Экипаж

– Э-э-э... – напряг память Денисов. – Че-то там... И не раз он бороздил океан... много раз тонул... погибал среди акул... глазом не моргнул... Да я не помню! Я только припев еще помню: капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка – это флаг корабля, капитан, капитан, подтянитесь, только смелым покоряются моря! Вот в таком духе. Я это к чему – ты тоже не хмурься, улыбайся, блин!

Моручи насмешливо хрюкнул и растянул губы в улыбку. Причем нарочно постарался, чтобы она получилась как можно более фальшивая.

– Во! – показал большой палец Денисов. – Вот так и ходи все время! Ну просто вылитый этот... ну этот, блин... ну, про которого Маринка-то говорила... а, Лагутенко! Он точно так же лыбется все время – как будто в суп тебе втихаря плюнул.

– Отставить болтовню, сержант! – надоело шутить Святославу. – И вообще – уходить нам надо. Мы тут, как человек в серранских трущобах – у всех на виду, и все убить хотят.

– Не, Андреич не согласится, - помотал головой Денисов. – Он к этой качалке душой прикипел – вместо дитенка родного. Не бросит.

– Парализуем и увезем, - категорично заявил Моручи. – Оборона – вещь нужная, когда есть что оборонять. А класть голову за старый подвал глупо.

– Ну, это ты Андреичу скажи, а не мне, - зевнул Денисов. – А я по жизни пофигист – как скажешь, так и сделаем.

Между прочим, он действительно последние дни чувствовал себя вполне довольным жизнью – примерно так же себя чувствует рыба-лоцман, наконец-то подыскавшая себе крупную акулу. Крутой, но добрый руководитель – вот фактически и все, что Кольке-Хорьку было нужно от жизни. А сейчас у него это как раз было.

– Капитан, это часы бьют, или ты стучишь? – задумался Денисов, прислушиваясь к какому-то отдаленному звуку.

– Это в дверь стучат, - равнодушно ответил Моручи, поднимаясь на ноги. – Давай, сержант, играй побудку...

Николай нервно сглотнул.

– Третьяков, урод... – вздохнул он. – А я, блин, надеялся, что он забздит...

Святослав отправился встречать гостей. А Денисов начал будить остальных – он бережно потрепал по плечу могучего Перова и остановился в задумчивости перед Мариной. Новая русская девушка закуталась в скатерть так, что напоминала гигантскую сигару, и Денисов никак не мог понять, где у нее верх. Он ткнул пальцем наугад и попал во что-то мягкое.

– Либо занычила от общества две сдобных булки, либо спит на животе, – сделал вывод Николай, ощупывая что-то мягкое более тщательно.

– Дай поспать, придурок! – плаксиво завопили из-под скатерти.

– Да спи, я тебе разве мешаю? – обиделся Денисов, продолжая ощупывать.

Из-под скатерти высунулась тонкая девичья ручка и врезала ему, куда дотянулась.

– У-у-уххх!!! – выдохнул Николай, держась за место, до которого она дотянулась. – Маринка, блин, ты че, совсем подурела?! [цензура] такая, оглашенная!

– Больно? – посочувствовал Перов, продирая глаза. – Мне вот тоже однажды туда стукнули. Нечаянно. Штангой.

– О-оххх... – аж скрючило Денисова, когда он представил такое. – Ну это ваще [цензура], Андреич...

– Ага. Месяц потом враскоряк ходил. Кольк, а на [цензура] ты меня разбудил?

– Третьяков приперся, - объяснил все одним словом Денисов. Ну хорошо, двумя словами. – Капитан пошел разбираться. Только че-то я стрельбы не слышу...

– Может, не Третьяков? – предположил Перов. – Может, почту принесли? Или еще кто...

– А может, его уже убили? – тоже выдала гипотезу Марина.

– Да чугун тебе на язык, дура! – испугался ее версии Денисов. – Капитан сам кого хочешь замочит! Он знаешь какой... ого-го!..

– Типун, - поправил Перов.

– Что?

– Правильно говорить типун на язык, а не чугун.

– Слышь, Андреич, хорош тут филологией страдать, - недовольно посмотрел на него Денисов. – Какая, блин, разница, че там у Маринки на языке?

– Здравствуйте, Семен Андреевич, - поздоровался полный мужчина, вошедший в зал. Виктор Борисович Третьяков. – Как живете?

Перов и Денисов одновременно подумали об одном и том же – капитана все-таки замочили. Но следом за Третьяковым вошел Моручи – живой, здоровый и без каких-либо признаков недовольства.

К великому удивлению всех присутствующих, этими двоими дело и ограничилось.

– Ах, Семен Андреевич, Семен Андреевич, - грустно вздохнул Третьяков, усаживаясь за стол и бесцеремонно спихивая все еще лежащую на нем Марину. – Ну зачем же вы так плохо обо мне думаете? Разве со мной нельзя договориться? Побеседовали бы, как человек с человеком, пришли бы к соглашению... Ай-яй-яй, ну как же вам не стыдно?.. За что вы Юру так поуродовали? Был человек, стал корнеплод...

– Здра... – сорвался голос у Денисова. – Здрасьте, Виктор Борисович...

– Здравствуйте, Николай Николаевич, - скучающе ответил авторитет. – А вас я, кажется, предупреждал, чтобы не показывались мне на глаза?

– Он со мной, - холодно сообщил Святослав, усаживаясь напротив него. – Так мы будем говорить или будем стрелять?

– Ну зачем же сразу стрелять? – в притворном испуге поднял руки Третьяков. – Посидим, побеседуем... Вы, надеюсь, помните, что будет, если я через час не выйду отсюда?

– Помню, помню, - хмыкнул Моручи.

– А че будет? Капитан, че будет? – забеспокоился Денисов.

– А ты думаешь, он один пришел? – кивнул на Третьякова Святослав. – С ним там две полных машины – на входе дежурят.

– И... и че?..

– Че, че... Взорвут тут все к шайтану, вот тебе и че...

– Это же жилой дом! – ужаснулся Перов. – Тут же полно квартир! Ночь еще, все спят!

Третьяков только развел руками – мол, сам понимаю, но что поделаешь?

– Это моя личная страховка, - мягко промолвил он. – На тот случай, если вы пожелаете меня, грубо говоря, кончить.

– А если возьмем в заложники? – прищурился Моручи.

– Тоже не рекомендую, - с многообещающим видом посмотрел на него Третьяков. – Мы же с вами интеллигентные люди, Святослав Степанович, к чему нам так все усложнять?

– Там, откуда я родом, слово «интеллигент» считается оскорблением, - медленно процедил Святослав. – Оно приравнивается к плевку в лицо. Допускаю, что вы этого не знали, но если вы меня еще раз так назовете, Виктор Борисович, я немедленно вызываю вас на дуэль. Смертельную.