Его моя малышка

– Мама, не надо давать ему сладости перед обедом, – разогнулась Зойка и с излишним усердием, больше похожим на остервенение, принялась стягивать рабочие перчатки, пока, подхватив со скамейки пластиковую бутылку и кружку, Нина Ивановна шла к ним.

– Когда ещё будет тот обед, – беззлобно возразила она. – А батончик полезный, с молочной начинкой. Я вам сока берёзового принесла, трудяги. Холодного. Вкусного. Лев Константинович сам ставил, – налила она в кружку мутноватую прозрачную жидкость и протянула Марине, когда Зойка демонстративно отвернулась.

– Сказала бы уж правду: полезного. Тебе всё вкусно, если полезно, – безрадостно разглядывала она свой маникюр.

Как же неудачно она была сегодня не в духе, эта Зоя Львовна Макарова. Они засеяли уже три грядки, а Марина из-за этой непонятной ей Зойкиной раздражительности всё никак не могла начать такой важный для неё разговор.

– Что ещё нужно сделать, Нина Ивановна? – сделав из уважения несколько глотков ледяного до зубной боли сока, вернула Марина кружку, так и не поняв есть ли у него вообще вкус.

– Может, лучок ещё высадите, который рассадой у меня? – мягко, виновато попросила Зойкина мама. – И на этом всё. Там Гриша уже приехал. Лев Константинович костёр пошёл разводить. А вот и мальчишки, – обернулась она.

Но можно было и не оборачиваться. Вопли, с которыми восьмилетние близнецы Вагнеров кинулись тискать щенка слышны были в радиусе поражения ядерного взрыва.

– Мам, может, хватит на сегодня? Свежий маникюр, и посмотри на что уже похож, – предъявила Зойка маме руку, тяжело вздохнув. – Всё за один день не переделаешь, правда?

– Так, когда же вы ещё приедете? Ну ты-то ладно, а вот Мариночка до майских вряд ли к нам выберется, да и то сможет ли. А у неё рука лёгкая. Помнишь, в прошлом году лук, что она садила, какой уродился? По восемьсот граммов каждая луковица.

– Мам, – предупреждающе покачала головой Зойка. – Это просто сорт такой. Он у тебя каждый год таким вырастает.

– Несите, несите ваш Экзибишен, – охотно кивнула Марина, прекрасно понимая от каких воспоминаний пытается оградить её подруга. – Как раз пока суть да дело до шашлыков и высадим. А то я, наверно, и правда, на следующие выходные не выберусь.

– Неужто планы? – хмыкнула Зойка, опять натягивая перчатки.

– Неужто удивляет? – хмыкнула в ответ Марина, острым краем ручной тяпки делая на новой грядке глубокую борозду.

– Не особо. Подозреваю, всё то же. Работа, работа, работа, – подхватила Зойка лейку и пока Марина делала вторую траншейку, заливала первую. – Так о чём ты хотела со мной поговорить?

«Тяни, не тяни, ПМС её сегодня не пройдёт, если это он, – резонно решила Марина. – И раз уж она сама начала…»

Глава 9. Марина

Она дождалась, пока Нина Ивановна поставит на грядку ячейки с рассадой. Рядком, как солдатики в ней стояли тонкие зелёные пёрышки лука. Марина похвалила рассаду, что в этом году и правда была крепкая, сочная. И только когда они остались вдвоём, сказала:

– Мне твоя помощь нужна. В одном деликатном деле.

Поведав лучшей подруге свои сомнения и тайные надежды, она готова была услышать всё что угодно, только не это.

– Нет, нет и нет! – категорически отказалась помогать Зоя и разразилась пространной, сочувственной, но в то же время возмущённой тирадой.

Уже и рассада была высажена, и Марина уже ставила над грядкой заранее принесённые Львом Константиновичем дуги, чтобы накрыть юную зелень от палящего солнца, а Зойка, уперев руки в бока, всё не унималась.

– Марин, не дури, а? Ну, честное слово, тебя занесло. Я всё понимаю, что с таким горем на раз не справиться. А время такое – годовщина, всё напоминает. И как ты с пузом в прошлом году высаживала этот лук. И как мой папа вёз тебя на своих «Жигулях» в роддом. Я всё понимаю: проще принять, что ребёнка просто украли. Что твоя малышка жива и с ней всё хорошо. Но решить, что ты увидела свою девочку год спустя, ты прости, но на грани сумасшествия.

– Зой! – молча выслушав, воткнула Марина последнюю дугу и разогнулась. – Я поэтому и прошу тебя помочь развеять мои сомнения. Убедиться, что да, она не моя. Если она не моя. И всё, успокоиться и как-нибудь жить дальше.

– С чего ты вообще решила, что она твоя? – удручённо покачав головой, села Зойка на доску, ограждавшую соседнюю грядку. – Да, отметина на лбу, но ведь это не родимое пятно. Вон у Андрюшки тоже было на лбу как поцарапано. И долго не проходило, с год, может дольше. Но это нормально, такие повреждения, особенно когда рожаешь сама.

– Я всё понимаю, Зой. И всё же, что я других детей за этот год мало видела? Но ведь не бросалась же у каждого ребёнка ДНК проверять, – вздохнула Марина и подала Зойке край ткани, которую предстояло натянуть.

– Так ты хотела, чтобы я тебе и материал для теста принесла? – вытаращила та глаза и встала. – Марин, ты точно дуришь. И я не буду потакать твоему сумасшествию и не проси.

– Зой! – выдохнула Марина обречённо.

– Марин! – повторила Зойка с той же интонацией. – Даже если отставить в сторону твою понятную мне неадекватность. Ты вообще представляешь, что такое няня? Тем более для такого маленького ребёнка? И каково это: устроиться на неделю, а потом ни с того ни с сего уйти? У меня не просто так второе высшее педагог-психолог и столько рекомендаций. Потому что если я работаю, то работаю. Малышка только привыкнет, начнёт доверять, привяжется, а я сделаю то, за чем пришла, и дёру? Мало того, что это вообще мне претит: устроиться на работу с такой целью, словно я воровка какая-то. Я в принципе не могу так.

– Так оставайся, кто тебя гонит-то? – дёрнула за край полотна Марина, давая понять, что дело надо закончить и уже искренне жалея, что вообще начала этот разговор. Она и так забыла, что значит быть счастливой, а теперь чувствовала себя ещё и виноватой. – Не факт, что тебя даже возьмут. И не факт, что, не считаясь с привязанностью собственного ребёнка, родители новую няню сами не выгонят. Просто я подумала, что всё же это шанс. Заодно и узнать можно было бы о них больше. Но нет, так нет. Хотя вот знаешь на счёт твоих принципов, чья бы корова мычала… – начала было Марина, но осеклась, увидев идущую к ним жену Вагнера.

– О чём спорите, красавицы? – поставила та на землю трёхлетнюю дочь, и девочка тут же вцепилась в её ногу, продолжая, не отрываясь, смотреть туда, где мальчишки резвились со щенком.

– Ты слышала это, Юль? – натянула Зойка край тонкого белого укрывного материала. – Теперь у нас новая идея-фикс.

– Слышала, – обогнула она Зойку, придержав дочь, и обняла Марину. – Как ты, девочка моя?

– Как ни странно, лучше, – положила она щёку на плечо стройной, словно и не родила трёх детей, всегда спокойной и доброжелательной, словно и не сидит с ними дома, брюнетки.