Его волчица. Я тебя приручу

Теперь моя сила практически безгранична. Мне бы радоваться, что жив, здоров и силен…

Но я начинаю жалеть, что нашел в себе смелость и решимость осуществить побег. Втянул в мероприятие еще одного пациента, поляка Михала. А тот, в свою очередь, уговорил влюбленную в него медсестру наладить поток беглецов.

Мы выбрали общую судьбу – временно остаться в надежном укрытии, дожидаться окончательных результатов действия «вакцины», которая спасла наши жизни, но превратила в волкоподобных существ.

Но чего мы, собственно, ждем, сказать сложно.

Мы просто надеемся.

Анализируя поведение своих людей, понимаю, что не все приняли эти изменения с достоинством. Да, они не лежат в холодной земле. Но вынуждены каждый день бороться с новыми личинами.

Страшно женщинам видеть в зеркале звериные морды, чувствовать на всем теле густые волосы, ощущать желание бегать по лесам и охотиться на пахнущую свежей кровью дичь.

Мужчинам проще. Они стойко выносят наличие внешних признаков, охоту принимают как должное, но вот приступы агрессии…

Совместное проживание становится всё более опасным и непредсказуемым. Шесть мужчин и двое женщин – неизбежна неодолимая тяга делиться на пары, свойственная как людям, так и оборотням, но пока, к счастью, все держатся за моральные человеческие нормы. Никто не хотел вести себя словно зверь, подчиняясь только инстинктам.

Но дом так и звенит от напряжения, агрессии, страха и ужаса неизвестности.

Почему-то проще всего детям. Их трое, и они воспринимают выпавшее на их долю испытание как игру или приключение. Уж так устроена их природа, что тяготы жизни они переносят порой легче, чем взрослые.

У двух мальчиков и девочки сложилась своя стая, обособленная и независимая, в которую нет доступа взрослым. Слишком рано повзрослели эти ребята, почему-то вбив себе в голову, что родители их бросили, они им больше не нужны такими… уродами. 

Младшего зовут Уве, он родом из Германии. Группа сформировалась интернациональная, но общая трагедия быстро убрала языковой барьер, а совместное проживание ускорило понимание. Сложно назвать принятый язык – это смесь из разных языков мира, а не единый русский, английский или какой еще язык. Все понимают друг друга на интуитивном, а может быть, зверином уровне. Ведь животным не нужен язык, чтобы общаться. Иначе никак.

Белокурый и голубоглазый, словно херувим, десятилетний Уве, самый младший из детей, первым начал ощущать отлучение от секретной лаборатории Вежбицки. Сейчас он угасает, тает прямо на глазах. А гребаный оборотень не может дать нужное количество крови…

 Кем я себя возомнил, повлияв на судьбу десяти человек? Зачем повел за собой, лишив необходимого медицинского обслуживания? Да, я что спас их от смерти, и выход, может, еще найдется. Но как смотреть в затуманившиеся глаза бледного Уве, сливающегося цветом с простыней?

Он же безмолвно просит о помощи. Не обвиняет, просто молча ждет, когда его спасут. Ему нужна забота. А я не могу ничем помочь. Не умею даже слова ласкового сказать. Могу только сорвать злость на ни в чем не повинном медбрате, за которого тоже в ответе, да сбежать во двор, вышибать злость упорным трудом.

Русская девочка Белла, чернявая и большеглазая, заботливо протирает лицо мальчика влажной тряпкой. Протирания, заботу и отвар из ромашки – вот и всё, что можно предложить Уве, которого лихорадит.

Если мальчик умрет, зачем тогда это всё? Зачем было бежать, спасаться? Зачем было вообще надеяться на выживание? Лучше бы подохнуть. Мрачное прошлое встает перед глазами. Как из беззаботного студента, прожигателя жизни превратился в грубого и злого лежачего больного.

Прошлая жизнь видится сейчас другими глазами, мое отравленное пороками и пустотой существование. Мелочными, низкими желаниями, ложными идеалами, фальшивыми друзьями. Зачастую только на пороге смерти человек задается важными вопросами и перестает рассматривать родных людей только с точки зрения их полезности.

Почему-то человек – жутко эгоистичная тварь. Мама, отец, они вдруг стали самыми важными людьми. Подарили счастливое детство, всё для меня сделали. А я чем им отплатил?

Скрываюсь и не отвечаю на звонки, не поддерживаю связь.

Хотя ради них и хотел выжить в первую очередь, почему и согласился на эксперимент, в который не верил ни на грош. Статистика обычно не врет, а я и так отвоевал у смерти лишнее время. А еще согласился, потому что боль стала невыносимой.

С ужасом вспоминаю то время, как она выкручивала все внутренности, завязывая жгутом, как жгла, колола и молотила. Ночью просыпался от нее и чувствовал, как невидимый жуткий монстр, сливающийся с темнотой, вцепился когтями глубоко, под самую кожу, и давит, и душит, хочет украсть последние частички драгоценного кислорода.

Реальность тогда потонула в тумане, и только одно светлое пятнышко было в бездонной тьме – Вера Миронова, девушка-ангел. Такая, каких никогда не встречал. Робкая и милая, добрая и отзывчивая. Такая про себя забудет, но никогда не оставит другого в беде.

Ее тонкие прохладные руки утишали боль, забирали с собой, а присутствие оживляло, как не могло ничто другое. Агония отступила, и старуха с косой будто притихла, наблюдая с интересом, как же умирающий поведет себя с последней женщиной, с которой довелось быть рядом, воспользуется ли шансом на предсмертную любовь. Ведь все другие давно покинули. Никому я стал не нужен больным, почти при смерти.

А я повел себя как мудак. Вера зацепила, даже по-своему дорожил ею, но как увидел, что она проявляет робкий женский интерес, решил оттолкнуть от себя, чтобы у нее в памяти остаться негодяем. Так проще и лучше. Классическая схема – чтобы прошлое не тянуло ее назад, и она хотела поскорее забыть умершего пациента, как поступают все люди с плохими воспоминаниями.

Мысли о Вере часто посещают меня. Как бы сложилось у нас, будь я здоровым. Заметил бы я ее? Увидел бы ее душу? Понял бы, что под неприметной оболочкой скрывается самая прекрасная, идеальная для меня женщина? На эти вопросы, увы, нет ответа.

Жизнь общины подчинена порядку, который я лично установил. Целей много, ресурсов мало. Да и между невольными пленниками то и дело вспыхивают стычки. Кто-то против того, что мы скрываемся от собственных семей, кто-то требует пойти обратно к Вежбицки, другие хотят убить его, третьи заявить в полицию или консульство.

Но я считаю и убеждаю свою стаю, что пока нужно затаиться.

Просто так чувствую. А мое слово – закон! Всё еще закон.

Какой выбрать путь? Какой будет правильным? Как сделать так, чтобы все остались живы? А еще тревожит неясное чувство, будто за нами следят. Ночью за окнами дома слышится протяжный волчий вой, он пугает детей и настораживает взрослых. Если верить легендам, то во время полнолуния оборотни обращаются и охотятся.