Эгоист

И мне бы радоваться, что теперь она даже взглянуть на меня боится лишний раз.

Но радоваться не хочется.

Ее страх также осязаем, как руль под моими пальцами, и напрочь забивает легкие, как горький дым дешевых арабских самокруток.

Хочется остановиться на светофоре, повернуться к ней всем телом. Провести ладонью по волосам и сказать: «Да, все так, но, поверь мне, с тобой все будет хорошо». И поцеловать глубоко и сильно для закрепления эффекта. Так долго не отпускать ее губ, как вчера, чтобы она снова вспомнила, как хорошо может быть рядом со мной и, наконец-то, оттаяла.

Впрочем, это тоже странное, несвойственное мне поведение — успокаивать кого-то.

Жалеть.

Обещать что-то, что я, в принципе, не в силах выполнить. Не от меня зависит, будет ли все хорошо.

Даже больше — от меня там, наоборот, уже ничего не зависит.

Всё уже пиздец, как плохо.

Так и бывает, когда в руках мужчин со странными желаниями оказываются те, о ком некому позаботиться. При таком стечении обстоятельств, хорошо уже не будет.

Никогда.

Но такой циничный эгоист, каким я всегда был, при виде поджатых искусанных губ, блестящих слез на бледных щеках и того, как решительно она отворачивается от меня к другому окну, впервые в жизни жалеет, что сказал ей правду.

Вчера ее горящие от поцелуев ярко-красные губы нравились мне больше.

Но я не знаю, как теперь сделать так, чтобы она снова оказалась верхом на мне и на этот раз желательно без одежды. Чтобы снова смотрела на меня не с ужасом, а тем томным, затуманенным желанием взглядом, как вчера.

Надо было трахнуть ее в баре на том диване. Все-таки надо было… Одна ночь — и притяжения к женщине как не бывало.

Должно же это сработать? Всегда ведь срабатывало.

Почему же с Элен я никак не могу дойти до секса? Почему медлю, наслаждаясь ее удовольствием, как собственным? Когда это вообще я уходил со стояком от женщины, которая не против?

Долгая дорога от аэропорта до ее дома закончилась как-то внезапно, а ответов так и не было.

Резко затормозил около ее облезлого трехэтажного дома. Сразу подметил подозрительного мажора на углу, который явно не конфетами там приторговывает.

Гашиш в Тунисе любят, и вот из-за таких, как этот, тюрьмы и переполнены.

Ну и район ты себе выбрала, Элен, Господи.

— Жди здесь, я спущусь… — Элен по-прежнему на меня не смотрит.

Ага, конечно.

— Я иду с тобой. Вылезай.

Надеюсь, тачку не угонят, пока она будет вещи собирать.

Резво поднимаемся на третий этаж, мимо изрисованных граффити стен, а из-за дверей соседей несется арабская музыка, детский плач, громкие женские голоса. Звуки смешивается со сладким дымом кальяна, вкусом жженого масла и сахара, острого перца, без которого в Тунисе даже десерты не обходятся.

Воздух в квартире Элен горячий и сухой, как в финской сауне. Кондиционера тут нет. Еще один филиал Ада на земле.

Делаю вид, что слежу за машиной, но сам пялюсь в отражении стеклянной двери на то, как Элен, спрятавшись в спальне, стягивает с себя одежду, и остается в одном белье посреди комнаты. Черный комплект резко выделяется на светлой коже. Сейчас бы подойти и опрокинуть ее на кровать.

Сглатываю.

Не знаю, как продержусь рядом с ней в одной машине. Она уже довела меня своими играми с ремешком на босоножке, совсем недавно, по дороге из аэропорта. Я чуть не сорвался уже тогда, а мой неудовлетворенный голод рядом с ней растет в геометрической прогрессии.

Отвлекаюсь только на какого-то хмыря, который трется вокруг машины.

— Поторопись-ка! А то, пока ты будешь прихорашиваться, нас без колес оставят.

Вещей у нее немного. Рюкзак, сумка и узкий чемодан. На ней свободные джинсовые бриджи, которые подчеркивают ее задницу, и те самые ботинки с высокими бортами, скрывающими ее щиколотки, благодаря которым я хотя бы не превращусь в неадеквата с капающей слюной и торчащим, как дубина, членом.

Футболка белая, с высоким горлом, никакого выреза, совершенно обыкновенная, и так я думаю ровно до того момента, пока она не поворачивается ко мне спиной.

— Какого хера?

Элен мигом вскидывается с воинствующим видом.

— Другой нет.

— Как это «другой нет»? Давай, блять, еще на машину дипломатических наклеек и транспарант повесим. Что за детские выходки? Переоденься! У тебя логотип «Юнисеф» во всю спину.

— Это просто футболка.

— Это не просто футболка!

Прожигает меня взглядом, но я с места не сдвинусь, пока на ней эта футболка. Ругается сквозь стиснутые зубы, и гневные русские маты мигом ударяют ниже пояса.

Раньше я слышал, как она так грязно ругалась только, пока кончала.

Все-таки выудила из рюкзака какую-то шмотку. Рывком сняла с себя «Юнисефовскую» и быстро натянула другую, даже не дав, как следует, поглазеть на ее грудь.

Впрочем…

Я мог и не торопиться.

Эта футболка не оставляла вообще никакого простора для воображения. Вырез был откровенным, глубоким. Ткань обтянула ее тонкую талию, высокую грудь и изгиб поясницы как вторая кожа.

— Так лучше? — процедила она, сверкая глазами.

Так наши шансы, что нас заметут наркоторговцы или полиция, значительно снизились, ну просто потому, что мы тупо не доедем до опасного района. Я навернусь в кювет где-то на половине пути, если так и не найду в себе силы оторвать взгляд от крупной родинки на ее правой груди.

Надо было, надо было сделать это вчера, когда она плавилась в моих руках. Просто насадить на себя так сильно, чтобы аж яйца подтянулись. Пара поступательных движений, и уже сегодня я был бы нормальным человеком, а не озабоченным маньяком.

С улицы донесся рев сигнализации и, вскинув одну бровь, эта чертовка сказала:

— Мы все-таки останемся без шин, если не выйдем прямо сейчас.

Глава 20. Элен

После того, как я занесла ключи хозяйке квартиры на первый этаж, мы вернулись в элитный район набережной, поднялись в последний раз в пятизвездочный люкс, где Джек собрал и свои вещи. Их у него оказалось еще меньше, чем у меня.

Пока он собирался, я делала вид, что изучаю маршрут, разложив перед собой карту округа Матмата.

Билеты на автобус я сдала еще по дороге в мою квартиру. Когда Картер подъехал к вокзалу, хватило одного только выразительного взгляда, брошенного поверх спущенных на кончик носа солнечных очков-авиаторов. Из машины я вышла также, без единого слова. Слишком поздно, чтобы спорить или сопротивляться.

Теперь у меня не было другого выхода, кроме как ехать на юг Туниса вместе с Джеком Картером, который пугал меня до чертиков.

И которого я по-прежнему хотела до одури.

Мое тело всячески сопротивлялось идеи, что от этого мужчины нужно держаться как можно дальше. Торчащим соскам было плевать, что все, что было между нами и так усложняет ситуацию, и все станет совсем безнадежно паршиво, если мы еще и переспим. Даже хладнокровный разум выбрасывал белый флаг, когда меня захлестывали воспоминания прошлой ночи.