Экскурсия выпускного класса

Потеряв след, собака остановилась и укоризненно взглянула на хозяина – так ему, по крайней мере, показалось.

И тут у Клозе мелькнула идея.

Он схватил собаку за ошейник и потащил к себе в каморку. Здесь лежал платок в бело-голубую клетку, найденный Гаррасом с час назад у входа в подвал.

Овчарка снова взяла след. Клозе повел ее теперь по отдельным лестницам и переходам. Здесь количество следов было много меньше, чем в коридоре на первом этаже.

Этот маневр он повторил трижды, четырежды. Клозе и сам уже не верил в успех.

Однако в последнем переходе собака вдруг ощетинилась, раздалось сдержанное, но злое рычанье. Почти касаясь носом пола, овчарка рванула с места, пару раз пришлось возвращаться, но потом она снова устремлялась вперед. Перед дверью кабинета физики она остановилась и вопросительно поглядела на Клозе.

Сторож распахнул дверь.

Гаррас вытянул голову, зарычал и бросился к ученику, одиноко сидевшему на последней скамье.

Тот в страхе отпрянул, когда овчарка кинулась к ему, оскалив зубы.

– Не двигайся! – крикнул Клозе. – Иначе укусит! Скорчившись и замерев, парень лежал на полу; Гар-

ас склонился над ним.

– В чем дело, Клозе?

Учитель физики, пожилой, добродушный человек из тех, что мухи не обидит, возмущенно поднялся со стула:

– Что это вы себе позволяете?

И тут Клозе поднял носовой платок. Все узнали его – платки в бело-голубую клетку были только у одного ученика.

Он лежал на полу, бледный как мел, чувствуя дыхание овчарки на лице. Олаф.

62

«В эфире вторая программа западногерманского радио. Пятнадцать часов, ноль минут. Передаем последние известия.

До сих пор не выяснены обстоятельства, при которых пятидесятишестилетний Отто Хольц из района Мёнезее сумел покончить жизнь самоубийством в следственной полицейской тюрьме Зоста. Как уже сообщалось, Хольц арестован был в среду по обвинению в нелегальном хранении оружия и подозрению в помощи уголовно-террористической группе.

Как заявил министр юстиции земли Северный Рейн-Вестфалия, в действиях охранявших Хольца лиц не усматривается каких-либо дисциплинарных нарушений. В соответствии с инструкцией перед препровождением Хольца в камеру у него изъяты были все вещи, с помощью которых арестованный мог бы покушаться на собственную жизнь. Как попала в камеру веревка, на которой повесился Хольц, министру представляется «необъяснимым».

Как стало известно редакции гамбургского журнала «Коррект», в среду поздно вечером – уже после заявления Хольца о готовности дать на следующий день показания – его посетил один из адвокатов. В этой связи редакция отмечает, что по крайней мере один из адвокатов Хольца неоднократно выступал в прошлом защитником правоэкстремистских элементов. Журнал утверждает, что именно это обстоятельство могло бы пролить свет на смерть Хольца.

Однако представитель адвокатской конторы опроверг догадки журнала как «немыслимые и безответственные наветы». Он заявил, что против журнала будет возбуждено уголовное дело по обвинению в клевете».

– Немыслимо!

Рената со звоном грохнула кофейник на стол.

– Они даже ухитрились передать Хольцу веревку, чтобы он успел мирно повеситься в тюрьме. Если он вообще сделал это сам…

– Как это? – спросила Стефания.

– Сразу вспоминается тюрьма в Штаммгейме… Тогда они уверяли, будто Андреас Баадер и Ульрика Майнхоф исхитрились тайком пронести в камеру пистолет, а потом покончили с собой ради того только, чтобы создать трудности следствию. Блажен, кто верует…

Рената поставила на стол две большие голубые чашки с белыми нарисованными облаками. Наполнила обе до краев и пододвинула одну девушке. Потом уселась в старое протертое кожаное кресло и закурила.

– Ну все-таки расскажи!

– Что тут рассказывать?

Сидя на краешке кровати, Стефания долго молча помешивала в чашке, потом продолжила:

– Это просто ужасно. Я проревела весь день…

– Что с родителями Илмаза?

– Они с нами не разговаривают. Отец уже заказал ящики для багажа. Они возвращаются в Турцию.

Наконец она отложила в сторону ложку и сделала пару шумных глотков.

– Сегодня утром я просто не пошла в школу. Уселась на берегу Рура и смотрела на воду. Хорошо бы сейчас каникулы, тогда можно было бы уехать куда-нибудь и ни о чем не думать.

– Приходи ко мне, когда захочешь, – сказала Рената. – У меня сейчас много свободного времени.

Она соскользнула с кресла, присела на корточки перед полкой с пластинками. Провела рукой по конвертам, словно отыскивая что-то. Наконец вытащила одну пластинку.

– Никогда не слышала протяжные еврейские песни под гитару? Хочешь, поставлю?

Не дожидаясь ответа, она положила пластинку на диск проигрывателя.

Примерно через час раздался резкий, нетерпеливый звонок.

Рената отворила.

В комнату ворвались Оливер, Ирис, Сабина, Йорг, Андреа, Бруно и грохнули на стол огромную коробку с пирожными. Рената и Стефи отправились на кухню кипятить чай и снова варить кофе. Бруно и Йорг притащили еще стулья. Ирис и Сабина удобно расположились на широкой кровати, Андреа вытянулась в любимом Ренатином кресле, Бруно и Йорг удовольствовались жесткими стульями. Оливер без стеснения копался в книгах, которыми плотно забиты были четыре полки.

– Ну наваливайтесь…

Чай и кофе разлили по чашкам, зазвенели чайные ложечки. Андреа, причмокивая, облизала пальцы и потянулась за вторым куском.

– Это надо было видеть! – рассказывала Сабина с полным ртом. – Распахивается дверь, влетает Клозова собака и прямиком к этому идиоту Олафу. Тот от страха чуть в штаны не напустил.

– Я вот думаю, неужели Олаф сделал это один? – произнесла Рената.

– Сегодня ночью, возможно, – принялась рассуждать вслух Стефи. – А вообще? У нас в городе вечно расклеены плакаты «Боевого фронта». В поселке, что на склоне Розенберга, нацисты швыряют в почтовые ящики коммунистам и социал-демократам письма с угрозами. А в «Замке», там, где собираются обычно иностранцы, в окна то и дело летят камни, бомбы со слезоточивым газом. Это, наверное, целая банда.

– И что же городские власти?

– Городские власти? – отмахнулась Ирис. – А они делают вид, что ничего не замечают. Когда отец Стефи поднял об этом вопрос в муниципалитете, даже Нойнер разыграл театр и заявил, что коммунисты придают слишком большое значение глупым шуткам нескольких мальчишек. Они будто ничего не видят и не слышат!

– Вы знаете про Хольца? – спросил Оливер.

Все кивнули.

– Все-таки удивительно, – задумчиво сказал Йорг. – Мы были в пятнадцати метрах от раскрытия тайны. У меня до сих пор перед глазами тот фургон. Как подумаешь, что там внутри лежал связанный Шойбнер и раненый нацистский главарь…

Стефи кивнула.

– Я тоже все время об этом думаю. И никак не могу вспомнить лица двух типов, что сидели в «форде». Ведь мы тогда смотрели на дурака Олафа, который как истукан уставился на автомобиль.

Все замолчали.

И тут снова раздался звонок.

Рената хотела уже подняться из низкого кресла-корзинки, но Оливер опередил ее.

– Не утруждайте себя, я открою! – крикнул он, разыгрывая кавалера былых времен.

Быстрые шаги простучали по деревянной лестнице, и вот уже Линда на высоких пробковых каблуках влетела в комнату.