Ёксель-моксель!

Дверь подъезда распахивается, вышибив из вертикального состояния в бессознательное горизонтальное приложившегося к пивной банке бомжа. Удерживая без подручных средств, полицейские со скорбными лицами выносят вперед ногами бесчувственного старшего лейтенанта Рафинадова.

Двор при виде процессии замирает, звуки обрываются.]

Ж е н щ и н а в ж е л т о м [после всеобщей минуты молчания, с трагизмом в голосе, выпучив глаза и прикрыв ладонью рот ик .]:

– Еще один козленочек копытца откинул. Доскакался бедняжка, земля ему пухом...

Ж е н щ и н а в к р а с н о м [в точь в точь таком же костюме, как и у женщины в желтом, лишь цветом ином.]:

– Истину глаголешь, сестра. Козлу - козля-ячья(!) смертушка.

Ж е н щ и н а в г о л у б о м [одежкой точь в точь как и предыдущие, лишь цветом на отличку.]:

– Зазря злословишь, сестрица. Козлы - тоже люди... [вожделенно.]:– Обожа-а(!)ю козлов. А этот вовсе и не из таковских. Парнокопытные при погонах не бывают.

К у т у з о в [жалеючи, на тарабарщине.]:

– Кир-бы полицейка кердык. А-а-ай-яй-яй! Му-ука-бяка бабай пиф-паф. Ваша и тута ака лейкоплястырь. Имбука, йес! Идьио-оть-тина, сусипатьики, амбальчика. Чьювырля екобака навьигация. Ко-око орбузяка...

[В кадре играющие в шахматы наезднически оседлавшие скамью без спинки старушки - Пергидрольевна и Перегрызовна (на доске очевидный перевес в пользу первой). Обе облачены по-деревенски, обе (для забавности перемещения фигур) в огромных пожарных рукавицах-брезентухах. Пергидрольевна - телесно солидная, разбитная, приблатненная, в изящненьких , узколинзовых , плюсовых VIP-очечках-проволчках на кончике носа – картошки ; Перегрызовна - худышечный кроткий божий одуванчик в крупнющелинзовых роговой оправы минусовых очках.]

П е р г и д р о л ь е в н а [рассудительно , провожая пытливым взором п р оцессию .]:

– Вида-ать.., храбрецо-о-о(!)м был погибший-то: лез и лез, видать, поперед командиров во всякие опасные места. Добросо-овестно орденок иль медальку, видать, зарабатывал.

П е р е г р ы з о в н а [задумчиво.]:

– Вида-а-ать, Пергидрольевна. О-о-о(!)й как вида-а-ать...

П е р г и д р о л ь е в н а [с благодарственной интонацией.]:

– За что уважаю тебя, Перегрызовна, так за то, что никогда-а(!) мне совсем не перечишь.

П е р е г р ы з о в н а [кротко.]:

– Тебе перечить - на мордобой нарываться. Я что, дура?

П е р г и д р о л ь е в н а [с отрадой в голосе.]:

– И за то, что не дура, уважаю тебя, Перегрызовна... Как ты думаешь, каковски блюститель погиб?

П е р е г р ы з о в н а:

– А чего мне думать-то - голову ломати(?), ежели ты, Пергидрольевна, за нас с тобою постоянно и старательно маракуешь.

П е р г и д р о л ь е в н а [отвлекающе задирая лицо в зенит и указуя туда же пальцем, дабы слямзить перегрызовскую шахматную фигуру и перетасовать позицию.]:

– Глянь-ка, сантехник на дельтапланере босиком, без шапки и с превышением скорости! Спеши-и(!)т будто угорелый. Видать, у кого-то капита-а-а(!)льно стояк засорился.

П е р е г р ы з о в н а [в то время, как соперница махинирует на доске, безуспешно блуждая взором по небу.]:

– Видать.., засори-ился... Ра-анешный-то стояк (при коммунистах-то)... всем стояка-ам стоя-як был: ни согнуть, ни с корнем выдрать!.. Да й засоры из него, стоило посильнее в верхний торец дунуть, словно из пушки из нижнего торца вылетали... А сейча-ас... Тьфу... Не стояк, а сопля висячая... Пластма-асса. Чугуну-то не ро-овня...

[Полицейские, вращая всяко-разно-несуразно, тщетно пытаются засунуть бесчувственного Рафинадова в инвалидную мотоколяску ...

Из подъезда в окружении услужливо суетящейся свиты выходит мученически припадающий на обескаблученную ногу полковник Молекула, ширинка коего по рассеяности так и не застегнута и украшена свисающим уголком носового платка .

Вослед выпархивает жилистая дама преклонн ого возраста и физкультурного тр идцатых годов прошлого века облачения (черные, во всех проймах подрезиненные широченные трусы; белые ма йка и кумачовая косынка; кеды... В под прямым углом согнутых руках гантельно серп и молот).

Физкультурница припускает трусцой на сближение с шахматистками.]

П е р г и д р о л ь е в н а [обрадованно.]:

– О, Вайфайкина! Сейчас все разузнаем!.. [поравнявшейся физкультурнице, жаждуще сверкая взглядом поверх очков.]: – Нагота Секундомеровна, что там стряслось-то?! Жертва откуда?!

В а й ф а й к и н а [тормознув, скороговоркой.]:

– Банду самогонщиков они в девяносто девятой брали. А те давай отбиваться из стрелялок. Та-а(!)к отфантомасили - папа, не горюй: одному в мозжечок попали, другому каблук отстрелили, от пятерых вообще собирать нечего - только обгорелые удостоверения остались.

А эти самые злыдни лютые с самогонным аппаратом на крышу улизнули, а там такси-вертолет. Все улетели и кланяться велели. Слышали вертолет?..

П е р г и д р о л ь е в н а [хмуря взгляд, озадаченно.]:

– Ну.., допустим.., слышали...

В а й ф а й к и н а [срываясь с места.]:

– Вот на нем-то и за-адали стрекача. За канистру самогонки с вертолетчиками до Хельсинки сторговались...

П е р г и д р о л ь е в н а [жаждуще, вослед.]:

– Нагота Секундомеровна!! А кто-о-о..?!.. [вполголоса, досадливо махнув рукой.]:– Балаболка... [рассуждающе сама с собой.]:– Моржиха... И как не стесняется напротив Кремля нагишом в Москве-реке, в проруби купаться?! И куда только правительство смотрит?! И куда ж - спрашивается - смотрит широкая общественность?! И где во время ее процедур гринписовцы с правозащитниками?!..