Эхо

– Возьми мой портфель и жди меня в кабинете.

Поднимается и уходит на кухню, видимо, поздороваться с женой.

Молли беспрекословно слушается. В кабинете она вытирает портфель от влаги рукавом своей домашней кофты и опускается на стул, стоящий у широкого письменного стола.

Отец входит спустя десять минут. В руках он несет серебренный поднос с двумя чашками, над которыми вьется пар. Ставит на стол и опускается в кожаное кресло напротив Молли. В чашках какао, щедро сдобренное зефиром. Так, как она любит.

Они смотрят друг на друга, и Молли чувствует, как тяжкий груз, давящий своим весом душу впервые становится легче. В глазах отца нет осуждения, лишь грусть, нежность и определенность.

Когда он начинает говорить, Молли слушает внимательно, изредка кивая.

Оказалось, что в Лондонском доме Холмсов живет старший брат Шерлока — Майкрофт. Именно с ним отец разговаривал по телефону и встречался в клубе «Диоген». С ним и юристом. Майкрофт, не смотря на относительно юный возраст (Хупер посчитал, что ему не больше двадцати восьми), подошел к делу серьезно. Узнав, что семья Молли намерена сохранить беременность, он предложил заключить договор, выгодный обеим сторонам. Мистер Хупер, как законный представитель своей дочери подпишет отказ от судебного преследования отца будущего ребенка, получая взамен ежегодное денежное обеспечение до шестнадцатилетия внука. «Очевидно, мистер Холмс считает, что шестнадцати лет ему вполне хватит, чтобы взлететь на такую высоту, где уже ничто не сможет испортить ему репутацию», - усмехнулся в этом месте Саймон Хупер, но улыбка тут же погасла. Обязательное условие - Шерлок Холмс не должен узнать о существовании своего потомка. За исключением случаев, касающихся донорства или иных вопросов, связанных со здоровьем будущего малыша. Молли понимает, что отец не обсуждает с ней предложение старшего Холмса. Решение принято. Документы скорей всего лежат в его портфеле и на них его подпись. Она же должна вновь стать послушной и умненькой девочкой и принять ситуацию.

Молли так и делает.

Закончив учебный год экстерном, Молли с мамой отправляется к родственникам, живущим во Франции, в знаменитый на весь мир Прованс. Отчаянье, стыд и параноидальная скрытность (широкие свитера и платья с завышенной талией) первых месяцев вдруг оборачиваются спокойствием, принятием и любовью, до краев наполнившей душу.

Супруги, приютившие их, держат пасеку и продают мед. Молли встает рано, поливает, нося небольшими порциями воду, цветы в саду и во дворе. Завтракает домашними булочками, яйцами всмятку, кашей (хозяйка готовит специально для нее «английский завтрак» и норовит впихнуть побольше, «на двоих»). Раз в неделю посещает гинеколога и записывается на гимнастику для беременных. Ее определяют в группу таких же молодых мамочек, что с радостью и любопытством принимают англичанку. Молли, сносно разговаривая на французском, быстро находит себе друзей, с которыми даже совершает небольшое путешествие по побережью. Вечерами она занимается по рабочим тетрадям биологией или читает. Летние дни пролетают, сливаясь в одну пеструю ленту.

Сидя на веранде, с биографией Ван Гога в руках, Молли в первый раз ощущает, как ребенок внутри нее толкается. От неожиданности она выпускает книгу, и та шлепается о деревянный настил. Все еще не веря, она кладет ладони на живот, обтянутый хлопчатобумажным подолом простенького платья, и вновь чувствует то же, что пару мгновений назад. Сердце затопляет нежная радость.

– Привет, малыш, - тихо здоровается Молли. Ее чуть поддернутый влагой взгляд падает на обложку перевернутой книги. Она решает, что обязательно добавит к имени своего сына звучное Винсент.

Спустя четыре года Томас Винсент Хупер (первым именем было решено сделать чисто английское, сочетающееся с фамилией) впервые спрашивает о своем отце. Молли в это время пропадает на учебной практике. Когда ей сообщают об этом, она лениво жует пережаренный кусок мяса, оставленный ей на поздний ужин.

– И что вы сказали?
– слабый укол стыда не достигает цели — она слишком устала за сегодняшний день. Этого момента она ждала с тех пор, как у Том подрос до возраста «почемучек».

– С ним говорил папа, - уклончиво отвечает мать, занятая уборкой стола.

После Молли долго сидит у изножья не по годам большой кровати сына. Мальчик растет здоровым и бойким ребенком, с миллионом тех же забав, что сопровождают детство других малышей. Прекрасно читает даже длинные слова, считает и решает простейшие логические задачки. Но в светлых глазах Молли иногда ловит ту самую «странность», что так заинтересовала ее в его отце. Несмотря на то, что Майкрофт предоставил им всю медицинскую информацию о здоровье отца Тома (брезгливость, вот что почувствовала она держа в руках скрепленные страницы, будто речь шла о разведении элитной породы лошадей), Молли иногда думала, не затаил ли чужой генетический код некой ошибки, могущей испортить жизнь ее сыну.

Спустя десять лет после заключения договора Молли впервые встречается с другой стороной. Майкрофт Холмс приглашает ее на обед в канун дня рождения Тома.

– У вас растет талантливый мальчик, - замечает он, небрежно расправляя салфетку.
– В неполных десять так интересоваться биологией и говорить на трех языках.

Молли, и так встревоженная этой встречей, принужденно улыбается. Вот как. Все это время мистер Холмс не просто откупался от нежелательных родственных связей, но и отслеживал ситуацию. Это плохо. В таком случае он может знать, куда пошли деньги, перечисленные на учебу Томаса.

– Французский ему как родной, - отвечает Хупер, поправляя и без того идеально лежащий столовый прибор.

– Вы же понимаете, уже сейчас нужно решать вопрос о его дальнейшем образовании. Хорошая высшая школа обеспечит гладкий путь в престижный университет.

– Я не думала об этом, - честно признается Молли, глядя на Майкрофта. Он заставляет ее чувствовать себя провинившейся школьницей.

– Да, у вас сейчас другие заботы. Желаю скорейшего выздоровления доктору Хуперу.
– Молли вздрагивает. У отца рак мочевого пузыря. Когда пришла эта дурная весть, она без зазрения совести залезла в карман сына, пополняемый Холмсом, и вытрясла его. У нее пропадает аппетит.

– Это ничего, - будто прочитав ее мысли, добавляет собеседник.
– Баланс вашего счета в банке будет восстановлен уже завтра. Нельзя же оставлять ребенка без подарков в такой день.

Перед первой в его жизни Михайловой половиной(1), Том озадачивает Молли неожиданной просьбой. Она как раз упаковывает чемодан сына, старясь не выдать слез, что то и дело наворачивались на глаза — она еще не расставалась со своим ребенком на столь долгий срок.

– Мам?
– Том стоит у окна, положив руки в карманы старых домашних штанов, что стали коротки ему за лето.

«Мальчики в его возрасте так быстро растут», - едва успевает подумать Молли, когда он продолжает:

– Я могу сказать в Итоне, что мой отец умер?

– Что?
– у нее от растерянности опускаются руки и несколько упакованных в пластик белоснежных рубашек соскальзывают на пол.

Они одновременно опускаются на корточки, чтобы подобрать одежду.

– Я не хочу попасть в касту неприкасаемых только потому, что мой отец… - Том замолкает.

Молли бросает рубашки и садится на пол, поджав под себя ноги по-турецки. Итонский колледж не пришлось оплачивать из средств, поступавших от Холмса. Том попал в число государственных стипендиатов. Молли знает, он мечтает добраться до известных экспериментальных установок биологического и физического факультета. И все-таки перспектива обучения в старейшем и престижнейшем учебном заведении страны страшит его. Скрепя сердца он уже неделю тренируется носить знаменитую форму — черная визитка, строгие брюки, туфли. К тому же Том заранее окрестил остальных учащихся «сборищем невыносимых снобов», а учителей «надутыми индюками». Слыша эту фразу по возвращении с каждого из пяти вступительных экзаменов (каждый из которых он тем не менее сдал на высшую оценку), Молли хмурясь, думала о том, что носи ее сын фамилию не Хупер, а Холмс, ему возможно было бы куда комфортнее в этом «инкубаторе английских джентльменов».

– Если хочешь, мы можем перевести тебя в другую школу. Еще не поздно.
– Она не собирается становится Волумнией, губящей сына ради честолюбия (2).

Том бросает на нее негодующий взгляд. Он не трус.

– Итон — это сборище папенькиных сынков. Уверен, именно об этом их первый вопрос, если твоя фамилия не говорит за тебя. Я все продумал. Скажу, что мой отец был наполовину французом - как раз и второе имя сгодится — и похоронен на континенте. Достаточно для того, чтобы они от меня отвязались.