Его запретная малышка

Маша обнимает меня, сидим так несколько минут, слушаю ее дыхание, чувствую, как часто бьется сердечко на моей груди. Точно надо увольняться, в самом начале учебного года еще не так страшно, можно найти замену.

Смотрю в сторону: там, в конце аллеи, ходит парень и продает яркие надувные шары, решение приходит моментально.

— Маня, ты посиди здесь. Только никуда не уходи. Хорошо?

— Что случилось?

— Я мигом, пять минут.

Несусь по аллее, сворачиваю за угол, туда, где цветочный киоск.

— Мне вот этих, розовых — все, что есть.

— Здесь тридцать пять штук. Упаковать?

— Нет, давайте так.

С длинных стеблей роз капает вода, прижимаю всю охапку. Нежно-розовые розы для моей нежной, но с острым характером, как шипы у цветов, девочки. Несусь обратно, покупаю у парня все шары, они как радуга на синем небе. Машке понравится. Бегу, чувствуя, как из меня выплескивается счастье.

— Маня, — пытаюсь отдышаться, Маша смотрит удивленно, но улыбается, прижимая руки к груди. — Это все тебе.

— Просто так?

— Конечно, нет, у меня на тебя большие планы.

Вручаю розы, девушка на самом деле выглядит удивленной, смотрит так, словно ей никогда не дарили цветов и шаров. А я готов хоть утку поймать для нее сейчас.

— Спасибо.

— Пойдем быстрее домой, сейчас доставка из ресторана приедет, утки спасены и сыты.

— У тебя есть ваза?

— Точно есть ведро, Маня, все, полетели.

Она смеется — так звонко и открыто, что меня окончательно накрывает.

Я, кажется, влюбился.

Глава 26 Маша

— Кого мы видим? Мария Владимировна осветила своим появлением наши серые студенческие будни и скучные пары.

— Леманн, тебе не с кем было тренироваться в остроумии?

Не обращаю внимания на подколы Серафимы, сажусь к девочкам, Вера смотрит взволнованно. Я, конечно, плохо поступила, что не отвечала на ее звонки и сообщения, но совсем не было времени и сил.

— Маш, все хорошо? Я волновалась.

— Все просто отлично, моя милая Вера. Как, кстати, твои дела, есть изменения в личной жизни?

Вера загадочно улыбается, опускает глаза, замечаю на ней новую блузку и стильный пиджак. Виктор наверняка позвонил и позвал мою подругу на свидание, вон как щеки горят. Надо потом поговорить нормально с ней.

— Ой, да какая у нее личная жизнь в общаге, Маш, я тебя умоляю.

— Ну а у тебя что нового, королева курса? — перевожу разговор на Серафиму, чтоб мне не задавала много вопросов.

Сима театрально заводит глаза под лоб, обмахивается конспектом, садится на парту, так что становится видна резинка чулок.

— Скука и тоска, Денис Олегович болел, пары заменили, эта зануда, Витальевна в гроб вгонит своими таблицами и диаграммами.

— Заболел, да ты что? Бедненький. Что это с ним такое случилось?

Задаю вопрос, сама роюсь в сумке, стараюсь не рассмеяться, ищу телефон. Надо бы распустить и просушить волосы, они все еще влажные с утра, Денис завез домой, сам не заходил, я быстро переоделась, папы не было дома. А потом мы, как великие конспираторы, долго целовались за три улицы от университета.

Щеки начинают гореть, а пальцами не могу разблокировать телефон, чтобы прочесть от него сообщение. Как вспомню, что было между нами за эти пять дней, начинаю возбуждаться, а еще скучать по своему мужчине, хотя расстались десять минут назад.

— Говорят, вирус какой-то подцепил, но сегодня уже выздоровел. Я ему звонила все время, может что надо — чисто по-человечески: там, лекарства, стакан воды подать.

— Ну и заодно в постель к нему залезть, — не удержалась, да еще так со злостью получилось это сказать. Мне уже не нравится, что о мужике говорят такое.

— А вот меня, кстати, кто-то опередил, — Сима переходит на таинственный шепот, оглядывается по сторонам, снова смотрит на нас с Верой.

— Это как? У него кто-то есть, ты видела? — Вера спрашивает также шепотом.

А я напрягаюсь, по спине течет холодный пот, словно я пойманная за руку воровка в магазине. Наши отношения пока должны оставаться тайной, я прекрасно это понимаю, афишировать отношения «преподаватель-студентка» совсем не время и не место.

— Сапрыкина Ирка с параллельного потока, ну, та, что в том году на мотоцикле чуть не разбилась, видела его в парке с какой-то девицей, говорит, они целовались как ненормальные.

— И что, она знает эту девицу? — Вера за меня задала вопрос.

— Говорит, не успела разглядеть.

Вздыхаю с облегчением, но Сима выглядит так, словно открыла всем великую тайну и сейчас разверзнутся небеса.

— Сапрыкина великая сплетница, после тебя — вторая у нас в универе. Она той зимой сочиняла, что у нее объявился богатый отец, который якобы не знал о ее существовании все эти годы, и скоро она переезжает в Лондон. Так где тот Лондон и где Сапрыкина?

Ставлю Симку на место с ее фантазиями и сплетнями, но надо быть осторожными и не целоваться в общественных местах. Хотя, вот если признаться самой себе честно, меня эта конспирация даже заводит, запретный плод, как говорится, очень сладок.

— Ну не знаю, я склонна ей верить.

Улыбаясь, читая сообщения Дениса, их уже пять за десять минут.

«Маня, я уже скучаю».

«Хочу снова твои сладкие губы».

«Мозги совсем не варят, как закрою глаза, а там ты голенькая».

«Может, я на самом деле болен?».

«Хочу тебя… показать как?».

— Сумасшедший.

Кажется, сказала это вслух. Прикусила губу, отложила телефон.

— Ты о ком, Маш? А ты, кстати, где все это время была? — Неугомонная Сима все никак не может успокоиться.

— С папой в Мюнхен летала.

— М-м-м… наверняка там тоска смертная, такая же как и у нас, особенно на всех этих переговорах.

— И не говори.

Подыгрываю Серафиме, Вера улыбается — да, моя подружка о чем-то догадалась, но она более тактичная, чем некоторые. По аудитории пошел гул, все заняли свои места.

Молодой мужчина в стильном темно-синем пиджаке и светлой рубашке прошел до своего стола, положил на его край папку с бумагами, повернулся.

А мое сердце, кажется, остановилось на мгновенье, а потом забилось так часто, что казалось, еще немного — и выломает ребра.