Эксклюзивный мачо

Я поднялась, прошлась по комнате. Тагаев за­нял мое место, устроился с удобствами, гладил мою собаку и наблюдал за мной.

– Что скажешь? – спросил он, наглядевшись вдоволь.

– Скажу, что мы у исходной точки. Есть четыре убийства и нет мотива. Нет, хоть тресни. Я очень рассчитывала, что это дело рук твоего Сотника.

– У него умишка на это не хватит, зря рассчи­тывала, я тебе сразу сказал.

– Я хотела убедиться.

– Убедилась, что дальше?

– Что ты заладил? – разозлилась я.

– Это же твоя работа, ты должна знать, – оби­делся он. Я сгребла листы с пола и разложила их на кровати.

– Попробуем идти от обратного. Прикинем, ко­му убийства выгодны.

– Кому?

– Кто выиграл от смерти Анны?

– Точно не я, – фыркнул Тагаев.

– От смерти Райзмана? Или от смерти Веры?

– Возможно, этот Никифоров. Ни ты, ни я ни­чего о нем не знаем.

– Ага. Есть еще Лапшин. Его жена получила на­следство. Большое.

– Ну вот, чем не мотив?

– Есть одно “но”. Она любила мужа, и у нее не было повода его убивать, он не собирался ее бросать и вообще дорожил супругой. Так что не сходится.

– Но ведь кто-то убил?

– Точно.

– А как ты вляпалась в эту историю? – доду­мался спросить Тагаев. Пришлось рассказать. – Говоришь, Сафронов был уверен, что его хотят убить? Так, может, в этом все дело?

Я поморщилась.

– Не думай, что эта мысль не приходила мне в голову. Но похоже, что предполагаемый убийца су­ществует только в его воображении.

– Давай поищем как следует.

– Давай. Хотя мне больше нравился Никифо­ров. Он был связан с Сотником. Тот хотел от тебя избавиться, и Никифоров помогал киллеру.

– Забудь об этом. Но Никифоровым не худо за­няться. Кто еще? Эта баба, жена Лапшина.

– Вот ею, с твоего позволения, я сама займусь.

До обеда я отсыпалась, в двенадцать меня разбу­дил Тагаев и с места в карьер спросил:

– С Никифоровым поговорить хочешь?

– Каким образом? О господи, ты что, спятил?

– Хочешь или нет? – поморщился он.

– Хочу, – буркнула я, отбрасывая одеяло.

– Тогда поехали. Он ждет нас не дождется.

Ехать пришлось недалеко, в гаражный коопера­тив “Восток”. По соседству размещалась автомас­терская, в задней комнате которой сидел Никифо­ров. Еще подходя к двери, я услышала его голос:

– Да я его больше года даже не видел. Ну, были у меня с Сотником дела, были да сплыли.

Тут мы вошли. Никифоров увидел меня и замер на полуслове. Я села на стул верхом, Тагаев предпо­чел постоять, привалился к стене и сложил руки на груди.

– В чем дело? – спросил Никифоров, вопрос адресовался мне.

– Надеюсь, вы не откажетесь поговорить со мной? – вежливо поинтересовалась я.

– Что за бандитские методы? – возмутился он. Рослый паренек за его спиной обиделся и замахнулся. Я покачала головой, Тагаев кивнул, и парень опус­тил руку.

– Я могу изложить свои вопросы на бумаге и уйти часа на два. Могу задать их сама. Выбирайте.

Никифоров оказался здравомыслящим челове­ком и сделал правильный выбор.

Беседа была долгой, но не особенно плодотвор­ной. Если верить словам Никифорова, о том, кому понадобились эти убийства, он даже не догадывался, подозревал меня. В настоящий момент даже боль­ше, чем тогда на яхте. Правда, кое-что я все-таки узнала. К примеру, его связь с Анной началась пару месяцев назад, и погром в ее квартире устроил води­тель Никифорова по его просьбе. Искал подвеску, которую Никифоров подарил Анне в знак своей боль­шой любви. Подвеску, кстати, она сдала в ломбард, на что имелась справка. Искал он ее по одной при­чине: боялся, что об их связи узнают и в убийстве заподозрят его. Редкий случай идиотизма, если учесть, что на яхте их караулил Лапшин и даже рассказал об этом жене, а детишки, рыбачившие с причала, пове­дали о дяде с тетей, поднимавшихся на борт яхты.

– Может, ты так боялся, что всех четверых по­решил? – влез Тагаев.

– Да вы с ума сошли. С какой стати? Ну зачем, зачем мне ее убивать, скажите на милость?

– Ты ж сам сказал, боялся, что о твоих шашнях узнают.

– Вы имеете в виду Веру? Но ведь ее тоже уби­ли. А Лапшин? Райзман, в конце концов? Убийца – псих. Маньяк. Я не уверен, что сам нахожусь в безопасности.

– Какая уж тут уверенность, – съязвил Тагаев, а я поднялась.

– Отпусти его.

Парни переглянулись.

– Может, мы прогуляемся, а ребята еще по­спрашивают? – предложил Тагаев. Я вздохнула и терпеливо пояснила:

– Нам нужен убийца. Я хочу посадить его в тюрь­му. Показания, полученные с применением силы, в суде недействительны. И это уже мое дело. Разве нет?

– Отпустите, – буркнул Тагаев.

Оказавшись возле дверей, Никифоров неожи­данно осмелел.

– Мы еще поговорим об этом… в соответствую­щем месте…

Тагаев сгреб его за ворот рубашки и сказал тихо, но, как всегда, впечатляюще:

– Ты жив, потому что она так захотела. – По­хлопал по плечу и ласково добавил: – Топай.

Петр Викентьевич обрадовался мне, а когда со­образил, что меня вновь чрезвычайно заинтересова­ли его догадки о кознях предполагаемых врагов, воспрял духом и приободрился.

– Я вам с самого начала говорил, эти убийства каким-то образом направлены против меня.

Я с ним согласилась и еще два дня ухлопала на разные вопросы и напрасные поиски.

Третий день начался с хорошей вести. Лялин чувствовал себя неплохо, и его разрешили навес­тить. Он лежал бледный, с черными кругами у глаз, сам на себя похожий только усами. Увидев меня, он весело усмехнулся и подмигнул.

– Привет, – сказал Лялин тихо.

– Привет, – разулыбалась я, устроившись на стуле. – Как ты?

– Нормально. Скоро встану.

– Ты поторопись, мне уже ох как неймется. По­мнишь, что обещал?

– Это я в бреду, – хихикнул Лялин.

– Вот так всегда. Нет, чтобы девушку осчастли­вить.

Лялин продемонстрировал мне кулак и весело заржал, чем меня порадовал. Не иначе как в самом деле на поправку пошел, а круги под глазами – ерун­да, пройдет.

– Додразнишься, – заявил он.

– Да я внутренне всегда готова. Ты только команду дай. Вот хоть сейчас, пока медсестры нет.

Он покачал головой, страшно довольный, и бурк­нул:

– Охота тебе смеяться над женатым человеком. – Потом взял меня за руку и вздохнул: – Рассказы­вай.

– О моей любви и ожидании неземного бла­женства?

– О том, что раскопать успела.

– Нет, я только о любви. Все остальное тебе про­тивопоказано. Хочешь, я красочно обрисую…

– Ты меня на грех-то не наводи.

– Так это как раз моя мечта: предаться с тобой пороку…