Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 2
Шрифт:
Каждый чертов раз!
Он все еще сдерживался, но, поскольку ничего со своей слабостью он поделать не мог, оставалось только притвориться, что ничего подобного с ним не происходит. Он вытер липкий, несмотря на дневную жару, рот и расправил плечи.
Они вот-вот бросят якорь; он как раз собирался спуститься и привести экипаж, находившийся под его командой, хоть в какой-то порядок, прежде чем они погрузятся в лодки.
Уильям рискнул бросить беглый взгляд через перила и увидел реку, и "Феникса" прямо за кормой.
"Феникс" был флагманом адмирала Хоу, и его брат, генерал, тоже находился на борту.
Если повезет, команде будет разрешено высадиться на берег сразу.
"Со всей возможной скоростью, gennelmun!"- объявил им сержант Каттер громовым голосом. "Мы собираемся поймать этих сукиных детей, этих повстанцев, на - оп-ля! а вот и мы!.. И горе тому, кто попробует бездельничать! Эй, ты, там...!" И он зашагал, едкий и убедительный, как понюшка черного табаку, пришпорить замешкавшегося второго лейтенанта, оставив Уильяма уже в несколько лучшем самочувствии.
Без сомнений, ничего по-настоящему страшного не может произойти в этом мире, пока в нем есть сержант Каттер.
И Уильям проследовал за своими людьми вниз по трапу, и дальше, в лодку, совершенно позабыв про свой желудок в порыве азарта. Его ждет первая настоящая битва, он будет сражаться здесь, на равнинах Лонг-Айленда!
Восемьдесят восемь боевых фрегатов. Вот что он слышал о кораблях, приведенных сюда адмиралом Хоу - и теперь ничуть в этом не сомневался.
Лес парусов заполнил залив Грейвсенд, вода кипела от сотен небольших лодок, на которых войска переправлялись на берег.
Уильям и сам чуть не задохнулся от нетерпения. Он тоже чувствовал в себе эту особую, мужественную собранность, пока капралы снимали свои команды с лодок и в строгом порядке, маршем, отводили их вглубь от берега, освобождая место для следующей волны новоприбывших.
Лошади офицеров переправлялись на берег вплавь, не на лодках - расстояние тут было совсем небольшим.
Уильям отпрянул в сторону, когда большой жеребец внезапно вырос перед ним из прибоя, совсем близко, и встряхнулся, рассыпав соленые брызги и насквозь промочив всех, футов на десять вокруг. Парень-конюх, вцепившийся в его уздечку, и сам выглядел, как мокрая крыса, но тоже отряхнулся и улыбнулся Уильяму - лицо, побледневшее от холода, так и сияло от волнения.
У Уильяма тоже была лошадь - где-то. Капитан Грисволд, старший офицер штаба Хоу, одолжил ему свою, пока у него самого не было времени, чтобы организовать что-то еще. Он надеялся, что конюх, который должен был присматривать за лошадью, сам его разыщет, хотя пока и не видел, как это вообще возможно.
Всюду царила организованная неразбериха.
Берег здесь был плоский, приливный, и толпы красных мундиров роились среди прибрежных водорослей, как стаи куликов; рев сержантов контрапунктом сопровождал вопли чаек у них над головой.
С некоторым трудом - поскольку был произведен в капралы только утром, и лица еще непрочно закрепились в памяти - Уильям назначил место встречи четырем своим компаньонам и отправил их вверх по берегу, к песчаным дюнам, густо поросшим жесткой как проволока травой.
Стояла жара, им всем было душно в тяжелой
форме, при полной экипировке - и он отпустил своих людей передохнуть, глотнуть воды или пивка в войсковых лавках, съесть по кусочку сыра и печенья.В ближайшее время они уже выйдут в поход.
Но куда? Вот был вопрос, терзавший его в данный момент.
Поспешное совещание сотрудников ставки в ночь перед этим - первым в его жизни!
– наступлением, подтвердило основы плана вторжения.
С залива Грейвсенд половина армии пойдет внутрь страны, постепенно сворачивая к северу, на Бруклин-Хайтс, где, как считалось, закрепились основные силы повстанцев. Остальная часть войск растянется вдоль берега, на Монтаук, образуя линию обороны, которая, по мере необходимости, могла бы передвигаться внутрь, через Лонг-Айленд, заставляя повстанцев отступать назад, в ловушку.
Уильяму хотелось - с силой и страстью, скручивавшей ему позвоночник узлом - быть при нападении в авангарде.
На самом деле он знал, что это маловероятно. Он был совершенно незнаком со своими войсками, и отнюдь не впечатлен их наружностью. Ни один здравомыслящий командир не поставил бы такие роты на переднюю линию - разве только они должны были послужить в качестве пушечного мяса.
Эта мысль остановила его на мгновение - но лишь на мгновение.
Хоу отнюдь не был "расточителем мужчин"; он слыл человеком осторожным, иногда это даже приводило к ошибкам. Отец его об этом предупреждал. Однако лорд Джон при этом не упомянул, что именно это соображение стало главной причиной его согласия на присоединение Уильяма к штабу Хоу - но Уильям и так это знал.
Его это ничуть не заботило; он уже подсчитал, что шансы самому увидеть значительные события у него по-прежнему были гораздо лучше с Хоу, чем если бы он продолжал барахтаться в болотах Северной Каролины с сэром Питером Пэкером.
И все-таки...
Он медленно повернулся, огляделся по сторонам. Море казалось ему сплошной массой из английских кораблей, земля перед ним кишела солдатами.
Полный впечатлений от увиденного, он никогда бы не признал этого вслух - но здесь шансов у него явно было "под завязку."
Он понял, что стоит, затаив дыхание - и сознательно, очень осторожно перевел дух...
Приплывшая сюда на опасных плоскодонных баржах, на берег выгружалась артиллерия, сопровождаемая толпой бранящихся солдат.
Передки орудий, зарядные ящики, тягловые лошади и волы, необходимые, чтобы их перетаскивать, выплескивались на берег взбудораженным, забрызганным песком и грязью стадом, ржавшим и мычавшим в знак протеста; их выгружали на берег немного южнее.
И это была самая большая армия, какую он когда-нибудь видел.
"Сэр, сэр!" Он посмотрел вниз, и увидел коротенького, с пухлыми щеками, парнишку-рядового, пожалуй, не старше, чем сам Уильям, очень встревоженного.
"Да?"
"Ваш эспонтон, сэр. И - ваш конь прибыл,"- добавил рядовой, указывая на стройную, светло-гнедой масти лошадь, чьи поводья он держал в руках. "Комплимент от капитана Грисволда, сэр."
Уильям взял у него эспонтон, легкую полупику семи футов длиной; ее стальной полированный наконечник тускло поблескивал под этим облачным небом - и вместе с ее тяжестью почувствовал в руках острую, нервную дрожь.