру. Сначала ступает первая лапка, потом - нос, затем - следующая лапа. Принюхивается, ведёт головой, осматриваясь с рассеянной, неуверенной улыбкой.

– Давай куртку, - протягиваю руку.

Стягивая с рукавов, подаёт.

– У тебя очень красиво, - оживает Алиса, наконец.
– Так и не скажешь, что здесь двое мужчин живет.

– Это мама, - провожу пальцами по рельефной штукатурке.
– Весь дизайн дома - ее. Она была художницей. Пошли, покажу кое-что…

Беру Алису за руку и веду через коридор к лестнице наверх.

– На первом этаже ничего интересного нет. Кухня, кладовки, спортзал и гостиная. На втором - спальни…

– Хм… - хмурится моя девочка и напрягается.

– В спальни мы не пойдём, - обещаю ей.
– Хочу тебя с мамой познакомить, - улыбаюсь.

Поднимаемся по лестнице, и вдруг на самой верхней ступеньке Алиса замирает.

– Пойдём, - тяну ее, - не бойся.

– А вдруг я ей не понравлюсь, - вдруг на полном серьезе выдаёт Алиса.

– Алис… - хмурясь, хочу сказать, что это глупость, и ну совсем не смешно. Но заглянув ей в глаза, понимаю, что не шутит.

– Понравишься, - обещаю, сжимая ее пальцы крепче.
– Мама всегда и во всем меня поддерживала. Даже если я ошибался…

Мягкие ковры глушат наши шаги. Открываю мастерскую и пропускаю Алису вперёд. Слежу взглядом, как она обходит комнату, осторожно скользя пальцами по пустым мольбертам, поправляет кисти в стаканах и останавливается возле большой картины в подрамнике, стоящей на полу.

У меня перехватывает горло и начинает кружится голова. Сознание раздваивается. Мне кажется, что маковое поле на картине начинает светиться мягким золотым светом. Нет, это, конечно, блик от окна, но все же…

– Мне кажется она не закончена, - вдруг говорит Алиса.
– Не хватает дождя. И вот здесь, - показывает ладошкой на угол картины со сгустившимися тучами, - должно проглядывать солнце…

Бух! Бух! Бух!

Прикладываю руку к груди и съезжаю по дверном косяку вниз на корточки. Во рту пересыхает. ТАК НЕ БЫВАЕТ!

Но и знать Алиса не могла…

– Арс?
– оборачивается она.
– Господи, что случилось?
– кидается ко мне и оседает рядом.
– Тебе плохо? Обморок, тошнит? Если так тяжело, то давай просто выйдем!

Мотаю головой, беря ее лицо в ладони. Целую в лоб. Застывает.

– Ты меня пугаешь…

– Это ты меня пугаешь, - усмехаюсь и, выдохнув, объясняю, - Мама не успела дорисовать эту картину, но я знаю, что на ней должно быть. Мы в Крыму отдыхали. Я мелкий ещё был. Машина заглохла прямо возле поля макового. Пока отец под капотом ковырялся, мы с мамой гуляли. Алис, - хрипнет мой голос.
– Там действительно дождь шёл и солнце светило… Все, как ты показала.

– Арс, это не мистика, - Алиса мягко улыбается и трется щекой о мою руку.
– Я просто тоже немного рисую. Школу художественную закончила. Там цвета так подобраны и переходы, что сложно не догадаться. А ещё работы мамы есть?

– Да, - киваю, - конечно. Самые масштабные ее друзья в галерее выставили Московской и себе забрали. Несколько по дому висит. Четыре мои любимые здесь в шкафу. Там, кстати, я маленький есть.

– Покажи, - загораются глаза Алисы.
– Я хочу видеть тебя ее глазами.

– Хорошо… - поднимаюсь и иду к шкафу, чувствуя ещё легкий тремор рук и коленей.

Достаю из шкафа коробку и сдергиваю с подрамника прозрачную плёнку.

– Ну вот, - разворачиваю картину красочным слоем, где изображён мальчуган семи лет, к Алисе.
– Похож?

Она внимательно рассматривает.

– Почти, - кивает.
– Только щеки куда-то делись и волосы виться перестали. Ты куда дел эти шикарные кудри, я тебя спрашиваю?
– шутливо повышает голос.
– Как на твоей голове появилось это «обычное безобразие под насадку»?

– А… это, - проводя по затылку рукой, смеюсь.
– В лагере детском нас всех обрили на голо. Мы так сами захотели. Было зверски жаркое лето. И волосы больше не выросли, - развожу руками, возвращая картину на ярус в шкаф.

– Ой, а это что такое?
– удивленно спрашивает Алиса, указывая на широкий рулон обоев.

– Это… - задумчиво достаю его из шкафа.

Буквально пару секунд мне требуется, чтобы принять решение и словить новый приступ тахикардии.

Я хочу всего этого с ней! Господи, она ещё и рисует! Кажется, надо сказать: «спасибо, мам…».

– Сейчас покажу! Поможешь?
– уношу рулон к свободной стене возле окна.

– А что нужно делать?
– интересуясь, Алиса идёт следом.

– Видишь, - указываю на две распорки под потолком. Туда вешается и натягивается рулон, чтобы не испачкать стену. Можно, конечно, обычную бумагу, но обои плотнее. Дальше натягивается холст, а над ним вешаются воздушные шары с краской.

– Подожди, и что дальше?
– улыбается Алиса.

– А дальше берём дротики, кидаем в шары и получается шедевр, - переминаюсь с ноги на ногу, словив волну смущения от своего порыва.
– Можем попробовать… Если хочешь, конечно.