Эхо прошлого
Шрифт:
Тем не менее тогда требовалось немедленно убрать Вилли из Северной Каролины, пока он не столкнулся лицом к лицу либо с Джейми Фрэзером, либо с так называемым Перси Бичемом.
И конечно, ты должен отпустить сына, позволить ему сделать собственный выбор в этом мире, и неважно, во что это тебе обойдется. Так говорил ему Хэл, и не раз. «Три, если быть точным, – с улыбкой подумал Грей, – каждый раз, когда один из сыновей Хэла получал патент на звание».
Он осторожно вскрыл письмо, как будто боялся, что оно взорвется. Увидел аккуратно исписанный листок и счел это дурным знаком: обычно Вилли писал довольно разборчиво, но с помарками.
«Лорду Джону Грею
Общество
От лейтенанта Уильяма лорда Элсмира
7 сентября 1776 г.
Лонг-Айленд
Королевская колония Нью-Йорк
Дорогой отец!
Мне нужно рассказать Вам об одном очень деликатном деле».
Грей подумал, что у любого родителя кровь застынет в жилах от подобной фразы. Неужели Вилли нашел себе женщину с ребенком? Проиграл значительную сумму в азартные игры? Подхватил венерическую болезнь? Вызвал кого-то на дуэль? Или вызвали его? А может, он столкнулся с чем-то очень опасным, пока собирал разведданные для генерала Хау?.. Грей взял бокал с вином, сделал хороший глоток для подкрепления сил и только потом вернулся к чтению письма. Как выяснилось, ничто не смогло бы подготовить его к следующему предложению:
«Мы с леди Доротеей любим друг друга».
Грей поперхнулся, забрызгав вином руку, однако отмахнулся от дворецкого, который поспешил к нему с полотенцем, а просто вытер руку о штаны, торопливо пробегая страницу глазами.
«Хотя некоторое время мы чувствовали растущее влечение, я не спешил признаваться в своих чувствах, зная, что мне скоро придется отплыть в Америку. Но случилось так, что на балу у леди Бельведер за неделю до моего отъезда мы внезапно оказались наедине в саду, и красота этого места, романтика вечера и опьяняющая близость леди Доротеи взяли верх над моей рассудительностью».
– Господи Иисусе! – вырвалось у лорда Джона. – Ради бога, скажи, что ты не лишил ее девственности где-нибудь под кустом!
Заметив, что из-за соседнего стола на него бросают любопытные взгляды, он коротко кашлянул и вновь вернулся к чтению письма.
«Чувства охватили меня до такой степени, что я не решаюсь доверить бумаге все, что случилось. Конечно, я попросил прощения, хотя, разумеется, никаких извинений не хватит, чтобы загладить столь бесчестное поведение. Леди Доротея великодушно меня простила и была весьма настойчива, убеждая меня не ходить к ее отцу, что я намеревался сделать поначалу».
– Очень благоразумно, Дотти, – пробормотал Грей, слишком хорошо представляя реакцию брата на подобное откровение. Оставалось только надеяться, что Вилли заливается краской стыда не из-за по-настоящему серьезного проступка…
«Я намеревался попросить тебя замолвить за меня словечко перед дядей Хэлом в следующем году, когда я вернусь домой и смогу официально попросить руки леди Доротеи. Однако я только что узнал, что она получила предложение от виконта Максвелла и что дядя Хэл серьезно его рассматривает. Как бы то ни было, я бы никогда не стал порочить честь леди, но при сложившихся обстоятельствах совершенно очевидно, что она не может выйти замуж за Максвелла».
«Ты хочешь сказать, что Максвелл обнаружит, что она не девственница, и сразу же после первой брачной ночи поспешит рассказать об этом Хэлу», – мрачно подумал Грей. Он крепко потер рукой лицо и продолжил читать.
«Папа, невозможно передать словами, как я раскаиваюсь в своем поступке. Я понимаю, что разочаровал тебя, и не могу собраться с силами, чтобы просить прощения, которого не заслуживаю. Не ради себя, но ради леди Доротеи я умоляю тебя поговорить с герцогом. Надеюсь, его можно убедить принять мое предложение, избежав откровений, которые могут причинить страдания леди, и он разрешит нам обручиться.
Грей откинулся назад и закрыл глаза. Первое потрясение прошло, и разум попытался найти правильное решение.
В принципе, это вполне осуществимо. Серьезных препятствий для женитьбы Уильяма на Дотти не существует. Хотя номинально они приходятся друг другу двоюродными братом и сестрой, кровного родства между ними нет. Уильям его сын во всех смыслах, но не по крови. И хотя Максвелл молод, богат и весьма подходящая партия, Уильям – граф, наследник титула баронета Дансени и к тому же далеко не беден.
Нет, с этим все в порядке. И Минни Уильям очень нравится. Хэл и мальчики… ну, если они не пронюхают о поступке Уильяма, то наверняка согласятся. С другой стороны, если кто-нибудь из них потом узнает правду, Уильяму очень повезет, если он отделается только тем, что его высекут хлыстом и переломают все кости. И Грею тоже.
Хэл, конечно, удивится: кузен с кузиной часто виделись, когда Вилли бывал в Лондоне, но Уильям никогда не говорил о Дотти так, чтобы можно было предположить…
Грей взял письмо и перечитал его снова. Потом еще раз. Положил письмо и, прищурившись, какое-то время пристально смотрел на него и думал.
– Будь я проклят, если поверю в это! – наконец сказал он вслух. – Что ты, черт подери, задумал, Вилли?
Он скомкал письмо, взял с ближайшего стола подсвечник, извинившись кивком, и поджег послание. Дворецкий заметил и тут же подал маленькое фарфоровое блюдечко, куда Грей уронил пылающий ком бумаги.
– Ваш суп, милорд, – произнес мистер Бодли и, аккуратно развеяв дым костерка салфеткой, поставил перед Греем тарелку с дымящимся супом.
Так как Уильям находился вне пределов досягаемости, Грей решил, что первым делом нужно встретиться с соучастницей его преступления, каким бы оно ни было. Чем больше Грей думал, тем больше убеждался: что бы ни связывало Уильяма, девятого графа Элсмира, и леди Доротею Жаклин Бенедикту Грей, это не имело отношения ни к любви, ни к греховной страсти.
Но как же поговорить с Дотти незаметно от ее родителей? Он же не может слоняться по улице, пока Хэл и Минни не уйдут куда-нибудь и не оставят Дотти одну. Впрочем, даже если удастся застать ее дома и поговорить с ней наедине, слуги обязательно обмолвятся о встрече, и Хэл, который трясется над своей дочуркой, как огромный мастиф над любимой косточкой, непременно захочет узнать причину разговора.
Грей отказался от предложения швейцара найти ему экипаж и пошел пешком к дому матери, размышляя над способами и средствами. Можно, конечно, пригласить Дотти на ужин, но было бы странно не пригласить одновременно и Минни. То же самое с приглашением в театр или оперу. Грей часто сопровождал женщин, потому что Хэлу не хватало терпения прослушать всю оперу целиком, а большинство пьес брат считал нудной болтовней.
Путь пролегал через Ковент-Гарден, где Грей ловко увернулся от брызг воды, которую выплеснули из ведра, чтобы смыть скользкие капустные листья и гнилые яблоки с булыжной мостовой у прилавка зеленщика. Летом тротуар покрывала увядшая зелень. На рассвете из окрестных сел на телегах привозили цветы, и они наполняли площадь ароматом и свежестью. Осенью здесь воцарялся запах подгнивших раздавленных фруктов, разлагающегося мяса и треснувших овощей – признак того, что в Ковент-Гардене сменился караул.