Эхо войны
Шрифт:
Работяги прождали в заключении целый день, пока окончательно не озверели от неизвестности и страха — мобильники к тому времени сдохли, да и не у всех они были. При помощи сварочных аппаратов вырезали замки, срезали решетки и выбрались на свободу. К их удивлению завод был безжизненен — ни единого охранника в поле зрения не наблюдалось, никто не мешал людям вернуться домой. И снова пришлось топать пешком — сорок километров по палящему зною. Завод продолжал работать вовсю уже без присмотра специалистов — и скорей всего работал до тех пор, пока окончательно не вырубило электричество. Точно неизвестно когда мощная машина по золотодобыче остановилась навечно — все свидетели к тому времени находились в городе или умерли по дороге. Предположений бывшие заводчане
С той страшной даты пролетело много времени, но как не старалась пустыня, ей так и не удалось похоронить огромные цеха под сыпучим песком. Пока не удалось, но Она не оставляла усилий, с яростью и визгом налетая на мрачные бетонные громады цехов.
Надсадно взрыкивающий двигателем автобус перевалил через очередной песчаный бугор и начал замедлять ход, но неотступно следующий позади грузовик протестующе загудел, и машина направилась дальше, выезжая на прямой участок дороги. До завода осталось не более полукилометра. Я неотступно смотрел на вздымающийся над одной из гигантских построек столб черного густого дыма, которого не было еще минуту назад. Нас заметили.
Если поглядеть с одной стороны, дымный сигнал пугал до чертиков, а если с другой — радовал. Будь обитающие на территории аборигены чуток поумней, то не дали бы о себе знать, пока наш куцый караван не подойдет поближе. Видать от поедания себе подобных у них окончательно мозги отсохли.
Из люка на крыше автобуса высунулся Ильяс и, стараясь перекричать ветер, что-то завопил, машущими руками указывая на черный столб дыма. Я закивал — видим мол — и развел руками, дескать, поделать ничего не могу, я тут не главный и ехать во главе отряда им придется и дальше.
Меня знакомо дернули за штанину, и я потеснился, пропуская в люк тащащую винтовку девчонку. Инга крутнула головой по сторонам, хлестнув меня по лицу собранными в пучок волосами и наклонившись к моему уху, крикнула:
— Чего он руками машет?
— На дым показывает — пояснил я, вдыхая непривычный запах ее волос — пахло чем-то фруктовым. Вкусно пахло. Интересно, чем пахну я? Пустынным песком и соленым потом?
— Ясно — кивнула девушка и, покосившись на меня, поинтересовалась — Может на крышу выберешься? А то здесь и так места нет.
— Выберусь — кивнул я, подтягивая ноги и чувствуя себя как вылезшая из панциря черепаха. Прочный кузов неплохо прикрывал мою тушку от возможного протыкания стрелами и прочими метательными снарядами.
— Может лучше пулеметом воспользоваться? Грохоту и страха от него куда больше.
— После Казахстана пулеметных патронов мало осталось. Экономить надо.
— Ясно — помрачнев, буркнул я, цепляясь за край люка.
А это совсем плохая новость. При подобной заварушке я думал, что пулемет будет палить безостановочно. А оно вон как выходит…. Для городских хватит и одного вида грозного оружия, дабы смекнуть, что к грузовику лезть не стоит. А людоеды и муты… они тупые, им пока не докажешь наглядно, что грохочущая железная штуковина может сделать очень бо-бо, то нипочем не поверят.
— Не бойся — крикнула Инга, на миг, оторвавшись от прицела — Прорвемся!
— Я не боюсь — крикнул я в ответ — Я нервничаю! Мне умирать никак нельзя!
— Ты такой особенный?
— Ага! — закивал я, нащупывая заткнутую за пояс лопатку.
Почему-то я абсолютно точно уверен, что просто так мы завод не минуем. И дело не в предвещающем беду мрачном столбе дыма — я просто уверен и все тут. А интуиции я привык доверять.
Первые местные обитатели показались едва мы вписались в последний поворот и, не сбавляя ходу, вынеслись на длинную прямую, идущую аккурат между железной дорогой и заводским забором. И показались местные жители к моему искреннему удивлению со стороны пустыни — четверо загорелых дочерна и практически голых мужика стремглав мчались в нашем направлении, потрясая над головой импровизированными копьями и улюлюкая столь пронзительно, что перекрикивали
свистящий ветер и рокот моторов. Но они безнадежно отставали. Похоже, аккурат перед нашим прибытием аборигены совсем оголодали и решили поохотиться, а тут такой облом — добыча показалась совсем с другой стороны.В следующий момент мы влетели в узкий коридор, блокируемый с одной стороны непрошибаемым бетонным забором, а с другой мертвой махиной железнодорожного состава. Мы оказались в рукотворном ущелье. Теперь выбора у нас немного — либо продолжать двигаться вперед, либо сдавать назад. Внутри проносящихся мимо нас вагонов замелькали тени. Из-за скорости я не успел различить детали, но это определенно люди. Вскоре я в этом окончательно убедился — на дорогу высыпало с полсотни человек, перегораживая нам дорогу. Там были как мужчины, так и женщины. Неимоверно худые, обряженные в лохмотья или полностью нагие, покрытые коркой грязи — они представляли собой страшное зрелище. И они настолько голодны, что не побоялись встать на пути мчащихся вперед тяжелых машин.
Едва дорога оказалась перекрыта живым барьером, случилось то, чего я и боялся — ехавший впереди автобус резко сбавил скорость и начал рыскать из стороны в сторону под визг покрышек. Через секунду автобус все-таки выправился и поехал прямо, но скорости не прибавил, плетясь как беременная черепаха.
Правая дверь водительской кабины распахнулась, оттуда высунулся Борис и что-то яростно заорал, прижимая к подбородку рацию и глотая поднятую колесами пыль. Но услышан не был — школьный автобус не ускорялся. Водитель и не думал вдавливать педаль газа. Из-за них замедлились мы, едва не тыкаясь носом в толстый зад автобуса.
И тут по кузову грузовика загрохотали первые горячие приветствия местных — в десяти сантиметрах от меня ударила арматурина и, бешено кувыркаясь, отскочила. Градом посыпались камни и железяки. Одним из камней я получил промеж лопаток и взвыл от дикой боли.
— Быстрее! — заорал я, съеживаясь в комок и вжимая голову в плечи. Затылок прикрыл руками, молясь, чтобы мне не раздробило камнем кисти.
Грохнул резкий выстрел винтовки, приготовившегося метнуть копье местного будто ударом тарана снесло с крыши вагона. Едва он рухнул на песок, как к нему кинулась гурьба народа и, яростно отпихивая друг друга, принялись рвать еще живого человека в клочья. Звери. Озверелая стая травящая добычу и не обращающая внимания на потери.
Борис нырнул обратно в кабину, секунда, другая… и, взревев мотором, грузовик монстр резко рванулся вперед.
Едва я успел предупреждающе завопить и что есть силы вцепиться в край люка, как грузовик яростно боднул автобус. Нас жестко тряхнуло, и я приложился подбородком о кузов. Ингу от удара мотнуло назад, я успел подставить ладонь между ее шеей и узкой кромкой люка. И зашипел от пронзительной боли пронизавшей руку. Судя по ощущениям не сломал, но боль адски сильная.
— Лезь обратно в машину! — не раздумывая рявкнул я, перекрикивая гул двигателя и лязг металла. К моему удивлению девчонка послушалась и провалилась в пулеметное гнездо. Выждав секунду, я рыбкой нырнул следом под прикрытие прочных металлических стен. Приземлился на пол и полетел вверх тормашками, когда грузовик вновь наподдал автобусу под зад. По кузову и кабине грохало не переставая — местные аборигены метали все что попадется под руку.
Сплевывая кровь из разбитых губ, я поднялся на ноги, с трудом удерживая равновесие. Помимо меня, внутри салона находилось десять человек, сидящих вдоль стены и держащих автоматы наготове. Один из них — худощавый и светловолосый парень — крикнул:
— Битум, пристегнись! — и указал подбородком на прикрепленные к стене ремни.
Рухнув на скамейку, я вцепился в ремни и облечено выдохнул — теперь, по крайней мере, не рискую переломать кости и нахожусь в относительной безопасности.
Долбанный водитель автобуса! Какого черта он вообще начал тормозить?! Если бы не он, то давно проскочили бы завод, а в пустыне, на открытом месте, где можно маневрировать, нам людоеды не страшны.