Эксгумация

Но все равно сборы заняли у меня почти час. Кончилось полным чемоданом одежды, большая часть которой могла мне понадобиться еще очень не скоро. В чемодан попали и другие предметы, которые люди обычно берут с собой в отпуск: будильник, бритвенные принадлежности, лекарства. Из сарая в саду я принес моток хорошей крепкой веревки. Все остальное, чего у меня не было, но что мне было необходимо, я намеревался купить.

Мы вынесли чемодан и сумки на улицу и погрузили их в багажник машины Энн-Мари.

Энн-Мари села за руль.

Возвращаясь к двери, чтобы запереть ее, я огляделся в поисках знакомых машин. Их рядом не было — по крайней мере на нашей улице.

Я запер входную дверь.

— Прежде чем мы поедем, — сказал я, усевшись на переднее пассажирское сиденье, — я хочу тебя предупредить, что, как мне кажется, за нами будет следовать другая машина и тебе придется оторваться от нее.

Энн-Мари откровенно оглянулась по сторонам.

— Не верти головой! — прошипел я.

— Пожалуйста, только не надо разговаривать со мной таким покровительственным тоном, — отреагировала она. — Что же мне тогда делать?

— Трогай. Мы сначала проверим.

Было уже девять часов вечера. Я еще раз попытался вспомнить, что я мог упустить, но так ничего и не вспомнил.

— Хорошо, — сказал я. — Поехали.

Я был немного разочарован, когда ни одна из припаркованных вокруг машин не тронулась следом за нами.

— Не останавливайся, — сказал я.

— А зачем мне останавливаться?

«Хвост» присоединился к нам на Мортлейк-Хай-стрит.

— Здесь налево, — сказал я, желая удостовериться, что это был действительно «хвост», — и мои предположения подтвердились: за нами едет вон тот «мерседес».

— Нет, не едет, — возразила Энн-Мари.

— Попробуй поездить немного по кругу.

Энн-Мари дважды объехала площадь с круговым движением. «Мерседес» сделал то же. Энн-Мари убедилась в моей правоте.

— Кто это? — спросила она.

— Друзья моих друзей, с которыми я вчера катался, — ответил я. — Или полиция. Или журналисты. Не знаю, кто еще, и я почти уверен, что это не так уж и важно. Как думаешь, ты сможешь от них оторваться?

— А куда мы едем?

— В Ноттинг-Хилл, на квартиру Лили.

Энн-Мари улыбнулась. Перспектива оказаться среди вещей, принадлежавших Лили, ей понравилась.

— Попробуй, — сказал я.

Она попробовала совершить несколько робких маневров: прибавляла скорость после светофоров, останавливалась на заправках. Но ничего не помогло. Тогда она спросила:

— А они следят за машиной или за тобой?

— Я бы сказал, что за мной.

— Давай я высажу тебя у ближайшей станции метро. Позвони мне на мобильник, когда доберешься до квартиры, и я приеду.

— Что, если они так и будут за тобой кататься?

— Тогда я просто поеду домой, ты ведь все равно сможешь мне позвонить.

В тот момент я почти любил ее.

У следующей станции метро Энн-Мари притормозила. Я выскочил из машины и не оглядываясь побежал вниз по лестнице.

Позже Энн-Мари рассказала мне, что как раз в момент моего рывка мы были скрыты от «мерседеса» автобусом. Люди в машине, которых она назвала головорезами, заметили, что меня нет, только через две сотни ярдов — когда я давно уже ехал в поезде.

Хотя непосредственная физическая угроза моей жизни миновала, мое беспокойство возросло. Мне удалось ускользнуть, а что будет с Энн-Мари?

Все мои вещи остались в ее машине, включая, о черт, сумку с пистолетом.

Но у меня не было времени долго размышлять об этом — или все получится, или нет. Вместо этого я сосредоточился на том, чтобы незаметно пробраться в квартиру Лили. Поскольку было ясно, что в метро за мной никто не последовал, я поехал напрямик в Ноттинг-Хилл. Но, выйдя из подземки, я добирался до квартиры окольными путями. Убедившись, что за мной не следят, я пробрался через парадную дверь.

Оглядевшись вокруг и удостоверившись, что все в порядке, я позвонил Энн-Мари.

— Все нормально, — сказала она. — Я от них оторвалась.

— Как? — спросил я.

— Хватит уж меня недооценивать.

Этот эпизод, похоже, ее немного переменил: она стала больше контролировать ситуацию — правильнее воспринимать меня, наши отношения.

— Ты можешь приехать, — предложил я, — если хочешь.

— Спасибо, — поблагодарила Энн-Мари.

Она подъехала через полчаса, и мы занесли мои вещи в квартиру.

— Тебе здесь наверняка немного не по себе, — проговорила она, оглядывая гостиную.

Я объяснил, что мне было действительно не по себе в мое предыдущее посещение квартиры.

Энн-Мари осмотрела кухню с таким видом, как будто выбирала квартиру для покупки.

— Знаешь, — произнесла она, — я никогда не ощущала здесь присутствия Лили. Очень уж эта квартира, как бы это сказать… Не похожа на нее.

Мне не понравилось это наблюдение, тем более что оно соответствовало истине. Вкусы Лили всегда были довольно случайны. Все, что было модным в данном месяце, оседало в нашей квартире. В ее квартире. Меня испугало, что Энн-Мари может быть такой проницательной.

— Лили вечно была занята, — сказал я. — На обустройство дома у нее не было времени.

— Занята не совсем то слово, которое я искала. Я знаю, что она была занята.

Мы прошли в спальню.

Я лег на постель в надежде, что Энн-Мари присоединится ко мне и все упростит. Она этого не сделала. Вместо этого она открыла дверцу одного из стенных шкафов.

— Боже, — сказала она. — Вся ее одежда.

Некоторое время она просто водила рукой по вешалкам и щупала ткань, периодически одобрительно хмыкая или завистливо посвистывая. Затем Энн-Мари повернулась ко мне и, посмотрев прямо в глаза, спросила:

— Ты все еще любишь ее?

Ох уж мне эти вопросы.

Я попытался прикинуть, насколько рискованно будет ответить: «да» (плач, утрата контроля над собой, расстроенные чувства Энн-Мари); и каждая секунда этих размышлений выдавала меня с головой. Энн-Мари получила выигрыш во времени, чтобы захватить инициативу.

— Не бойся признаться в этом, — проговорила она, как-то совершенно несексуально присаживаясь на край кровати. — Я и сама вижу.

(«Несексуально». Несексуальнее просто быть не могло — разговаривать с почти любимой девушкой о бывшей любимой девушке, к тому же мертвой.)