Его называли Иваном Ивановичем

Просандеев не без удовольствия анализировал ошибки противника, однако тут же подумал: а что, если все это лишь хитрая игра, рассчитанная на простачков. Немцы уже обратили внимание на его партизанский отряд. А что, если они просто выманивают его из леса? С другой стороны, если этот немец шпион, почему он так неловко действует?

Но где же застрял Красильников? Его группе давно пора вернуться. Командир опять взглянул на часы и, покачав головой, свернул новую цигарку.

"Черт бы побрал этого немца! Быть может, он и на самом деле хочет перебежать к нам?"

Командир вспомнил рассказы старших товарищей о войне. Когда фашисты аннексировали Чехословакию и захватили Польшу, некоторые считали, что немецкие рабочие не будут воевать против Советского Союза. Считавшие так люди забывали, что в Германии были события 1933 года, был фашистский террор и гитлеровская демагогия. Но ведь не всех удалось отравить ядом фашистской пропаганды? А что, если этот немец как раз из таких? Ведь вот и продвижение фашистских войск под Москвой остановлено. Более того, немцы уже почувствовали удары советских войск. Положение немцев здесь, в Смоленской области, тоже ненадежное: с севера - 39-я русская армия, с юга - 33-я. Обе действуют в направлении Вязьма, Ярцево. Если этот немец разбирается в обстановке, то он имел все основания перейти к русским.

Просандеев в душе гордился своим отрядом, который являлся подвижным партизанским подразделением. После каждой операции отряд быстро снимался с места и в следующий раз наносил неожиданный удар по противнику уже в другом районе. Однако отряд не имел связи ни с подпольным райкомом, ни с регулярными частями Красной Армии. Комиссар отряда товарищ Тихомиров не раз сожалел об этом.

А Красильникова все нет! Просандеев встал и заходил по комнате. Сейчас бы вскочить в седло да и узнать самому, в чем там дело.

Наконец разведчики прибыли.

В дверь протиснулся Красильников. Ему пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться о косяк. Красильников вытянулся, собираясь доложить по всей форме, но командир махнул рукой.

– Ну как дела?

– Мы привезли немца.

– Хорошо. Ну и что же он за человек?

– В трех словах не скажешь, товарищ командир.

И разведчик совсем не по-военному пожал плечами.

– Садись, закуривай и рассказывай.

Красильников полез за махоркой, не спеша закурил.

– У Порутчикова есть небольшой участок в лесу, и найти его не так-то просто. Немец случайно набрел на избушку лесника. Скрыться там от преследования - пара пустяков. Мы подошли к этому месту, когда уже стемнело. Окружили дом, я постучал в дверь. Открыла молодая девушка. Сначала испугалась, но, увидев, что мы не немцы и не полицаи, успокоилась. Однако от двери все же не отошла. Тут я ей и сказал: "Мне известно, дочка, что у вас скрывается немецкий солдат. Так вот я хочу с ним потолковать".

Девушка впустила нас в избу. Навстречу нам поднялись хозяин с хозяйкой. У печи на лавке дремал немец.

"Вставай, фриц, партизаны пришли!" - крикнул я немцу.

Он встал и без тени страха подошел к нам. Мне показалось даже, что он будто улыбнулся, спрашивая меня: "Ты - командир... партизан?"

"Нет", - ответил я и на всякий случай скомандовал: "Руки вверх!", а чтобы он лучше понял, наставил ему в грудь дуло автомата. "Где пистолет?" спросил я его.

"Никс пистолет", - ответил немец.

Я обыскал его, но никакого оружия при нем, кроме тесака, не было. Хозяева тоже говорили, что он пришел к ним без оружия.

Немец совершенно спокойно дал обыскать себя, а потом заявил: "Я не фашист". Помолчав, он посмотрел мне прямо в глаза и повторил: "Я не фашист, я комсомолец, понимаешь?.."

– Ну, да ты меня знаешь, командир, - продолжал рассказывать Красильников, - меня не так легко убедить. Представь себе, стоит перед тобой фриц, да еще нахально утверждает, что он комсомолец. Немец еще что-то стал объяснять на своем языке, но я подумал, что это он от страха заговариваться начал. На вид ему лет двадцать с небольшим. Однако он не дрожал от страха, как другие, кто попадал к нам в руки... Тем временем подошли и остальные наши ребята. Некоторые советовали безо всяких разговоров пустить немца в расход - одним фашистом, мол, станет меньше на свете.

Откровенно говоря, командир, чувствовал я себя в тот момент не в своей тарелке. Порутчиковы в один голос утверждали, что это - хороший немец, да и Сидоров просил не горячиться и во всем разобраться. А немец все стоял передо мной и твердил одно и то же: "Я комсомолец". Что мне было делать?

"Бросьте, ребята, - сказал я, обращаясь к партизанам.
– Это, конечно, фриц, но он утверждает, будто он - комсомолец. К тому же командир приказал доставить к нему этого немца. Там разберемся, кто он такой..."

– Ты поступил совершенно правильно, - похвалил командир Красильникова: на этого храброго и опытного партизана всегда можно было положиться. Приведи ко мне немца. Да скажи-ка Виктору Коровину, чтоб пришел перевести наш разговор. Да и комиссар пусть зайдет.

Часовой ввел немца. Пленный был среднего роста и выглядел точно так, как его обрисовали местные жители: светловолосый, хорошо сложен, с открытым лицом. Несколько секунд командир отряда и немец внимательно изучали друг друга.

Затем немец сделал несколько шагов к Просандееву и спросил:

– Ты - командир партизан?

– Да.

Немец подошел к командиру вплотную и, дотронувшись пальцем до его груди, сказал:

– Ленин!.. Тельман!

Просандеев понял, что ему хотел сказать немец, но, как командир, он должен был все проверить.

– Сядь!
– приказал Просандеев.

Немец сел, пододвинув табурет ближе к командиру.

– Фамилия, имя?

– Шменкель Фриц.

В сенях послышались шаги. Это пришли Коровин и небольшого роста черноволосый комиссар отряда Тихомиров. Оба с интересом разглядывали пленного.

– Ну, Виктор, начнем, - обратился Просандеев к переводчику.
– Спроси его, кто он такой, как сюда попал и что хочет.

Шменкель тоже с интересом смотрел на вошедших. Встреча с партизанами не была для него непредвиденной: он сам искал этой встречи, с нетерпением ждал ее и был рад, что наконец это случилось. Его только немного разочаровал длинный разведчик, который накричал на него безо всякой на то причины. Но в тот момент Фриц думал только об одном - не показать партизанам, что он их боится. "Пусть они подозревают, что я шпион, фашист, а я спокойно буду отвечать, что я не фашист и не шпион. Теперь же я нахожусь перед командиром партизан, который, разумеется, сначала должен допросить пленного. Вот теперь я и расскажу все откровенно. Жаль только, у меня нет никаких доказательств того, что я говорю правду".