Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
Но чем мог поделиться с друзьями Борис Павлович? Говорить о Багдаде нельзя было, прежде всего, из-за тяготеющего над ним табу. Короткая юность оставила в нем мрачный след да неприятный осадок от неприветливого поведения отчима и отчуждения матери. А семья жены со своим крестьянским укладом не успела войти в него и стать особенно радостным событием... Да и поработать всласть он не успел, занимался не тем, на что с детства нацеливался. Родной отец мечтал выучить его, сделать настоящим фармацевтом... Он никогда бы не допустил, чтобы его сын гваздался мазутом.
— Ты же на войне не новичок? Ну что там было, как было? —
Но и на эти расспросы Борис Павлович только отмалчивался. Не о Севастополе же им рассказывать, где солдат по три дня не кормили, не о предателях же да перебежчиках, не о плене и расстрелах в оккупации...
Правда, совсем уж отбиваться от общей массы он не мог и в конце концов нашел выход — рассказывал об интересных людях, которых раньше знал, о добрых и талантливых чудаках и о хитрых пройдохах, о замечательных и не очень замечательных шутниках, без которых никакое дело не обходится.
Поначалу ему в этом пригодились стихийная наблюдательность и хорошая память, а впоследствии, уже в мирной жизни, он специально примечал в людях изюминки, запоминал, чтобы рассказами о них разнообразить досуг в компании. Забегая наперед, отметим, что с годами у него собралась целая коллекция интересных персонажей: дядь Гриша, опившийся молодой бражкой; домашний тиран Тося Рэпаный, добросовестный депутат Яйцо, ревнивая Циля Садоха, глуповатый лентяй Иван Ролит, отсидевший в тюрьме воришка Фома Бовдур, жаждущий «цветущей жизни» Марк Докуча, колхозный сторож-заика Пепик и многие другие. Рассказы об этих людях, которых Борис Павлович хорошо знал, с удовольствием слушали в его исполнении гости, соседи и просто знакомые.
Именно из времен фронтовой жизни взяло исток то, что в старости привлекало к Борису Павловичу внимание писателей, фольклористов и просто людей из литературной среды.
Так уж получилось, что война стала для него хоть и горьким, но основным университетом, где крепчал его характер, окончательно утверждалась в нем советская мораль, приобретались и проходили проверку человеческие ценности.
Когда он воевал в 910-м стрелковом полку, его иногда посылали в разведку. Первый раз дело было так.
К ним в полк прибыло солидное пополнение. И вот новичков выстроили для знакомства и распределения по ротам. А Борис Павлович как раз находился на отдыхе и все это наблюдал. Он вышел на плац в тот момент, когда предоставили возможность разведке отобрать бойцов в свои ряды. Полковое командование совместно с командирами стрелковых рот отошло дальше от строя, а вдоль шеренги, меряя шагами ее длину, ходили командир и политрук роты, в составе которой был разведывательный взвод, и командир этого взвода. Заинтересовавшись, Борис Павлович подошел ближе, прислушался к разговорам...
— Разведчики — это единственное подразделение, куда набирают солдат-добровольцев, — видимо, заканчивал вводное слово или разъяснения политрук.
— Итак, кто хочет стать разведчиком, шаг вперед! — по-деловому подытожил выступление политрука ротный.
Ему навстречу несмело шагнуло три человека.
Борис Павлович вспомнил, как он сам-один прибыл на фронт... Тогда никакого построения, знакомства и выбора не было — командир полка сказал, куда ему идти, и все.
— Не густо, — переминаясь с ноги на ногу процедил
взводный. — Разрешите мне сказать? — обратился он к командиру роты.— Действуйте.
Кивнув в ответ, взводный нахмурился и пошел от новичка к новичку, всматриваясь в их лица.
— Товарищи бойцы, разведка всегда идет впереди, — начал он...
По окончании этого мероприятия Борис Павлович несмело подошел к политруку роты, он ему казался более приветливым:
— А можно мне, товарищ политрук?
— Что? — обернулся тот.
— Я немного знаком с разведывательным делом. Смог бы... в разведке...
— Это хорошо, только спешить не надо, — усмехнулся он. — Иди пока что, отдыхай!
— Есть отдыхать!
Вскорости они получили приказ наступать, и потребовались свежие разведданные именно на их участке, получить которые можно было только своими силами. Потом он еще не раз выполнял подобные задания. Не часто это случалось, но главное, что его послали в разведку боем при подготовке той кровопролитной отвлекающей атаки, которую он так хорошо запомнил и так ругал всю жизнь, не зная, что она была ложной, отвлекающей и что они в ней показали себя с лучшей стороны.
Тогда в предварительной вылазке он детально изучил фронтовую обстановку, все строения и кусты, детали рельефа, каждый взгорок и каждый овражек на местности, которую предстояло очистить от вторгшихся захватчиков. Возможно, именно это и помогло ему выжить. Ведь после разведки он мог вслепую бежать, увертываться от пуль, падать и ползти, зная наперед, откуда в него могут стрелять и куда надо прятаться.
Ничего в жизни не происходит беспричинно! И наши стремления к чему-то или уклонения от чего-то возникают не просто так. У человека всегда есть глубинные основания для таких желаний. Чаще всего они, эти желания, предвосхищают судьбу и либо спасают, либо губят человека.
Что же губило и что спасало Бориса Павловича? Какие из его желаний были судьбоносными?
Отвлекающие атаки
«Вперед!..» Поднимаемся молча,
Повзводно, готовые к бою.
Над нами тягуче, по-волчьи,
Снаряды бризантные[52] воют.
Александр Артемов
Так прошел первый этап подготовки ко «второму сталинскому удару».
Отдельной составной частью этого грандиозного плана была Никопольско-Криворожская наступательная операция, развернувшаяся в феврале 1944 года. Важность ее трудно переоценить, ибо предусматривала она сражение за критически важный для военной промышленности природный ресурс — марганец, используемый в производстве высокопрочных и износостойких сталей.
Едва в августе 1941 года вермахт дорвался до Никопольского марганцево-рудного бассейна, как на заводы Круппа в Эссене сразу же отправились эшелоны с рудой. Только в том же 1941 году Днепропетровская хозяйственная команда отправила туда почти 5,5 тыс. тонн марганцевой руды и 50 тонн ферросилиция. Дальнейшие цифры не хочется и писать — масштабы этого варварского грабежа просто ужасают. И он продолжался до того момента, пока советские войска не вышли на рубеж Днепра и не очистили от врага почти все левобережье.