Его М.Альвина

А то, что меня не трогал отец… Так мне казалось, что это круто. Я ощущал себя свободным, самостоятельным и до хуя взрослым. Правда, в один прекрасный момент кредитка перестала быть безлимитной и оказалась заблокирована. И только тогда я соизволил явиться к родным пенатам: пустым и запертым. В доме не было уже ни матери, ни отца.

Несколько дней он даже не отвечал на мои звонки. Через общих знакомых мне удалось выяснить, что маму отправили в клинику. Пришлось заявиться в «Вершину» и выцепить отца там. Тогда на мою, и без того больную башку, свалилась вся правда.

Он не стал подбирать выражений и церемониться. Олег Вершинин сказал мне все как есть.

« – Больше двадцати лет я притворялся и играл в семью. И все это время чувствовал себя виноватым, когда смотрел на тебя. Представляя, что ты мог быть МОИМ сыном. Родной плотью и кровью. Нелли не скрывала, что забеременела не от меня. Сказала правду, а я принял эту ношу. Думал, что прощу твою мать за измену. Винил себя, что не смог подарить любимой женщине ребенка. Все, что ты имел – это лишь мой откуп за это чувство вины, что так и не смог тебя принять. Я всегда мечтал о сыне, но слишком поздно понял, что хотел СВОЕГО сына. Ты не имеешь никакого отношения к фамилии Вершинин и к моим деньгам. Даже рот не разевай на мой бизнес. Все давно оформлено на меня, а надо будет, любая ДНК экспертиза подтвердит, что ты чужой выродок. Твоя мать умирает, и мне плевать, что ты дальше будешь делать со своей жизнью. Не справишься со своими проблемами, значит, ты дерьмо. А дерьму место в дерьме… »

Это была наша последняя встреча и разговор. Я даже не понял, что все рухнуло передо мной. У меня словно забрали жизнь. Я двадцать один год был Даниилом Олеговичем Вершининым, а за секунду стал – никто. В общем, из моих воспоминаний пропали около двенадцати месяцев. Очнулся лишь в прямом смысле проиграв все: машину, оставшиеся деньги и квартиру, подаренную мамой.

Осознание, что вообще произошло, шарахнуло после первой ночи, проведенной на улице. И только тогда до моей башки, наконец, дошло, что кроме умирающей матери и моих долгов, у меня больше ничего нет.

Я один.

Глава 38

Данил замолкает, но продолжает смотреть на меня в упор через полумрак и тишину комнаты. А я… Я растерянно сжимаю в пальцах все ещё полный стакан с виски.

В моей голове пока что с трудом держится все услышанное, хотя все, наконец-то, стало на свои места. И как Даня оказался в этой квартире, где пропадал ночами, почему закончилась та сладкая жизнь с его фото в интернете, и откуда взялись эти деньги на машину и бриллиантовый подарок, которой мы так и не нашли после того, как он оказался сорван с моей шеи…

Мне нужно сейчас что-то сказать. Что-то правильное, успокаивающее, обнадеживающее, но я лишь с трудом сглатываю ком в пересохшем горле.

Затушив о дно своего уже пустого стакана далеко не первую сигарету, Данил делает несколько шагов к дивану и располагается на противоположном от меня крае так осторожно, как будто боится моей реакции. Опершись локтями о колени, он запускает ладони себе в волосы и с остервенением сжимает их пальцами:

– Я не знаю, что мне делать.

Во мне спутываются и жалость, и дикий, выжигающий страх оттого, насколько Данил выглядит беспомощным. Я убираю так и не тронутый виски на пол и просто подползаю к Дане. Уткнувшись лбом в его каменное плечо, обхватываю пальцами предплечье, ощущая под ними дрожь.

– Ты… – Нет! – Мы… что-нибудь придумаем, слышишь?

– Что?

– Нужно время, чтобы все тщательно обдумать.

– Аля, – Данил резко поворачивается ко мне и перехватывает мои ладони в свои. Сжимает их так крепко, что я закусываю нижнюю губу, чтобы не пикнуть от боли. А на себе чувствую взгляд, полный самой настоящей беспомощности. – У меня нет этого времени. До конца месяца я должен решить вопрос с оплатой клиники для мамы и вернуть долг, который с каждым днем приближается к шести нолям. Как, блять, я это сделаю?

– Найти работу… – начинаю я несмело, но он лишь нервно усмехается.

– Серьезно? Думаешь, с каждого выкрика «Свободная касса» мне будет падать по миллиону? Или думаешь я не пробовал устроиться? Но у меня одиннадцать классов образования. Все это время я живу лишь на то, что несколько раз в неделю подрабатываю грузчиком. Сейчас – это мой потолок. Да я даже не могу узнать, кто мой настоящий отец, чтобы приползти к нему за помощью.

Я отрицательно качаю головой и, освободив свои ладони, обхватываю ими напряженное лицо Дани:

– Тебе нужна работа. Хоть какая-нибудь, но постоянная и… – обвожу пальцами контур скул и впалых щек, озвучивая свои мысли как можно жестче, – и ты должен забыть про игры, Данил…

Настойчиво вглядываюсь ему в глаза, а он вздрагивает, как от удара, и его широкие плечи безвольно опускаются.

– Аль, все слишком сложно. Это может быть сильнее меня… – сипло шепчет он. – Черт, да я не могу втягивать тебя во все это дерьмо, но и сил не могу найти оттолкнуть. Ты все, что сейчас есть у меня. Знаю, что это по конченому эгоистично, но я просто сдохну без тебя.

Его чересчур болезненный выдох остро и глубоко вонзается между моих ребер. Даня кладет ладони на мою талию, сминает в них ткань свитера и притягивает меня ближе к себе. Так, что между нашими лицами остаются миллиметры, и я вдыхаю терпкий запах алкоголя, перемешанный с горечью сигарет.

– Я буду рядом, – мой голос срывается, а горло сдавливают сотни иголок.

– Аля…

– Я смогу занять денег у сестры. Зря она что ли за олигарха замуж вышла, – пытаюсь хоть немного перевести все в шутку, но Данил тут же намеревается отстраниться от меня.

– Боже, это бред какой-то. Я не могу и не хочу так! – Цедит он сквозь зубы, повышая тон и уворачиваясь от моего взгляда.

Но я лишь сильнее обнимаю налитые напряжением плечи, цепляясь пальцами за тонкую ткань футболки. Не даю Данилу сдвинуться от себя и на йоту. Одергиваю его и буквально заставляю смотреть мне в глаза, в которых не вижу уже ничего, кроме безграничной опустошенности.

– Сейчас нет другого выбора. Если прослушивание пройдет успешно, то ты не представляешь, какие гонорары у Андерсена за концерты. Ты найдешь нормальную работу. Мы выплатим ей все, – твердо заверяю я.

Потому что сама в это верю и хочу помочь. И по-другому не смогу. Я перебираюсь к Данилу на колени и утыкаюсь носом в его шею. Стараюсь дышать как можно ровнее, но стук моего сердца тяжелеет с каждым ударом.

– Так не должно быть. Мне кажется, ты не до конца понимаешь, что со мной происходит, – замученный шепот рассеивается в моих волосах.

Делаю глубокий вдох до головокружения и прижимаюсь к Данилу:

– Мне понятно, что происходит со мной, потому что я тебя…

Замолкаю всего на долю секунду, потому что дальше слова зависают где-то в моей груди.