Его осенило в воскресенье

— Вот и сегодня утром, когда Лелло вытащил на свет этого инженера Костаманью… — мягко заметил он.

— Кого?

— Инженера Костаманью. Он был… моим предшественником.

— И сегодня утром Лелло вновь заговорил с вами об этом Костаманье?

— Да. Сказал, что тот снова дал о себе знать.

— Когда?

— Вчера вечером.

Сантамария даже не пытался скрыть изумления.

— Вчера вечером?

— Да, и сегодня утром в «Балуне».

Сантамария почувствовал, что терпению его приходит конец.

— Синьор Кампи, вы отдаете себе отчет…

Массимо Кампи протестующе поднял руку:

— Прекрасно отдаю себе отчет. Я все хорошенько обдумал и пришел к выводу, что это очередная фантазия Лелло.

— Предоставьте судить об этом мне, синьор Кампи. И сегодня утром вы сами видели этого Костаманью?

— Нет, и Лелло тоже его не видел. По крайней мере, пока мы были вместе. Он сказал, что видел машину Костаманьи, синий «фиат-124». Тот поставил ее у Арсенала. Лелло был крайне возбужден, но я не принял его слова всерьез. Нет, Лелло ничего не выдумывал, но, надо прямо сказать, он был слишком впечатлительный. Знаете, когда человек вобьет себе в голову, что его преследуют, то ему за каждым углом чудится подозрительная тень.

— И все же почему он вбил себе в голову, будто его преследуют?

— Да из-за другой истории, еще более нелепой, которая якобы случилась с ним вчера вечером… Впрочем, я слушал Лелло, что называется, вполуха.

— Синьор Кампи, не будете ли вы столь любезны пересказать всю эту историю мне, — сказал Сантамария.

— Но к чему впутывать в неприятности другого человека, который наверняка непричастен к происшедшему, только потому, что…

— Синьор Кампи, расскажите мне об этом инженере. Все! — приказал Сантамария.

Массимо Кампи кивнул с таким видом, словно уступает детскому капризу.

11

— Подозрительно ловко он подсунул тебе эту историю с инженером, — сказал Де Пальма. — Либо этот твой Кампи недоумок, либо прохвост.

Сантамария залпом осушил бутылочку кока-колы. Ему хотелось верить, что Кампи ни то ни другое, а просто человек, растерявшийся от чудовищности событий.

— Надо понять и его, — сказал Сантамария. — Сам-то он плюет на всякие разговоры, но вообще гомосексуалисты боятся разоблачения. Тот же Костаманья, возможно, рискует потерять место либо разрушить семью, если эта история выплывет наружу, и Кампи отлично это понимает.

— Да, но мы-то от кого это узнали?! От синьора Кампи. Если ему было действительно жаль Костаманью, он мог промолчать. Нет, Кампи выдумал всю эту историю, потому что у него вода подступила к горлу, и он надеется свалить вину на таинственного Костаманью.

Сантамария с ним не согласился.

— Кампи совсем неглуп. Для чего ему выдумывать неправдоподобный факт, который мы можем проверить буквально за полчаса?

— Когда человек в крайней опасности, он с отчаянья прибегает к любым средствам. Представь себе, что у Костаманьи нет алиби.

— Но и в этом случае убийцей вполне мог быть Кампи. Больше того, если Костаманья подтвердит, что он вновь сошелся с Ривьерой, мотив убийства из ревности со стороны Кампи становится еще более убедительным.

— А пока что Кампи удалось замутить воду. Нет, уж поверь мне, этот твой Кампи изрядный прохвост.

Да, конечно, он прохвост, подумал Сантамария. Но как объяснить Де Пальме, что с другой стороны Массимо не совсем прохвост?

— Ну как там наша американка? Бунтует? Требует вызвать консула? — спросил он, чтобы переменить тему разговора.

— Нет, она нашла во всем этом привлекательную сторону: колоритное приключение под солнцем Италии. Однако алиби на интересующие нас десять минут у нее нет. И она была одна в момент совершения убийства. К тому же она блондинка, рост — метр восемьдесят, и, как сама показала, у нее уже было двое мужей.

— При чем тут мужья?

— Знаю, ни при чем. Но если бы вдруг убийцей оказалась она, а?

— Если бы!..

Сантамария вспомнил, что все началось со спора, как правильно произносить слово «Бостон», и что американка невольно стала виновницей неприятностей, которые лавиной обрушились на него.

— «Бостон», — пробурчал он. — Как будто не могла приехать ну там из… Лас-Вегаса?!

Немного спустя вернулся Мальяно.

— Какой приятный сюрприз, — сказал он, увидев их в своем кабинете. — Располагайтесь как дома.

— Ну что, изловил его? — спросил Де Пальма.

— Да, и ты оказался прав. Незнакомец, который приезжал к нему вчера утром на желтом «фиате-500», был именно Ривьера. Наш Дзаваттаро опознал его в морге.

— О боже! — воскликнул Де Пальма, посмотрев на Сантамарию. — Снова начинается история с камнями. Не Дзаваттаро ли и пестик сфабриковал?

— Покажем ему этот пестик. Дзаваттаро тут?

— Да, — ответил Мальяно. — Я его пока оставил в приемной.

— Послушайте, да это же не каменщик, а самый настоящий оружейник! — воскликнул Де Пальма. Он обхватил голову руками. — Что у него, черт побери, делал Ривьера? Хотел заказать себе памятник? — Он вскочил. — Пошли к этому подонку. Надо ему немного промыть мозги.

— Уже сделано, — сказал Мальяно. — Память ему подсказывает, что Ривьера приезжал, чтобы расспросить его о землемере Баукьеро.

12

— Костаманья? — сказала консьержка с виа Джакомо Медичи. — Да, он здесь живет, но сейчас его нет. Вам он зачем нужен?

— Хотел с ним поговорить, — ответил пришедший, разглядывая маленькую кухню, которая одновременно служила для консьержки, ее мужа и дочери столовой. — Вы не подскажете, где я могу его найти?

— Гм, — удивилась консьержка. — В Бразилии.

Пришедший остолбенел.

— Он уехал в Бразилию?

— Да, на целых три месяца.

— А когда… уехал?

— Недели две назад. Если вам нужен его тамошний адрес, справьтесь на фирме, его послали туда работать.

У нее и самой был новый адрес инженера в городе Сан-Пауло, но она не такая дура, чтобы давать его первому встречному. Инженер Костаманья был человек скрытный, а чужие дела ее не касаются.

— Инженер свою машину здесь оставил? — спросил назойливый посетитель.

— Гм, — снова пробурчала консьержка. — А вам-то зачем. Вы что, из страховой конторы?