Эксклюзивный грех

Он недовольно сказал:

– А что так долго? Уже двенадцатый час!

– Ты уже спишь? – глупо спросила она. Могла б догадаться, что он рассердится: приличные люди никогда после одиннадцати не звонят.

– Ладно, сама виновата, – продолжил Дима. – Значит, поедешь, в чем есть.

– О чем ты? Куда поеду? – заволновалась Надя.

– Мы уезжаем в Питер, – отрезал Полуянов.

– Что-о?

– Мы с тобой, ты да я, сейчас едем в Санкт-Петербург. В Ленинград. В Северную Пальмиру. В город на Неве. Поняла?

– Но…

– Никаких “но”. С “трех вокзалов” не уезжай. Переходи на Ленинградский и жди меня там. Возле касс.

Скоро буду.

В голове у Нади вертелся миллион вопросов: зачем? Почему так срочно? Где они в Питере будут жить? И чем заниматься? Но Дима все равно по телефону ей ничего не расскажет. А Надя сейчас хоть на Чукотку готова ехать – только б не домой. И только бы не быть в одиночестве.

Она сжала руками горло – испытанный способ, чтобы голос не дрожал и не срывался.

– Хорошо, Дима. Я тебя жду. Может быть, мне пока купить билеты?

Полуянов, кажется, уже настроившийся на ее миллион вопросов, облегченно сказал:

– Умничка. Жди… А про билеты забудь. Лучше зубную щетку купи. И чего там еще тебе нужно.

* * *

Дима сказал, что поедут они “по-левому” – договорятся с проводницей.

– В общем вагоне? – уточнила Надя.

– Почему в общем? В спальном.

– В СВ?! Туда уж точно не пустят, – предсказала Надя.

Но они вышли на перрон, смешались с потоком пассажиров, остановились подле спального… У остальных вагонов кипела веселая суета, а здесь стояла лишь грустная проводница. “Билет в СВ дороже, чем на самолет, – объяснил Полуянов. – Вот никто и не ездит”.

Он уверенно подкатился к тетеньке в новой, с иголочки, железнодорожной форме. Надя стояла в сторонке, смущенно сутулилась. Она очень не любила, когда отшивают. Однако… Димина просьба была встречена на “ура”. Проводница заулыбалась, засверкала золотыми зубами: “Проходите, устраивайтесь! Сейчас печеньица принесу!"

Дима подал Наде руку и помог войти в вагон. Она с удовольствием осмотрелась. Ну и красота! Пол устилает чистенькая ковровая дорожка, на окнах – накрахмаленные занавески, по стене развешаны кашпо с ухоженными цветами. Надя порадовалась, что успела отчистить в вокзальном туалете сапоги от деревенской грязи. В таком вагоне наследить – нога не подымается!

В купе оказалось уютно, как в западном фильме: топорщатся крахмальными наволочками подушки, со столика подмигивает букет астр. А на полке напротив – Дима. Усталый, измученный и.., такой красивый!

Поезд тронулся, и во второй раз за сегодняшний день мимо Нади стали уплывать – теперь в темноте – московские дебаркадеры, заборы, замусоренные шпалы и насыпи, полинявшие пятиэтажки.

Дима начал устраиваться в купе с наивозможным комфортом. Сменил, во-первых, здоровенные ботинки на клетчатые тапочки. Достал, во-вторых, из дорожной сумки “Рибок” фляжку коньяку. Оттуда же явилась шоколадка и набор алюминиевых штофов. В-третьих, он самолично посетил проводницкое купе – итогом этого визита стали два стакана чаю в уютных подстаканниках, а также тарелка с печеньем и вафлями.

– Можно жить, – потер он руки, откупорил коньяк и плеснул огненно-коричневую жидкость в два алюминиевых штофа.

– Ой, я не буду, – неуверенно запротестовала Надя.

– Не будешь – не будь, – не стал уговаривать Дима. – Однако, как сын врача, – а, стало быть, сам немного врач, – я рекомендовал бы вам, мадемуазель, добавить две ложечки коньяку в ваш чай. Чрезвычайно полезно после долгих пеших переходов.

Сам же Дима хватил рюмку и со вкусом зажевал коньяк шоколадкой.

"Пусть мне будет хуже, – решила Надя. – Пусть я потеряю самоконтроль. Пусть!..” – И тоже выпила коньячный штоф.

Немедленно затеплело в желудке, а вскорости горячая волна поднялась снизу и ударила в голову. Коньяк смыл и неловкость, и неуверенность в себе, и мысли о неопределенности собственной судьбы и положения.

– Дима, – строго спросила Надежда. – Зачем это все? Зачем тебе дневники Евгении Станиславовны? Зачем мы едем в Ленинград? Почему все наспех? И тайно?

– Хорошие вопросики, – хохотнул Полуянов. Приподнялся, запер дверь в купе и притушил верхний свет. – В одном я тебя могу заверить, Надежда. Это НЕ романтическое путешествие. Совсем неромантическое. – Посмотрел на Надю наглым глазом и добавил:

– Несмотря на твои столь очевидные достоинства.

Надя покраснела. Отчего-то ей почудилось, что под “столь очевидными достоинствами” Дима имел в виду только ее грудь, и ничего больше. Что, право, за шуточки! На уровне вокзальных пошляков!

– Тогда скажи: что происходит? – довольно зло спросила Надя.

"Ну не урод ли!.. – подумалось ей. – Утащил меня из дома. Везет зачем-то в Питер. Без ночнушки, без запасной одежды, без тапочек, наконец!.. Где мы там будем жить? И, в конце концов, – на какие деньги?.."

– Мы едем, – спокойно ответил Дима, – потому, во-первых, что мы скрываемся. А во-вторых, потому – что хотим установить истину.

– Какую истину? И от кого скрываемся?

– Рассказываю. Конспективно – но без умолчаний, цензуры и купюр.

И Дима поведал Наде о странной смерти бывшего главврача Аркадия Михайловича Ставинкова. И о загадочной временной связи его кончины со смертями Евгении Станиславовны и тети Раи. И о том, что три эти смерти имеют отчетливо криминальный оттенок. И о том, что на него самого, Диму, позавчера явно покушались. И он вынужден скрываться. И еще он волнуется за Надю. И поэтому хочет, чтобы она тоже исчезла из столицы.

В рассказ Димы трудно было поверить – однако повествовал он довольно складно. Надо отдать ему должное, концы с концами сходились.

– Почему ты мне сразу не сказал, что на тебя покушались? – строго спросила Надя. – Еще вчера – не сказал?

Дима обворожительно улыбнулся:

– Нервировать раньше времени не хотел. Вдруг бы ты тогда в Рюмино не поехала?

У Нади на языке так и вертелось: “Дурак”. Но вслух она произнесла:

– Значит, эту тетку и правда кто-то нанял…

– Какую тетку? – немедленно насторожился Полуянов.

Надя рассказала ему о соседке по Рюмину, о ее просьбе показать паспорт и отчетливом ощущении: бабе велели следить за Диминым домом.

– В концепцию вписывается, – задумчиво протянул Дима. – Значит, правильно, что мы уезжаем.

– Но кто они, эти люди? Кто? – отчаянно и громко вскрикнула Надя. Дима поморщился:

– А вот визжать, Надежда Батьковна, вовсе не обязательно…

И тут же смягчил резкий тон:

– Не все, Наденька, сразу. А версия у меня одна. Наши матери, твоя и моя, а также главврач Аркадий Михайлович стали свидетелями какой-то ужасной тайны. Какой? Не знаю. Например, где закопана Янтарная комната. Или “Либерия” Ивана Четвертого. Или, напротив: они дознались, что нашему президенту был когда-то поставлен диагноз “шизофрения”. Или каким-то чудом узнали, отчего умер Собчак. Или – кто убил Старовойтову. Или Александра Меня. Или Листьева…