Эксбиционист
Шрифт:
– Да, – ответил Сергей, понимая, насколько сильно он вляпался в дерьмо.
– Вот и хорошо. Через месяц тебя выпишут и тебе нужно будет ещё с месяца два тихо посидеть дома, пока ситуация вокруг аварии не уляжется. Ты же знаешь психологию масс не хуже меня – пока дело резонансное, толпа волнуется и кричит. Но память толпы так коротка! Едва повод покричать исчезнет из новостных лент, как данная ситуация мгновенно забудется. У меня к тебе ещё будет несколько деловых предложений, от которых ты не сможешь отказаться. Ну а пока выздоравливай! Воспринимай ситуацию философски – новая жизнь всегда начинается с большого краха. Как знать, может быть, столь длительный отпуск изменит тебя! Ну, всё, бывай Шумахер!
– И на том спасибо, –
То, что Виктор Геннадьевич и впредь разрешит больному пользоваться телефоном, не было никаких гарантий – всевластный хирург мог отнять игрушку в любой момент.
В режиме ограниченной функциональности организма невозможно хоть чем-то развлечь себя, кроме как постоянным копанием в телефоне. Вскоре, после разговора с Басалаевым, из палаты интенсивной терапии Берлова перевели в персональную плату, значительно снизив количество аппаратов вокруг и ослабив контроль над его поведением.
Левая рука восстановилась быстрее всего. Не потребовалось даже пересадок кожи – огонь не смог повредить ткани на значительную глубину, однако безобразный, губкообразный рубец уже начал формироваться на плече и бицепсе. Несмотря на запреты врачей, Сергей незаметно разрабатывал руку, которая ещё очень плохо гнулась из-за большого, поверхностного натяжения рубцов.
Состояние наготы, в котором Сергей пребывал уже на протяжении трёх недель больничного заточения, поначалу сильно раздражало его. Когда скорая помощь привезла его в больницу, во время первых операций и мероприятий по спасению, с Берлова сняли абсолютно всё, даже трусы, прикрыв его тело только тонким одеялом. Лишь на четвёртой неделе Сергей смирился со своим состоянием, не обращая внимания на медперсонал, заходящий в его палату в тот момент, когда ему меняли простыню или обрабатывали мазями. Свою вынужденную обнажённость пациент не воспринимал ни с точки зрения сексуальности, ни с точки зрения личного унижения. Он понимал, как безобразно сейчас выглядит его израненное тело, поэтому смирился с необходимостью появляться на глаза других людей, в чём мать родила, как с суровой данностью его текущего положения.
В данной клинике, имени Альберта Суфиянова, весь медперсонал был замечательно вышколен и приучен правильно реагировать на любой вид своих подопечных. Благодаря тому, что сюда поступали люди только высокого достатка, коридоры клиники были практически пусты.
Поэтому, когда медсестра, в кресле-каталке возила Сергея на процедуры, оберегая его тело от лишних движений, на него накидывали только лёгкую простыню с вырезом для головы. В самые неподходящие моменты простыня распахивалась и Берлов «светил» разными частями тела, всё больше привыкая к подобному положению вещей.
С Виктором Геннадьевичем удалось договориться – маму стали пускать раз в неделю, аргументируя такую редкость визитов, необходимостью Сергея пребывать в состоянии покоя. Вместе с мамой несколько раз приходил и отец, но он больше молчал, стараясь своим вниманием, а тем более жалостью не оскорблять своенравное дитя.
Больше посетителей не было.
Иногда становилось настолько скучно, что на излёте первого месяца пребывания в больнице, Берлов наступил на горло своим принципам и восстановил страничку в одной популярной, социальной сети. Из-за этого пришлось выполнить целый ряд операций, вплоть до самофотографирования, так как администраторы сети считали, что за время столь долгого отсутствия, старый хозяин никак не может вернуться вновь. Тем не менее, спустя несколько дней интенсивной переписки, он вернул свои права на аккаунт.
Диалоги в социальных сетях – это прямые мосты в собственное прошлое. Восемь лет назад у Сергея ещё были друзья, общие беседы и шутки, понятные только узкому кругу общения. Были и девушки, с которыми Берлов старался завязать отношения. Всё это вновь открылось перед
его глазами, на белых страницах виртуального мира.Грусть воспряла в душе. Только вместо острого желания уйти в монастырь, она вызвала не менее острое желание социализироваться. Выбрав из виртуального облака хранения данных, наиболее приемлемое фото за рабочим столом в собственном кабинете, Сергей обновил аватар, перетряхнув информацию о своей странице до основания. С каким-то остервенением, он скрупулёзно заполнял каждый предложенный пункт, словно стремился рассказать о своей жизни узкому кругу заброшенных страниц – друзья, либо давно завели новые, либо вовсе удалили его из своих контактов. Те единицы реальных пользователей, которые всё-таки сохранились в виртуальных друзьях, несмотря на долгие года отсутствия, никак не прореагировали на возрождение страницы Берлова.
Излив душу, Сергей успокоился и более трезво взглянул на восстановленный аккаунт: «Какие возможности скрыты в нём? Какие горизонты? Что может дать мне эта игра в социальность?» Первые, резонные вопросы, на которые он не находил ответов, зароились в голове высматривая перспективы.
Подобная, хаотичная активность головного мозга объяснялась длительным отсутствием банкира в знакомой среде – не с кем было конфликтовать, вести переговоры, некому рекламировать кредитные продукты. К тому же не было цели – тёплое место в управлении стало таким же недосягаемым после навязанной помощи Басалаева, как луна на небосклоне для обычного человека.
«Как звали моего спасителя?» – вопрос, спасательным кругом, всплыл в голове человека, который сейчас медленно тонул в болоте личного отчаяния, – «кажется Василий. Что я ещё знаю о нём, кроме того, что он представитель чисто рабочей профессии? По виду он мой одногодка. Допустим. Живёт в Иркутске. Допустим. Давай, Серёжа, думай головой!»
Запрос за запросом. Медленное, монотонное просматривание страниц. Три часа беспрерывной работы и один из тысяч Иркутских Василиев был найден. Нужный Василий.
– Так значит твоя фамилия Капустин, – как старому, доброму другу улыбался Сергей, глядя в экран телефона, – и ты работаешь сантехником-наружником. Что ж. Это достойная профессия для героя. Окончил ПТУ. Работал автомехаником. Занятно.
Фотографии, выложенные Василием в общий доступ, раскрывали его как человека широчайшего круга интересов. Сергей ожидал полного разочарования от личности спасителя, но вместо этого находил всё больше поводов восхищаться им. Действительно, Капустин не оканчивал институтов, однако данное обстоятельство никак не сказывалось на масштабах его личности.
Чем только Василий не увлекался! Походы по местным сопкам в любую погоду, ночёвки у костра на берегу Байкала, гитара, велопробеги и марафоны. И ни одной фотографии с сигаретой или бутылкой пива в руках. Сергей понял – его спаситель, личность столь многосторонняя, что у него попросту не оставалось время на учёбу или медленное, поэтапное выстраивание карьеры. Василий Капустин был полной противоположостью расчётливому и холоднокровному Сергею Берлову, и именно поэтому его свободный образ жизни так притягивал в белоснежной темнице персональной палаты.
Вкладка «родственники», раскрыла наличие у Василия сестры. Да какой сестры! Высокая, стройная, рыжеволосая девчонка лет двадцати пяти, своими большими, зелёными глазами заглянула прямо в душу с экрана телефона, очаровывая своим виртуальным образом. И имя под стать – Василиса. Старинное, русское, редкое имя, в котором сплелись воедино образы венков на воде, дымные столпы печей средь просторов заснеженной тайги и терпких, нежных рассветов над осенним полем.
С братом их единила только фамилия и цвет волос. Однако она была столь прекрасной на вид, что если бы не прямая ссылка на сестру в социальной сети, Белов бы ни в жизнь не поверил, что они родственники, даже если бы увидел их рядом.