Экспансия

Второе место у Кротово, там, благодаря производству бумаги, получилось не сильно отстать от беженцев, идя с ними «ноздря в ноздрю». Третье у кучковцев, но они имеют большой потенциал к развитию, пока лишь осваиваясь. А еще кучковцы посчитали, что те кузнецы, их соплеменники, которые отправились работать на металлургический комплекс, должны приносить баллы им, бывшим рядовичам боярина Кучки.

Все же правы были те, кто придумал всякого рода соревнования между предприятиями. Современные люди так прониклись соревновательным духом, что уже строят планы по тому, как им «выстрелить» в следующие три месяца, чтобы повысить свои показатели. Приходят и ко мне, спрашивают, как лучше, я и советую. Дело то общее, несмотря на то, что каждое селение пытается на себя одеяло потянуть. А еще был устроен что-то вроде семинара, где старосты делятся своими наблюдениями и решениями в той или иной обстановке.

Кроме того, я хочу уговорить Геркула, чтобы и его две деревни стали участвовать в таких соревнованиях. Расширяя географию и привлекая условно «чужих», психологически «наши» не должны проиграть, а будут стремиться «показать Кузькину мать».

Призы за первое, второе места были существенные. Во-первых, это плуги, когда за первое место селение получало два плуга, а за второе — одно. Правда при этом, они отдавали старые свои сохи тем, кто третье место получил. А еще за первое место было положено два коня, годных для сельско-хозяйственных работ, две коровы, десять гривен серебром, два обреза шерстяной ткани. За второе место все это, но вдвое меньше.

Так что было за что бороться. Вот пусть и борются. Если соревнования помогают несколько улучшить производительность труда, мотивировать к развитию, то это снимает с меня немало ответственности. Когда система работает, то быть системным администратором намного легче, чем постоянно латать и чинить разваливающийся механизм.

Ну а после награждения, как и благодарение отдельных людей в размере от 5 кун до гривны, начались празднования. Все руководство, ремесленники были приглашены на пир в мою усадьбу. Готовились столы и в каждом из селений. Посетил нас и воевода.

И вот оно — Рождество! Долгожданное, сытое, дающее надежду.

— Святой отец и ты все это дозволил? — спрашивал воевода Иван Ростиславович.

— И что ты, воевода-брат, увидел неподобающего? — спросил Спиридон у главы христианского Братства.

Я скромненько стоял в сторонке, любовался большой елью, украшенной всякими ленточками, деревянными игрушками, разукрашенными охрой или мелом. Ну а на вершине новогодне-рождественской ели была прикреплена деревянная звезда.

Как смогли, так мне и угодили, ибо остальные недоумевали, зачем все это нужно. Возмущался и отец… вот же называть Спирку «отцом», но ничего не поделаешь, отец и есть. Спиридон сперва и вовсе рвался найти факел, чтобы быстрее спалить это непотребство. Но пришлось найти слова, чтобы оставить елку.

Каждому из нас нужна частичка уюта, того, с чем мы связываем лучшие свои эмоции. Новый год — это моя эмоция, мои триггеры, с которыми стало чуточку теплее, по-свойски, по-домашнему. И нужно лишь поставить елку и украсить ее — и все, настроение рождественско-новогоднее пришло, пусть до Нового года еще больше двух месяцев. Тут-то он в марте приходит, как сельско-хозяйственный сезон.

Спиридон долго и обстоятельно пересказывал воеводе все то, что я ему говорил не так давно. Настоятель храма лишь немного добавил в рассказ выдержек из церковных текстов. Вот так и подводил Спирка к тому, что украшенная ель теперь — самый главный Рождественский атрибут, только чтобы звезда на ней была обязательно, Вифлеемская.

— Что, сын, любо тебе такое? — спросил воевода-князь своего сына Ростислава Ивановича.

— Любо, отец, дозволь мне больше оставаться во Владово! — поспешил воспользоваться случаем Ростислав и попросился побыть у меня.

Еще раньше были такие разговоры и я приглашал княжича погостить. Были мысли о том, что Иван Ростиславович не вечный, всякое может быть. Ну а главой Братства лучше ставить хоть кого, но Рюриковича, иначе могут быть некоторые проблемы в общении с князьями, как и в целом в политике Братства. Некоторые просто не станут, к примеру, со мной говорить, какими бы боярскими званиями меня не обвешали. Самый великий из всех великих бояр все равно ниже по статусу, чем захудалый, но князек. А вот говорить со мной, как с представителем Рюриковича, вполне.

Вон, Степан Кучка, на что уже был силен и богат, но не смог сделаться выше, не пошли за ним другие люди, не смог заручиться честными союзниками из князей.

Так что я видел именно в Ростиславе Ивановиче будущего воеводу. Не нужно нам, чтобы прислали какого «варяга», никого чужого не надо. Ну а для того, чтобы все идеи Братства, как ныне существующие, так и те, которым предстоит родиться на свет в будущем, были приняты, необходимо «воспитывать» своего воеводу уже сейчас. Жаль, что я уезжаю в Киев, можно было бы серьезно промыть мозги княжичу.

— Все! Все! Уймись, верю я, что сие богоугодно! — взмолился воевода.

Да, Спиридон умеет быть дотошным и нудным. Увлекается часто пространными рассуждениями и любит нравоучать. Хорошо, что хоть куцую, но бороду отращивает, а так ребенком казался и не воспринимался всерьез никак.

— Ну, что воевода-брат скажешь? Забираешь Улиту Степановну? — в очередной раз задал я вопрос, от ответа на который Иван Ростиславович постоянно уходил.

Теперь же я так неожиданно спросил, специально выгодал момент, что князь-воевода растерялся и не смог уйти от ответа.

— Да, нет же… Для меня она не столь важна. Три деревни? Что за ней еще? — отвечал князь, явно рассердившись, что я такой вот назойливый. — Да и девица мала годами сильно…

— Еще за ней пять сотен гривен, пятьдесят добрых коней… — начал я перечислять приданное Улиты, понимая, что, действительно, сильно все это мелко для воеводы, численность воинов у которого со всеми последними пополнениями составляет более шести сотен бойцов.

Ивану Ростиславовичу впору венчаться на дочери какого великого князя, пусть и самого Изяслава Мстиславовича Киевского, но не на сироте. Мне ее забирать?

— Воевода-брат, нужно ее пристроить, — сказал я, поняв к чему ведет Иван Ростиславович.

— Ну так женись, девка же ладная, сыны будут здоровыми, — усмехнулся воевода.

И что? Признаться Ивану Ростиславовичу, что девка такая строптивая и склочная, что не хочу ее в жены? С другой стороны… Ну а почему бы и нет. Пусть родит мне, запру ее в тереме, если что, а так… Три деревни, что выторговал воевода в качестве приданного Улите — это немало, пусть и я рассчитываю в скором времени иметь сильно больше. Между тем, это чуть меньше четырех сотен людей, нормальные земли, лес, отличная река…

Вот так говорить о Москва-реке как-то не привычно, но да, тут и стерлядь и в притоках форель водится. А чистота воды какая!.. Людям из будущего не понять.

— Что? Венчаем? — усмехнулся воевода. — Ну а кому? Геркул — женат, Никифор — тоже, Боромир женат. Отдавать Улиту Степановну кому из новоприбывших сотников не следует. Отдавать ее на сторону, нельзя, земел лишимся добрых. Да и девка хороша, может согреть меня сегодня ночью. Я же у тебя останусь, завтра поеду к себе.

Я не сразу ответил. Все же зависит от того, как к ситуации подходить. Если Улита для меня жена, то усмирить ее должно. И никто мне и слова не скажет, если и плетьми отхожу. Надеюсь, этой курве, порка розгами не принесет удовольствия. Что же до предложения князя предоставить Улиту ему для согрева, то я просто промолчал, иному бы и в морду дал.